Неужели и ад пока меня отпускает? Что-то подозрительно легко. Знать бы кому — поставил бы свечку.
Каменные ступени, узкий наклонный коридор, ведущий в глубину подземелья. Ход с арочным сводом. Вода хлюпает под ногами. И не испаряется — вот что главное.
Кладка здесь такая старая, что, кажется, все может обвалиться от слишком громкого звука. В пяти шагах уже царит мрак, и эта дистанция быстро сокращается. Удаляясь от люка, окончательно отрезаю себя от света.
Бреду на ощупь, то задевая стены плечами, то низкий свод — головой. Смотрю на циферблат часов — двенадцать радиальных штришков фосфоресцируют во мраке. Симметрию нарушают стрелки, вырезающие аккуратную четверть. После атаки голубых огней они сияют гораздо ярче. М-да, не хватануть бы мне лучевую болезнь… Ладно, если механика не врет, а я не свихнулся, сейчас три часа ночи. Это что же получается? Скоро сутки как не жрал и не пил, но не чувствую ни голода, ни жажды. Вот жалость к сопляку испытываю. Когда о нем вспоминаю.
Иду вслепую. Две сотни шагов по щиколотку в вонючей воде.
А потом впереди вспыхивает огонек зажигалки.
7
Признаться, мелькнула безумная надежда, что это Санта. Кто еще мог прийти на помощь, вернувшись из небытия, — так вовремя, когда одолела безысходность, и так обыденно и спокойно, словно выполняя привычную работу? Спасти напарника, окруженного кротами? Плевое дело: вращаешь колесико, высекаешь искру, делишься своим светом — и все проблемы позади. Ну, почти все. Вам обоим остается выбраться из подземелья и найти машину, в баке которой достаточно горючего, чтобы смотаться из города…
Мгновение спустя надежда сдохла. Я знал, что мертвые не возвращаются, все это чушь собачья, не более чем острая вспышка тоски по Санте. Сперва я увидел руку, державшую зажигалку, а затем и лицо того, кто ждал меня, обманув мои ожидания.
Несмотря на мрак подземелья, мальчишка так и не снял свои чертовы очки. Резкие колеблющиеся тени состарили его лет на пятьдесят; глубокие морщины пролегли от крыльев носа к уголкам рта. Он превратился в жутковатого лилипута с плавящимся восковым лицом. Впрочем, таким он казался недолго.
Испытывал ли я радость и облегчение? Ну, наверное. Но гораздо сильнее было чувство тревоги. И, конечно, никуда не делось подозрение, что меня используют. А «награда» за это всегда одна, без вариантов: валясь с ног от усталости, ты приходишь туда, где тебе обещана теплая мягкая постель. Падаешь, содрав с себя заскорузлую рубаху и грязное белье, но вдруг ощущаешь цепенеющим телом холод и твердость могильной плиты. И не только снаружи, вот что неприятнее всего.
Когда я подошел поближе, стало ясно: парень не случайно торчит именно здесь. Он ждал меня на перекрестке; это была гарантия того, что никто не заблудится. Что я не проскочу мимо. Что мы встретимся во владениях темноты и выйдем из подземелья тем же путем, которым он пришел сюда. О том, как он нашел это место, вычислил мой маршрут и время встречи, сейчас лучше не думать. В голове и без того была каша: сначала театр с маскарадом, привидениями и безумным иллюзионом, затем блуждающая электростанция, которая едва не поджарила меня заживо… Маленький ублюдок вдруг обнаружил свое прежде незаметное, но совсем не маленькое превосходство, которому я не мог найти объяснения. А все, чему я не мог найти объяснения, подтачивало мой и без того крайне шаткий рационализм, за который я все еще цеплялся, как за последнее внятное правило игры в сумасшедшем мире.
* * *
Никакого сомнения: он знал дорогу и не был сомнамбулическим посланцем, приведенным на перекресток некой таинственной силой. Теперь я из ведущего превратился в ведомого. Пока мы пробирались через клоаку, он лишь изредка пользовался зажигалкой, экономя бензин. У меня сложилось впечатление, что у него в башке запечатлена надежная карта и он помнит число шагов, пройденных им от одной развилки до другой.
Я думал, мальчишка обессилел после многих часов без еды и питья и придется тащить его на себе, но он уверенно двигался в лабиринте узких проходов на несколько шагов впереди, поддерживая темп, который оказался чрезмерным для меня. Когда я остановился, чтобы перевести дыхание, он сразу же вернулся. Огонек зажигалки вспыхнул снова. Какая трогательная забота… Его лицо было непроницаемым. А мое — вряд ли.
Проклятое любопытство возобладало над скребущим по самолюбию чувством неполноценности. Я спросил:
— Как ты узнал, где нужно ждать?
Он предъявил костяшку домино, которую до этого зажимал в кулаке. Между прочим, мой подарок. Я пригляделся к точкам на костяшке. «Пять — один». Ну и что это означает? Парень, я ненавижу эти игры в молчанку. Будь ты постарше, я бы вытряс из тебя ответ. Впрочем, дело было даже не в возрасте. Единственное, что меня останавливало, это пустячок, которым я не мог пренебречь: своим появлением щенок, вероятно, спас мне жизнь.
Поэтому я не задал другого вопроса, ответ на который интересовал меня не меньше: где он взял зажигалку?
Ладно, идем дальше. Показывай дорогу, мать твою. Может, на свету верну должок.
Узкая кишка очередного коридора закончилась лестницей, ведущей вверх. Я одолел ее вслед за парнем и, протиснувшись через люк (подозреваю, это был близнец того, что находился в парке, — а сколько их еще разбросано по городу?), очутился там, где погуливали ледяные сквозняки. Неба или окон не видно. Если откинутая в сторону крышка люка, на которую я наступил, раньше была закрыта, то плохо представляю, каким образом хилому восьмилетнему мальчишке удалось ее поднять.
Он снова ненадолго подсветил мне. Я увидел железобетонные опоры, пандусы, светоотражающие полосы разметки. Хромированные морды выстроившихся рядами тачек. Это была подземная стоянка, причем наверняка ее нижний ярус. Десятки или даже сотни машин.
Черт, возможно, моя (вернее, теперь уже наша) вылазка закончится лучше, чем начиналась! Я был уверен, что за весь срок кротовьей напасти не многие зрячие рискнули сунуть нос в подземелье — особенно на нижний ярус. Значит, есть шанс раздобыть горючее. Много горючего, а не жалкие слезы, плескавшиеся на дне моей канистры.
Работенка предстояла не из легких. Через час я уже валился с ног. Вскрывая баки, до крови ободрал руки. Проверил полсотни тачек — и везде выпало «дубль-пусто». На седьмом десятке я сбился со счета. Мальчишка отдал мне зажигалку, а сам стоял на стреме, не проявляя ни малейших признаков нетерпения. Хороший будет напарник… если доживет до первого бритья. Честно говоря, в его возрасте у меня не хватило бы духу в одиночку спуститься сюда, не говоря уже о том, чтобы прогуляться по старому лабиринту под городом, принадлежащим тварям. Да, теперь понимаю, как в свое время Санте пришлось со мной помучиться…
В конце концов я вымолил щедрую подачку, добравшись до невзрачного пикапа с разбитой левой фарой. Номера стояночных мест были намалеваны на бетоне белой краской. Пикапу достался пятьдесят первый. И как тут было не вздрогнуть? Бак развалюхи оказался залит как минимум до половины. У меня в глотке пересохло. Давно не подваливала такая удача. Только что судьба возьмет взамен?
