* * *
Вскоре мы увидели берег — и судя по знакомым мне с детства серебристым тополям, нужный, материковый берег. Здесь начинался Смаховый лес. Поняв, что дело сделано, мы с Мелисандром неловко свалились со спины эх-ушкье — другого способа спешится в море придумать не удалось.
Остальные кони уже умчались, кто куда, но наш продолжал слушаться Мелисандра и, пусть неохотно, скакал вперед. Теперь, обретя свободу, водяной конь развернулся и мощными прыжками рванул обратно в синеющее июньское море.
Мы выплыли на пляж и долго лежали, отплевываясь от соли и водорослей. Всяческая флора во рту — побочный эффект аттракциона «покатушки с эх-ушкье». Хорошо хоть, не фауна!
— Ну что, еще полчасика поваляемся, и вперед? Вытащим твоего друга, а там — за артефактами? — жизнерадостно предложил Кес.
Удивительно, но за эти два безумных дня он очень похорошел. Мелисандр и так был весьма видным мужчиной, но сейчас, казалось, он полностью в своей стихии — глаза горят, кожа под завязку набрала бронзового загара, волосы выгорели прядями и рассыпались до плечей пышной гривой, как у льва. Он сиял, натурально сиял. Я с надеждой уставилась в маленькую лужицу в песке, натекшую с моей рубахи. Может, я тоже преобразилась? Но нет: черты лица острее, чем были, глаза холодные, настороженные, под ними — синие тени, в тон радужной оболочке. Я с обидой шлепнула лужу, и та резво смылась в песок.
— Мелисандр, здесь наши пути разойдутся, — твердо сказала я.
Он, сосредоточенно вычищавший песок из ботинка, замер. Потом рьяно запротестовал:
— Э, ты что! Мы с тобой отличная команда, Ти. Только подумай: и Арсенал ограбили, и от пиратов спаслись, и в Рамбле шухера навели такого, что они надолго запомнят. Ты ведь поняла, что я сделал, да? Я на туристическом стенде увидел, где конюшня у этой дамочки, владычицы, и сиганул туда, когда мы мимо проходили. Блёсны такие лентяи, что даже стойла не запирают! Только и было заботы — успеть эх-ушкье на спину запрыгнуть, пока он мне хребет не переломил. Но я специально королевского выбрал: на стенде писали, что он самый нежный, покладистый, чтобы даже эта экзальтированная отмороженная селедка могла с ним управиться. А вообще скачки на этом табуне называются «дикой охотой», это большой подводный праздник, и…
— Мел, замолчи.
Он замолчал.
Я вдруг поняла, что я ужасно, ужасно устала. Что больше всего на свете я хочу домой, и еще, желательно, в прошлое — чтобы не было всего этого, чтобы можно было выключить будильник и валяться в кровати до полудня, периодически перекатываясь с бока на бок и читая хорошую книгу.
— Мел… Для тебя все это — удивительные приключения. Но для меня — нет. Ты, как ребенок, радуешься тому, что мы обокрали Арсенал, добыв тебе игрушку-артефакт. Я вижу пожилую экскурсоводшу на холодном университетском полу. Ты потешаешься над пиратами, которым не удалось нас утопить как следует. Я помню, как стояла тогда на доске и думала: главный закон вселенной в том, что каждый получит по заслугам. Своровала артефакт — теперь изволь прыгать в штормовое море.
— Ты говоришь, как деревенская проповедница, — возразил Мелисандр. Он посерьезнел, отложил свой дурацкий ботинок и слушал меня внимательно.
