Между тем Савлов сумел перевернуть свой антикварный письменный стол — наверняка он проделал это, упершись в него ногами. Ну что же, выиграл минуту-другую. А может, всю оставшуюся жизнь. Телохранитель методично превращал стол в щепки, время от времени переключаясь на другую мишень и продолжая потрошить диван. Решив, по-видимому, что чем дальше, тем меньше шансов, маленький доктор попытался перебежками добраться до двери. Заряд картечи перехватил его на середине пути. Сначала могло показаться, что на коротышке просто порвался костюм — правда, в нескольких местах сразу. Одновременно с этим его подошвы отделились от пола, и он отправился в вынужденный полет. К моменту приземления тело уже смахивало на мешок, из которого выдавило разбавленный кровью фарш.
Рискуя разделить незавидную участь Фройда, я совершил еще один рывок, перекатил кресло в мальчишкой на несколько метров и вплотную приблизился к дверям. Створки открывались внутрь зала, что задержало меня на пару секунд. Парень повернулся и высунул голову из-за спинки, но не потому, что озаботился самочувствием напарника. Он уставился на телохранителя немигающими красными глазами, сохраняя с ним постоянный визуальный контакт. Смею надеяться, в ту минуту я начал догадываться, как работает эта гребаная мутная магия Матерей Ночи: чтобы оставаться хозяином Тени, надо непрерывно ее отбрасывать.
Внезапно снова наступила тишина. Косо падал солнечный свет, ветром несло черные перья. Я услышал, как Савлов перезаряжает пистолеты. Вот он, шанс, и неизвестно, выпадет ли следующий. Я поднялся в полный рост, распахнул двери и, придерживая ближайшую створку ногой, попытался вытолкнуть кресло в коридор. Не получилось. Вторая створка уперлась в колесо и застопорила его. Пришлось перелезть через парня и при этом пригнуться, чтобы не попасть под его взгляд. Оказавшись с другой стороны, я потянул кресло на себя.
Удалось высвободить колесо. Кресло совершило очередной разворот. Голова мальчишки дернулась в сторону, и я увидел, что он начал вбирать Тень через зрачки. Выглядело это так, словно два черных извивающихся штопора ввинчивались ему в глаза, склера которых покрылась зеркальной пленкой. Для меня это означало, что скоро мы лишимся огневого прикрытия, а я по-прежнему безоружен. Конечно, у парня не было другого выхода — рано или поздно контакт с Тенью неизбежно прервался бы. Как я подозревал, чтобы отбрасывать ее постоянно, требовалось гораздо больше сил, чем уже истраченный хозяином жалкий остаток. Но и меня при таком раскладе хватит ненадолго. Савлов и Пинк Флойд уцелели; еще ничего не кончилось. Я не имел понятия о численности братьев и сестер в «ковчеге», но даже если их осталось всего несколько человек, нам с парнем придется не легче, чем в зале, где заседала «чрезвычайная комиссия».
* * *
В самые напряженные моменты у меня, случалось, возникали дурацкие мыслишки, что, вероятно, было попыткой сбежать от неутешительной действительности. Вот как сейчас, к примеру. Я представил себе, что обезоружил и взял в плен всех известных мне здешних обитателей: Савлова, Пинк(а) Флойд(а), Лору, Амелию, таксидермиста. Из этих пятерых я, конечно, предпочел бы оставить в живых Лору, но как прикажешь парню, чтобы придержал своего сторожевого пса? Как объяснишь ему, что лучше ее не убивать, а использовать по прямому назначению? Нет, нужно срочно обзавестись стволами, чтобы самому спасать свою задницу и решать, что делать дальше. Тень — штука хорошая, но разве я мог быть уверен, что однажды ее чудовищный дробовик не окажется снова направленным на меня?
Между тем «хорошая штука» превратилась в черную сосульку, стремительно таявшую на ярком летнем солнце. Большая ее часть уже вытекла двумя похожими на щупальца спиралями через дверной проем. То, что осталось, сжималось с угрожающей быстротой. Тень поочередно напоминала перекошенную фигуру висельника, дергающегося в петле, пульсирующий цветок, втягивающуюся руку, сброшенную змеиную кожу, которая продолжала двигаться сама по себе, — и еще много чего, — но все эти мимолетные подобия, по-моему, только скрывали ее ускользающую сущность. Спрятанную, между прочим, в одной маленькой больной голове.
* * *
Я сунулся в коридор, готовый к худшему — Пинк Флойд мог(ла) легко избавить меня от моих иллюзий и смехотворных планов на будущее, если бы ждал(а) здесь с заряженной пушкой. Но он(а), видимо, решил(а) не испытывать судьбу. С его (ее) стороны это было вполне благоразумно, однако не означало, что сюда вот-вот не явится по наши с парнем души весь здешний «персонал». И тогда мне вряд ли светит дальнейшее лечение и отдельная палата. Поскольку эффект внезапности срабатывает лишь раз, следовало поторопиться.
Тень сократилась до размеров человеческой головы. Из глаз хозяина к ней все еще тянулись две темные воронки, втягиваясь в которые она ежесекундно меняла форму. Был момент, когда она смахивала на жутковатую средневековую маску с длинным клювом, затем сделалась похожей на морду черного пса с прилипшими к ней осколками зеркала. Сжавшись по вертикали, «морда» превратилась в нечто похожее на изогнутую костяшку домино со скругленными углами. Каждая фаза изменений была исчезающе краткой, но тем не менее запечатлелась в моей памяти, как фотография, которую я рассматривал потом, в спокойные минуты, и думал: «Да нет, показалось. Недоразвитый плод воображения. Этого не могло быть на самом деле».
Наконец парень вернул себе бабушкино наследство. Тень приобрела привычный мне вид темных «очков», закрывших половину его лица. Только пятно зеркальной проказы стало больше и почти полностью затянуло левое «стекло».
Двери конференц-зала захлопнулись, отсекая солнечный свет. Мы погрузились в искусственные сумерки с кровавым оттенком. Когда-то такое освещение называлось аварийным. Еще одно словечко, потерявшее смысл. Разве сохранилось хоть что-нибудь исправное? Да, сохранилось. В мотеле «Дрозды» — во владениях Красной Ртути, если верить Пинк(у) Флойд(у).
Черт, о чем я думаю?! Куда уводят меня проклятые мысли? Кто пытается меня задержать?..
Теперь все зависело от того, насколько быстро я смогу двигаться. И найду ли выход. Или сначала оружие. Или все-таки выход… если он есть. Я развернул кресло и налег на него всем телом — точно упал голым животом на колючую проволоку. Предательская слабость подкралась в самый неподходящий момент. Меня едва не вырвало желчью, поднявшейся к глотке, словно подскочившая в термометре ртуть. Казалось, пол накренился и выскальзывает из-под ног, а долбаное кресло, как назло, не катится и приросло колесами к месту. В глазах потемнело, поле зрения сделалось небольшим пятном с мутнеющими краями. Некоторое время я не видел ничего, кроме затылка мальчишки и его рук, судорожно рывшихся в мешочке. Он перебирал костяшки на ощупь. И не мне судить, были ли это сознательные движения или так проявила себя лихорадка фетишиста, почуявшего близкую смерть.
Потом меня скрутило по-настоящему, и, пытаясь хотя бы устоять, я целиком сосредоточился на собственных сапогах, которые попирали ковровую дорожку цвета запекшейся крови. Раздавленный болью, я все же проковылял полтора десятка метров, после чего катить кресло стало легче; дорожка кончилась — передо мной появились четыре цветные линии. Радужная иллюзия выбора.
