— Я много чего знаю, Петр, — высокомерно ответил Анте Давьер.
В отличие от нас, он обернулся только сейчас. До этого маньяк с небывалым интересом следил за ходом лавины, которая быстро переросла в большую, очень даже большую, с грохотом заволакивающую межгорье слоями сходящего снега.
— Тебе извес-с-с-с-стно мое имя-я-я-я? — озадаченно протянул Петр, высовываясь еще чуть сильнее из-за частокола окружавших наше плато скал.
— Равно как и тебе — мое, — развеселился Давьер, и, кажется, я впервые засекла на его лице беззаботную улыбку.
— Как таааааааак-с-с-с? — Петр наклонил удлиненную башку вбок, и один из острых шипов, растущих у него из весьма лопоухих ушей, чуть не сбил стоящую на краю обрыва фигуру Лиссая. Охнув, я метнулась туда, и на всякий случай больше не отходила от своего несчастного принца.
Дракон — а Петр был именно драконом — проводил меня задумчивым взглядом. Он моргнул — и я с легким оцепенением увидела, как прозрачная вуаль — третье веко — затягивает и снова обнажает сплошной зрачок дракона, слева направо, вслед за веками обычными. Глаз дракона был размером с мою. Голова дракона — с миниатюрное магретто. Сам дракон — неизвестно, ибо туловище его, чешуйчатое, переливающееся всеми цветами фиолетового, скрывалось за ближайшей скалой. К нам же — на разведку — была выпущена лишь голова на длинной, гибкой шее.
— Петр-Петр… — наигранно сокрушался Анте Давьер.
Мы все удивленно косились на маньяка. Даже с большой натяжкой его нельзя было назвать «легким» человеком (и это если забыть о всем его преступлениях): обычно рядом с Анте неприятно находиться, он будто высасывает из тебя силы и настроение. Но сейчас — сейчас он казался вполне очаровательным:
— А еще говорят, у драконов хорошая память!
— Не понимаю-с-с-с-с-с! — сощурился Петр. Где-то там, за скалой, мы услышали удар. В воздух взметнулась белая крошка — кажется, ящер хвостом стукнул о снежный наст, как раздраженный кот.
В долину межгорья побежала еще одна лавина.
Теннет проследил за ней взглядом, вздохнул и перешел на какой-то незнакомый нам язык. Глаза дракона расширились:
— О?! — сказал он, и теплое его дыхание на этом звуке разом согрело всю нашу маленькую экспедицию.
— Да, — с жаром сказал Теннет, и снова пустился в объяснения.
— О… — дракон сокрушенно покачал головой из стороны в сторону, и я еще крепче обхватила закачавшегося было Лиссая.
— Ты дальше послушай! — пылко возразил Теннет и начал, судя по интонациям, рассказывать какой-то анекдот.
Это он, конечно, маханул.
Смех дракона мы пережили еле-еле. Только сбившись крепкой кучкой и склонившись до самой земли, как прибитый ветром озерный камыш, мы смогли удержаться на ногах, а не бесславно улететь на дно ущелья…
Тут Давьер понял, что надо сворачиваться.
— Петр, проводи нас в лагерь. У нас подарок, который придется драконам по вкусу, — сказал маньяк.
— Хорошо-с-с-с-сс… — затрепетал смешными ушами дракон и втянул голову куда-то за скалу. — Пойдемтес-с-с-с….
Подталкиваемые взглядом Анте Давьера, мы дружно засеменили по огромной борозде, оставленной в снегу драконьей шеей. Вперед двинулись Полынь с Мелисандром, с руганью волочащие принцеву фигуру, дальше Дахху и Андрис.
Кадия же приблизился к маньяку и негодующе прошептала, тыча пальцем ему в лицо:
— И ты хотел убить этого лапочку?!
— Не этого, — маньяк помрачнел. — Петр — мой старый друг, привратник. Я бы выбрал кого-то из спящих, незнакомых ящеров.
— Все равно отвратительно… — выдохнула стражница и потопала за остальными.
— Кэйди… — жалобно — я не шучу, правда жалобно! — крикнул ей в спину Теннет. А потом обернулся ко мне за поддержкой.
— Я на ее стороне! — быстро сказала я. — А что это за язык, на котором вы говорили?
— Латынь. Если тебе это что-то даст, — с Анте Давьера в одно мгновение сползла вся его недолгая приятственность. Передо мной снова стоял злобный и высокомерный типчик.
А что ты ему сказал? — поинтересовалась я. — Ему как вообще — нормально, что тут чужаки расхаживают по их долине?
— Петр — весьма добрый дракон. А еще, будучи Привратником, он единственный, кто не спит. Вообще не спит уже больше тысячи лет — с тех пор, как погибла прежняя самка. Оберегает остальных. Поэтому он рад компании, даже, скажем так, несанкционированной.
— А остальные драконы столь же милы? — подозрительно уточнила я.
Но Давьер уже отвернулся и не удостоил меня ответом.
Ой-ой-ой.
* * *
Мы долго шли за Петром.
По дороге Анте Давьер предпринял еще пару попыток приблизиться к Кадии и, видимо, как-то перед ней оправдаться. Как и следовало ожидать, ответом ему было лишь ледяное и непроницаемое выражение лица подружки. А потом прямо в нос маньяку и вовсе прилетел плотный и, наверное, весьма болезненный снежок, «нечаянно» запущенный Мелисандром.
— Извиняй, мужик! — с широченной и наглой улыбкой извинился саусбериец, — Я в Тинави целился, чтоб, значит, она не расслаблялась. Но промахнулся. Без обид?
Давьер не ответил.
Зато невидимый Полынь впереди, все еще играющий роль принцева грузчика, подал голос:
— Господин Кес, я вас как бы жду.
— Иду-иду! — осклабился Мелисандр.
Второй снежок прилетел Давьеру в лоб.
— Ой! Опять промахнулся! — притворно ахнул Кес и, гогоча, пошел помогать куратору с драгоценной ношей.
Маньяк, молча утерев лицо, по широкой дуге обошел всех ребят перед ним и догнал ползущего впереди Петра. Они с драконом о чем-то живо заговорили — все на том же неизвестном языке.
— Мелисандр что, не врубился, что он как бы преступник и способен на убийство? — обеспокоенно поинтересовалась я у Кадии.
— Мне кажется, Мелисандру так только веселее, — высказала догадку стражница.
— Ну и что ты со всем этим планируешь делать? — я подмигнула ей. Кад подмигнула в ответ:
— Я планирую делать карьеру.
— И только?
— И только, — твердо кивнула она. — Напоминаю, я пошла с вами исключительно из-за тебя и Дахху. Проследить, чтобы, во-первых, вы не вляпались в самое увлекательное приключение в ваших жизнях без меня, а во-вторых — не подставили — опять — спину придурку.
— Значит, в фаворитах все-таки Мелисандр… — вслух подумала я.
— Еще раз: в фаворитах — работа, — глаза Кадии посерьезнели.
Зрелище это было столь неестественным, что пришлось стереть его с помощью третьего снежка, созданного уже моими руками… Ясное дело, пять секунд спустя я, возмутительница спокойствия, лежала в сугробе лицом вниз и с невнятным хохотом молила о помощи.
