— Дави их! — закричала Лора, чем окончательно выдернула меня из-под влияния порабощающей силы. Я обнаружил у себя в руке пистолет, однако стрельба по мелькающим огням выглядела делом абсолютно безнадежным даже при наличии авиационной пушки. Судя по всему, Лоре тоже пришлось нелегко, но она пока справлялась. Стробоскоп красно-голубых вспышек выхватывал из темноты стоп-кадры, на которых сквозь ее череп прорастали белесые, словно оголенные сучья, пальцы, и далеко не при первой вспышке я понял, что она просто скорчилась на сиденье и сжимает обритую голову сведенными судорогой руками.
«Брабус» рванулся с места. В ту минуту ко мне еще не вернулись в полной мере ощущения собственной материальности и больной плоти. Сам себе я казался чем-то вроде соломенного чучела, которое едва не выдул наружу набегающий поток и не подожгли искры от коптящих огней. Голоса в моих соломенных извилинах издавали лишь жалкий нечленораздельный писк, даже Счастливчик тихо и потерянно поскуливал.
Между тем все громче звучал скользкий, набирающий силу, пропитанный темнотой чужой голос: «Ты хочешь закончить, как твой дружок Санта? Обрести мудрость в психушке? Хватит с тебя этих игр, дурачок. Возвращайся по-хорошему…»
Услышав шепот Красной Ртути, Безымянный тоже вылез из своей норы. Надо сказать, подсаженная тварь выбрала удачное время для издевательства — никто из старожилов не мог ей помешать: «Слепой и вдобавок кастрат — идеальная комбинация. Я уже хочу к мамочке! Она сделает шарики для медитаций из наших глаз и еще пару из наших яиц — что называется, на все случаи жизни…»
И в этот момент последовал первый удар. Чье-то тело, снесенное кабаньим рылом «брабуса», дважды перевернулось в воздухе, прежде чем в него врезалось верхнее переднее ребро кузова. На лобовом стекле появилась кровь. Мертвец рухнул на крышу, его перевернутое лицо возникло прямо перед Лорой. Голова болталась на сломанной шее, челюсти были раздроблены, а пустые глазницы придавали зловещий смысл словам Безымянного, прозвучавшим за секунду до столкновения.
«Всего лишь крот», — робко вякнул Счастливчик.
Теперь сам вижу. А где ты раньше был?
«Как где? Ты же знаешь — худшее может случиться с-кем-угодно-только-не-со-мной…»
«Газуй, газуй!» — умолял Святоша-аллилуйщик, явно наложивший в штаны от перспективы медитировать при помощи тестикул, которые он, видимо, полагал находившимися в нашем совместном владении. Его истерические призывы не способствовали прояснению атакованного Ртутью рассудка. Скорее наоборот.
Сквозь кровавые разводы и брызги на стекле я пытался разглядеть дорогу, что было непросто. В закипевшем пространстве лопались и снова возникали пузыри цвета сырого мяса. Со всех сторон мглу пронизывали тусклые голубые молнии. Это слегка смахивало на метеорный дождь, опасный для зрения, — после огней, погасших безвозвратно, оставались болезненная пульсация в глазных яблоках и черные следы, будто процарапанные на сетчатке…
Мертвец, оказавшийся заброшенным на крышу «брабуса», был далеко не единственным гостем. Просто он, на свою беду, раньше других выбрался на дорогу. Твари обложили подступы к дому Розы плотным кольцом. Насколько плотным, стало ясно, когда они открыли огонь. И пусть они стреляли на звук, для нас с Лорой все могло кончиться в любой момент. Зато я тут же испытал громадное облегчение, точно с головы сдернули грязное вонючее полотенце, которое не позволяло как следует дышать, видеть, осознавать происходящее.
