Когда санитар Курт сдавленно захрипел, я понял: происходит что-то интересное и я должен это увидеть. Кресло поехало вперед — должно быть, бритоголовый потерял равновесие и навалился на него брюхом. Воспользовавшись обретенной свободой передвижения, я схватился за правый обод и рванул его на себя. Боль резанула по кишкам. На пару мгновений потемнело в глазах. Кресло круто развернулось — на мое счастье, не настолько круто, чтобы опрокинуться.
Снова прозрев, я увидел, что Курт уже опустился на колени и начинает заваливаться на бок. У него не осталось лица. Голову охватили темные щупальца с зеркальными прожилками, будто на нее вылилось ведро жидкой смолы. После того как рот и нос оказались наглухо запечатанными, санитар больше не издал ни звука. К нему пришла тихая, но совсем не легкая смерть. Он упал, в судорогах перекатился на спину и продолжал корчиться. Каблуки тяжелых ботинок дробно постукивали по паркету. Это была долгая мучительная агония.
По-моему, я стал свидетелем редкого случая непосредственного воздаяния за грехи наши. Правда, кара могла показаться несоразмерной деянию, но кто знает, что еще тупица Курт успел украсть у Темноты?
Извергаясь из двух глубоких жерл на месте глаз, зеркальная «проказа» стремительно распространялась вниз по его телу, пожирая кожу и одежду. От этого зрелища трудно было оторвать взгляд. Но пришлось — я оказался совсем близко от телохранителя-Тени, который, пренебрегая вливавшимся через окна и стеклянный фонарь на потолке дневным светом, уже отделялся от умерщвляемого санитара и, возможно, искал следующую жертву. По краям Тени полыхал багровый огонь — в прямых солнечных лучах она напоминала цельный кусок тлеющего угля.
В том, что ее поднял мальчишка, я не сомневался, поскольку уже имел дело с чем-то подобным в доме Матери Ночи. Появилось опасение, как бы второй санитар — тот, что привез пациента «пять-один», — не свернул ему шею. Если действовать без паники и с пониманием, от кого исходит угроза, для ее ликвидации хватило бы доли секунды и одного резкого движения. Но куда там! Санитар упустил момент и был обречен.
Происходящее напоминало мне череду стоп-кадров, в каждом из которых время сжималось подобно мощной пружине, а затем выстреливало в промежутках с удесятеренной скоростью. Пока я откатывался в своем кресле, продираясь сквозь липкие, вязкие, словно застывающий бетон, мгновения, в бесформенных «руках» поднятой Тени появился дробовик гигантского калибра. Правый ствол изрыгнул сноп пламени, и заряд картечи превратил голову санитара во что-то малоузнаваемое. Это был рискованный выстрел, однако мальчишку — хозяина — задело разве что частицами пороха.
Еще до того как застреленный санитар рухнул на пол, Анна Гнусен с удивительным для ее комплекции проворством нырнула под стол. Только кеды пискнули. Таким же укрытием и не менее поспешно воспользовался доктор Савлов, да и коротышка Фройд в минуту опасности проявил редкую в его почтенном возрасте прыть и переметнулся за спинку дивана. Стеклышки пенсне прощально блеснули.
В самой невыгодной позиции оказался(ась) Пинк Флойд, зато он(а) первым(ой) осознал(а) истинную степень опасности и получил(а) несколько мгновений форы. Тень развернулась в его (ее) сторону, будто выбравшее цель зенитное орудие. Существо в маске бросилось на пол, и заряд из дробовика всего лишь вышиб оконное стекло и расщепил часть рамы. Пинк Флойд тут же вскочил(а) и устремился(ась) к выходу.
Телохранитель застыл, словно гигантская кукла, пока еще плохо управляемая внешней силой и на время потерявшая связь с хозяином. Воспользовавшись этим, Пинк Флойд благополучно скрылся(ась) за дверью. Остальные тоже не дремали и не ждали пассивно своей участи. Надо отдать им должное, каждый вел себя как опытный бродяга, не раз побывавший в опасных переделках. Поскольку все трое оказались вооружены (что не стало для меня большой неожиданностью), при первой же возможности они открыли ответный огонь.
