Снова палило солнце. Снова пот капал с ресниц и темнело в глазах. Снова путались мысли, видимо, следуя за дорогой, петлявшей по скалистой местности. Пейзаж напоминал одновременно лунный, который я когда-то видел на старых фотографиях, и недавнее сновидение, обещавшее близкий берег океана и встречу с Сантой. Что ж, против встречи я ничего не имел, событие само по себе приятное — чего не скажешь о моих ощущениях наяву. Молниеподобными воспоминаниями все «приятности» исчерпывались. От берега я был в некотором смысле так же далек, как день, месяц или год назад. Это перестало быть вопросом расстояния; теперь это был вопрос реальности восприятия. Или его окончательной измены.
Все вокруг сделалось черно-серым, а небо, выжженное солнцем дотла, приобрело цвет жидкого свинца. Спустя пару часов я начал думать, что, пожалуй, рановато проникся надеждой и, хуже того, дороговато заплатил за бесполезный компас. К вечеру, когда запас воды значительно поубавился, мои опасения переросли в уверенность. Глядя на то, с какой жадностью земля поглощает мою сливную струю, я пришел к выводу, что вскоре буду готов отдать за полтора литра животворной влаги гораздо больше, чем отдал меняла.
* * *
И вот она — первая развилка на протяжении нескольких сотен километров (если судить по показаниям одометра и расходу горючего). Времени было навалом, и возможность выбора вогнала меня в ступор. Никаких рациональных причин предпочесть левую или правую дорогу у меня не имелось; оставалось положиться на случай, а я ненавижу отдавать что-либо на откуп случаю.
«Ты не один, — напомнил Святоша-аллилуйщик. — Может, посоветуемся?»
Советоваться с тобой? Нет, я еще не конченый псих, даже если на Черной Миле плавятся мозги… До меня не сразу дошло, кого он имел в виду.
— Что ты об этом думаешь? — поинтересовался я у юного специалиста по головоломкам и ткнул двумя пальцами в лобовое стекло. Хотя сомневался, что он вообще о чем-то думает. Насколько я себя помнил, в таком возрасте мной руководили простые потребности, желания и страх; но было бы неплохо знать, каковы желания кротовьих выродков.
В ответ он разжал кулак и показал мне белую костяшку домино на потной ладони. Двойная четверка. Да ты шутишь, что ли. А мне, щенок, не до шуток.
— Здóрово, — сказал я и вылез из машины.
Солнце заходило за скалы, и ущелье казалось наполненным роящейся мошкарой. Вдобавок ко всему у меня появились проблемы с глазами. Все, что попадало в поле зрения, напоминало мозаику, составленную из мелких пульсирующих фрагментов. Это порождало довольно тошнотворное ощущение — особенно когда я пытался к чему-нибудь приглядеться. И ладно бы еще, если это было только следствием сжигавшего меня внутреннего жара.
Я вытащил компас и дважды взял азимут. Левая дорога уводила почти точно на юго-восток, правая — почти точно на юго-запад. И обе выглядели одинаково бесперспективно.
Начитавшись в детстве всяких историй, я знал, что доверить свою судьбу можно и подброшенной монете (по крайней мере, четыре-четыре точно не выпадет) — но у меня не было при себе ни одной; таскать их с собой не только бессмысленно, но и опасно для жизни — выдать может любой случайный звук. Пришлось сыграть с судьбой в бутылочку, не очень-то рассчитывая на поцелуй. За неимением стеклянной сошла пластиковая. Крутилась она даже лучше. А когда остановилась, я ухмыльнулся и сказал вслух: «Это я и без тебя знаю». Горлышко указывало на север. Издевается, блядь, Черная Миля… Закрученная во второй раз, бутылка больше не останавливалась — внезапно налетевший ветер понес ее на юго-восток.
Значит, так тому и быть. Я выбрал левую дорогу.
* * *
«А левые дороги приводят в левые места», — время от времени напоминает мне Желчная Сучка. Я не могу ее заткнуть. Потому что она права.
Два часа спустя. Наступает ночь. Наступают твари. «Ауди» горит ярким пламенем, освещая стометровый круг, и то, что мы с мальчишкой не превращаемся внутри нее в дым вместе с кожаным салоном, — большая удача. Машина честно отслужила свое (на других я проехал гораздо меньше), да и напоследок принесла кое-какую пользу. Нет ничего хуже, чем обороняться в темноте.
После того как я завалил пятерых, кроты осторожничают. Одни пытаются обойти нас с флангов, передвигаясь на безопасном расстоянии; остальные залегли и постреливают из укрытия. Но это продлится недолго — им нужно всего лишь дождаться, пока догорит костер.
Убравшись с дороги, мы с парнем углубились в кипарисовую аллею, ведущую куда-то в гору. Несмотря на дерьмовый расклад, чувствую себя на удивление неплохо, и тому есть объяснение. Я снова на привычной войне, где враг хорошо мне знаком. Видеть стал хуже, однако промахнулся всего дважды. С таким здоровьем пятеро — неслабый результат. Даже дятлы под черепом немного присмирели. Но не обманываюсь надеждой, что уже соскочил с Черной Мили.
За время нашего пути мальчишка первый раз попал в перестрелку, и, если я правильно понял старуху, он и прежде не нюхал пороху. В отличие от меня в его годы, ведет себя идеально и пока беспрекословно мне подчиняется. Единственная заминка случилась, когда он принялся под пулями собирать свои чертовы костяшки. В тот момент я уже знал, что машине конец, и оставалось только выяснить, бывают ли катафалки белыми.
Понадобилось всего несколько минут, правда, неимоверно долгих. За это время пламя перекрасило кузов в цвет копоти, а до меня дошло, что парень просто не мог поступить иначе. К этим своим костяшкам он относился примерно так же, как я к оружию. Я молился на стволы, когда переставал молиться Богу, и до сих пор они не подводили. Насчет Бога не знаю. Бросить их — немыслимо в любой ситуации; это означало бы гарантированно сдохнуть. Ну а бросить домино, вероятно, означало не найти выхода из лабиринта. Готов поверить во что угодно, лишь бы сработало. И, между прочим, пистолет пацан тоже не забыл прихватить с собой, хотя до сих пор ни разу им не воспользовался.
Взрыв гранаты заставляет меня ткнуться мордой в землю. Почти сразу же взрывается вторая. Слишком близко. Закладывает уши. Осколки стригут кипарисы над головой. Замираю, присыпанный мусором, прикидываю шансы. Где-то неподалеку должен быть какой-то населенный пункт, иначе откуда взяться кротам? Эти не похожи на оборотней, которые торгуют под мостом барахлишком мертвецов. Сомневаюсь также, что они держали тут постоянную засаду в расчете на случайных бродяг. Слишком гладко у них вышло: сначала грузовики, блокировавшие дорогу, затем на редкость точная стрельба по машине. Ловушка сработала словно хорошо смазанный механизм. Как если бы действовали зрячие… или хотя бы один зрячий, руководивший молниеносной операцией.
Я довольно часто думал о том, что однажды мне встретятся другие крысы — и все закончится как обычно. Бойней. Или аккуратным тихим убийством — в зависимости от обстоятельств. Я так и не узнаю, что прикончил зрячего собрата по несчастью. Это, конечно, нелепо и горько, но не более и не менее чем многое, уже случившееся со мной или, например, с Сантой. Я действительно не уверен, что убитые мной все до единого были кротами. Но кто начал эту войну? И кто мог ее остановить? Дважды ответ: не я.