Как когда-то научил меня Санта, в условиях острого дефицита времени я упростил ситуацию до предела. У меня была машина с заправленным баком и у меня была заряженная пушка. Даже две пушки — если Лора или ее «многофазный» Оборотень не выкинет очередной номер. Не самый плохой расклад — а что еще надо бродяге, чтобы прекратить дурить и окончательно прийти в себя? Шансов спасти свою шкуру было больше, чем в нескольких прежних переделках. Каждая из них едва не оказалась для меня последней. При этом я подозревал, что помню не все пиковые ситуации, косвенным подтверждением чего служили шрамы, происхождение которых оставалось для меня загадкой. После пребывания в ковчеге в моей и без того дырявой памяти появилось много новых провалов. Спасибо, что Ной хотя бы оставил мне Санту. Может, пожалел, а может, наказал — как и чьими глазами посмотреть…
К счастью для нас с Лорой, «брабус» сам по себе был мощным орудием убийства. Набранной скорости хватило, чтобы протаранить целую шеренгу кротов. Я надеялся, что вывел из строя по меньшей мере пятерых. Некоторые оказались под колесами. Пару раз машину подбросило так, что казалось, у меня вот-вот начнут крошиться зубы. Я узнал, каково приходится игральным костям в стакане, который трясет рука ретивого игрока. Лора тоже тщетно пыталась встать на якорь. За стеклом перед ней хотя бы исчезла мертвая рожа. Труп свалился с крыши, но у крота выдался плохой день — он зацепился одеждой за наружное зеркало заднего вида. Некоторое время «брабус» тащил его за собой. Представляю, как он вскоре выглядел. Нет, лучше не представлять. Очередь, выпущенная справа, прошила дверь и заднее боковое стекло. Я вознес благодарственную молитву — лишь каким-то чудом наши с Лорой головы остались целы.
Впереди в тумане возник темный силуэт автофургона, перегородившего дорогу. Скорее всего, кроты выкатили со двора первую попавшуюся развалину подходящих размеров. Значит, действовали по заранее намеченному плану. Красная Ртуть явно неплохо управлялась со своими засвеченными — или, как выразился Дымок, горшками. Я уже разогнал «брабус», который стремительно сближался с фургоном, и стало ясно, что тормозить поздно. Пришлось резко брать влево — невысокий деревянный забор выглядел предпочтительнее кирпичного гаража, торчавшего справа, будто бельмо на глазу. «Брабус» проломил бампером дощатую ограду и снес ветхий сортир, вместе с обломками которого по двору рассыпались части человеческого тела. Возможно, не одного. Мертвец, что болтался на кронштейне зеркала, словно талисман извращенца, уповавшего на долгий и счастливый путь, наконец отвалился, задетый покосившимся бетонным столбом.
Между тем стрельба не прекращалась ни на секунду. В домах, мимо которых я гнал машину, сыпались стекла и колыхались пробитые пулями жалюзи и шторы, отчего казалось, будто потревоженные обитатели с риском для жизни интересуются, что происходит снаружи. Но если там кто и обитал, так только призраки, да и те поздновато спохватились.
По днищу «брабуса» застучали обломки плиток, вырванных протекторами, несмотря на слой наметенной во двор земли и ползучий сорняк. После очередной зубодробительной встряски мне удалось выровнять машину и избежать удара о каменную беседку, задрапированную буйно разросшимся диким виноградом. Разбросав по сторонам створки ворот, «брабус» снова вырвался на дорогу, а я — хотелось надеяться — из объятий Красной Ртути. Во всяком случае, моя изрядно струхнувшая компашка немного оживилась. Засевший В Печенках даже позволил себе пару саркастических замечаний в духе почившей Желчной Сучки.
Погасли огни красно-голубого фейерверка, развеялся дурман, чужой праздник закончился не начавшись, пиршество из черепов не состоялось — во всяком случае, не минувшей ночью. Бледным и спокойным был свет нового дня. Я впитывал его глазами и кожей; проникая внутрь, он возвращал мне привычные ощущения и чутье, без которого не выжить в крысином лабиринте. Но возвращалась и боль, неразрывно связанная с восприятием времени. Боль замедляла его течение, порой превращало в орудие пытки. Никогда еще не удавалось разлучить эту проклятую парочку ненасытных псов, пожиравших меня заживо.