Тишине пришел конец, когда из-за стола высунулся Савлов с пистолетами в обеих руках. В его облике не осталось ничего от доброго братца, которого он разыгрывал из себя прежде, — доктор превратился в профессионального убийцу, стандарт из детективного комикса. На протяжении следующих нескольких секунд он всадил в телохранителя две обоймы. С учетом калибра и скорострельности его пушек можно было ожидать, что Тень окажется размазанной по стене, но пули не причинили ей ни малейшего вреда. Между тем кучность стрельбы была такой, что картина, висевшая позади телохранителя, превратилась в лохмотья.
Почти сразу же к Савлову присоединился Фройд, и мы с парнем очутились под перекрестным огнем. Не было сомнений, что оба «доктора» и «сестра», доставшая из-под халата тупорылый револьвер, уже убедились в справедливости «далеко идущего вывода» Флойда и попытаются от нас избавиться. Сначала, если следовать той же логике, от мальчишки, потом наступит и мой черед. Хотя им было вполне по силам прикончить обоих одновременно. То, что сначала они стреляли исключительно по Тени, я могу объяснить только обманчивой очевидностью приоритета, инерционностью мышления, а еще тем, что «пациенты» были безоружны и, сидя в своих креслах, представляли собой две неподвижные мишени. Такими можно заняться и позже. Честно говоря, я отлично помнил свою первую встречу с Тенью в доме Матери Ночи, и потому мне оставалось только в очередной раз благодарить судьбу. Неудивительно, что телохранитель — эта жуткая помесь оборотня и неуязвимого призрака — сделался для любого из обитателей «ковчега» головной болью и геморроем одновременно. Но я-то знал наверняка: ключевое звено в связке — не Тень, а мальчишка.
Если физически я был полутрупом, то парень — трупом на три четверти. И, кроме понимания своих жалких возможностей, я также осознавал нашу взаимную зависимость, поэтому все-таки нашел в себе силы действовать, когда ситуация стала критической. Для начала сполз с кресла и на четвереньках преодолел несколько метров, чтобы заменить парню санитара. Телохранитель снова открыл огонь, что избавило меня от необходимости проделать весь путь на брюхе и, более чем вероятно, от нового кровотечения из едва заштопанной раны. С таким прикрытием я почувствовал себя гораздо увереннее. И, главное, появилась надежда убраться из «ковчега» живым.
Очередной заряд из дробовика начисто снес угол стола вместе с ножкой, следующий проделал здоровенную рваную дыру в спинке дивана. Это было похоже на взрыв в курятнике — диван почему-то оказался набит перьями, по большей части черными. Сильный ветер, дувший из разбитого окна, разнес их по всему залу.
Эта темная метель была мне на руку. Отхаркиваясь и плюясь, я начал толкать кресло с мальчишкой к выходу. Глазастая сестра Анна первой удостоила нас своим пристальным вниманием и, что гораздо хуже, перенацелила револьвер. Я был вынужден уткнуться мордой в ковер, гадая, что вернее прикончит раненого молокососа — револьверная пуля или падение на пол, если мне удастся опрокинуть кресло, за которым нам двоим все равно не спрятаться.
Похоже, сестричка Гнусен имела на меня особые виды, потому что стреляла по мне с тупым упорством. Казалось, уже ничто не помешает ей продырявить мою шкуру как минимум дважды — с такого расстояния промахнулся бы только крот. Под кратковременным гипнозом близкой смерти я считал вспышки, сверкавшие в черной дыре ее ствола. Незабываемые впечатления. Предпочел бы обойтись без них. Зато какое облегчение потом — ведь и три выстрела спустя я все еще был жив! На большее у Гнусен не хватило времени. Следующий заряд, выпущенный из дробовика, отправил сестру Анну в темноту навечно. Выглядело это так, будто ее объемный живот внезапно провалился до самого позвоночника. Отброшенная на пару метров, она еще некоторое время смотрела на меня, словно не испытывала боли и задалась вопросом, не захватить ли тень неблагодарного пациента с собой на свою последнюю прогулку. Нет уж, дорогуша, дальше — сама. Наконец ее забрызганное кровью лицо облепили порхавшие вокруг черные перья…
