Сначала я почуял запах крови. Ею пропитались повязки, наложенные стараниями Анны Гнусен, мир ее праху. Левая рука от плеча до локтя казалась обмотанной колючей проволокой, причем поверх обожженной кожи, — неудивительно, учитывая, что мне пришлось управлять «брабусом», крепко вцепившись в руль, а Дымок неплохо лечил мозги, однако, к сожалению, не опускался до вульгарной плоти. Кроме того, заныла ссадина на голове. Порезанное брюхо не замедлило напомнить о себе болью вроде бы поверхностной, но отдававшейся периодическими острыми спазмами в паху и над поясницей. Новые царапины не в счет — грех жаловаться, мне и так сильно повезло.
А вот Лора, по-моему, думала иначе — если вообще о чем-то думала. Сам я далеко не сразу смог предаться к этому удручающему занятию, которое считается привилегией высокоразвитого существа, но иногда становится настоящим проклятием, если не более или менее мучительным способом самоубийства. Уже при первой атаке Красной Ртути мои извилины превратились в непроходимую трясину. Может, это меня и спасло, а то кто знает, куда завели бы болотные огни…
Я остановил машину и взглянул на попутчицу, навязанную Ноем. Полностью отключенная от реальности, она смахивала на мертвеца. Я ничего не чувствовал. Пока это была только плохо знакомая мне женщина. И вряд ли я когда-нибудь узнал бы ее лучше. Не мог понять, дышит ли она. Пулевых ранений нет — по крайней мере слева. Взял ее за подбородок и повернул голову лицом к себе. Наткнулся на отсутствующий взгляд. Небесная голубизна застывших радужек. Будто две ртутные трубки в отверстиях кожаной маски. Вывеска на фасаде опустевшего мотеля — свободные номера, добро пожаловать…
Да, детка, если это называется «засвеченная», то я тебе не завидую. Твой спаситель и благодетель Ной был бы сильно разочарован. Значит, вернулась в мамочке? Оставалось надеяться, что не навсегда.
Я не пытался привести ее в чувство. Хватало собственных проблем. Едва ли не главная заключалась в том, что предписанный доктором Дымком курс лечения будет недолгим. В свалившейся на пол коробке остались целыми всего три ампулы. Я сунул их и несколько шприцов в карман. Скользнул взглядом по салону. Стеклянная крошка, немного крови. Уборка подождет. Над задними сиденьями торчала сумка, набитая жратвой и, похоже, пробитая пулями. А как насчет бутылей с водой? Тут же осознал, до какой степени сухо во рту. Не просто обычный утренний сушняк — напоминание о том, что сегодня избежал преисподней.
Вылез из машины, чтобы напиться. Одной проблемой меньше — обе бутыли уцелели. Хлебал воду, пока не залил пожар. Возникла необходимость справить нужду. Выбрал местечко под деревом, листья вместо туалетной бумаги. Пушка в руке. До чего же, зараза, тяжелая. От слабости кружилась голова. Земля слегка покачивалась подо мной. Туман почти рассеялся. С пригорка, где я восседал, был виден перекресток, на котором Лора попросила свернуть к дому Розы. Ветер по-прежнему дул с севера, дразня запахом моря.
Через минуту-другую открылась дверца. Повернул голову на звук. Поднял пушку. Появилась Лора, державшая в руке чучело вороны. Что у одной, что у другой — глаза стеклянные, только от разных мастеров. «Засвеченная» уже и двигалась как крот.
Куда это ты собралась, детка?
«Трахни ее, пока она не в себе. А потом пристрели», — Крысяра завел свою привычную песенку.
«Зачем таскать с собой балласт? Еще наведет на тебя Красную Ртуть…» — Святоша-аллилуйщик, как всегда, добр и осторожен.
Козлы, кто из вас скажет хоть что-нибудь новое?
Мнение Счастливчика тоже не блистало оригинальностью. Этот промямлил:
«Ну-у… Могло быть лучше. Могло быть хуже — сам знаешь, с кем угодно, только не со мной. Пока жив, и то хорошо. Короче, приятель, решать тебе».
Спасибо, что позволил. Я решил посмотреть, что будет дальше. Девушка продолжала удивлять. Она размотала проволоку, которой было обвязано чучело, и принялась прикручивать его к радиаторной решетке.
Видел я всякое: собачьи, лошадиные, козлиные, человеческие черепа и кости, прикрепленные к автомобилям и мотоциклам. А также оленьи рога, кроличьи лапки, связки из крысиных хвостов, павлиньи перья, лисьи шкуры и медвежьи когти. Сам мог обзавестись акульей челюстью или зубами динозавра, когда прятался в здании, на котором сохранилась вывеска «Музей природы». Судя по плачевным результатам, эти амулеты не принесли удачи своим владельцам. Но вот вороны, да еще целиком, не попадались ни разу. Если, конечно, я чего-нибудь не позабыл.
Закончив, Лора залезла обратно в машину. Застегнув джинсы, я подошел взглянуть на ее работу. Перья распятой птицы трепетали на ветру — с распростертыми крыльями она больше чем когда-либо казалась живой, застигнутой в момент отрыва. Не полетит, так поедет — ей уже все равно. Только сейчас, при солнечном свете, стали заметны тонкие медные кольца на лапках. Не простые полоски металла, а с гравировкой. Присмотрелся — пятерка и единица. Знать бы, чем на самом деле занимался этот придурок Пигмалион.
«Думаешь, тебе стало бы от этого легче?» — Засевший В Печенках включил сарказм.
Как тут было не вспомнить Санту: «Не важно, что ты думаешь здесь и сейчас. Важно, куда это тебя заведет».
24
— Долго же ты добирался, — произносит Санта вместо приветствия. Голосом ворчливой бабы, сладко потягиваясь в гамаке.
Он еще больше растолстел. Какая-то невероятная туша колышется в метре от земли. Плоть выпирает из каждой ячейки до предела растянутой сетки. Если этот мешок жира до сих пор жив, значит, тут и впрямь безопасно. Вопрос «где — тут?» даже не возникает. Само собой разумеется, в раю для пузатых.
Как попал сюда я, на израненном тельце которого можно пересчитать все ребра, — другой вопрос. Я задам его позже. Может быть.
— А кто эта голубоглазая? — спрашивает Санта, с прищуром глядя мимо меня.
Я оборачиваюсь.
Лора стоит в метре позади, и вид у нее такой, словно она не сама приплелась за мной, а неведомая сила перенесла ее откуда-то и водрузила на место, сделав ход шахматной фигурой. Дело, наверное, в пустом взгляде, в этих глазах, похожих на голубоватую скорлупу. Разбить их, что ли?
— Не узнаёшь?
— В первый раз вижу. Такую куколку я бы запомнил.
— Она из Ковчега, блок А. Сестра Лора. Или госпожа Пинк. Или господин Флойд. Оборотню виднее. Она единственная, кто навещал тебя в твоей темноте.
— Парень, ты что-то путаешь. Если ты про психушку, то я вовремя смылся оттуда. Задолго до того, как подобрал тебя, неблагодарный ты говнюк. Мне повезло, — Санта подмигивает, и, как и раньше, нельзя понять, в шутку это было сказано или всерьез.
— Я тебя там видел.
— Да ну? Ты меня видел?
— Ладно, ладно. Разговаривал с тобой. Слышал твой голос.
— Ты уверен, что это не был кто-нибудь из твоих невидимых друзей?
— Уверен. Твой голос я ни с чьим не спутаю. Еще я помню, каким было на ощупь твое лицо.