— Да плевать, я так чувствую. Дальше — Рамбла. Не мне осуждать этих, как ты выразился, селедок — они и впрямь редкостные идиоты, но Ол`эн Шлэйла… Ол`эн Шлэйла проявил милосердие. Ол`эн Шлэйла согласился помочь не только мне — на то у него были причины — но и тебе. Просто так. Просто помочь, нарушая, в свою очередь, закон. И ладно бы закон подводного царства, но нет, какой-то свой, внутренний закон — он верил, что Рамбла справедлива, что ты должен отбыть наказание и так далее. Мы втянули его в наше спасение — а потом бросили неизвестно где. «Кого это заботит?» — сказал ты. Меня, Мелисандр, меня это заботит. Вдруг его растоптали эх-ушкье? Вдруг его казнят? Я не могу вот так швыряться людьми, подставлять их, использовать. Я не могу раз за разом влипать в неприятности. И еще — ты снова не предупредил меня о своих планах. Что тогда, в Арсенале, что тут, с эх-ушкье.
Лицо Мелисандра вытянулось. Он нахмурился, упер руки в боки, наконец, вспылил, повысив голос:
— Хорошо! Я не стану отвечать на другие твои обвинения, монашечка ты моя дорогая, но одно прокомментирую. Тебе не кажется, моралистка, что ты сейчас как раз это и делаешь — используешь человека? Меня, в частности? Ах, Мел, помоги, ах, Мел, мне на материк надо, ой-ой, начальник в тюрьме, жизнь-боль, все тлен, покорми меня, напои меня, лодочку добудь! И вот, стоило нам ступить на берег, как до свидания. Да еще и с таким гонором, что слов не хватает! — он снова схватил свой прахов ботинок и яростно запустил внутрь руку.
Мгновение спустя Кес вытащил из ботинка едва пискнувшего рачка и зашвырнул его далеко в море.
Я задохнулась от негодования:
— Что?! Это я-то тебя использую?! Да я за тобой бегаю по всему этому дурдому, нервов не жалея! А ты даже не поблагодарил! Кто придумал план ограбления? Я. Кто вылечил твою спину после Арсенала? Тоже я. Благодаря кому тихий лодочник решил нас спасти? Дай-ка подумать! Ой! Кажется, опять надо сказать спасибо мне!
— Тинави, я вот смотрю на тебя, смотрю, и все думаю — когда ж ты лопнешь уже от своего раздутого эго? — сплюнул господин Мелисандр Кес.
Он рывком натянул на ногу мокрый ботинок и встал. Схватил оба артефакта, которые успел до этого выложить на песочек, чтобы просохли, и козырьком приставил руку ко лбу, вглядываясь в горизонт.
Меня так и подмывало ответить, что раздутое эго — это как раз у него, я еще в Шолохе на эту тему с Кадией шутила. Но спорить резко расхотелось. Что мы, как на базаре, честное слово.
— Ладно, Мелисандр. Боюсь, это просто не мое. Ты авантюрист. А я… — я запнулась.
— А ты что? — уже миролюбивее спросил он. Небо, как было безоблачным, так и осталось, но наша буря, хвала богам, пошла на спад.
— А я не знаю. Но сейчас мне нужно домой. И я хочу остаться там на какое-то время. Никаких праховых квестов.
— Спорим, ты будешь скучать по мне? — подмигнул Кес.
Видимо, едва натянутые мокрые ботинки все-таки не устроили его нежные ножки. Он снова расшнуровал обувь, и теперь лихо перекинул через пару плечо, как иные бродяги — тюк с провизией.
— Наверное, буду, — я натянуто улыбнулась.
— Обнимашки на прощанье, подруженька?
— В другой раз, мне и так мокро, — фыркнула я. Он разочарованно цокнул языком. — Собери эти дурацкие артефакты, Кес. Не знаю, что там натворил мой прапра, Хинхо, но, возможно, овчинка и впрямь стоит выделки.
— Когда судьба сведет нас в следующий раз, ты узнаешь меня по имени… — мечтательно протянул Кес.
— Что, опять Кадий Мчун?
— Нет. Теперь — Тинав Стражди.
— О, боги…
Мы рассмеялись. Потом это двухметровое чудовище все-таки заключило меня в объятия — я не успела увернуться — и, взъерошив волосы, пинком отправило в сторону Смахового леса. За спиной у меня долго еще слышалось мелодичное посвистывание Мелисандра Кеса, саусберийца, лже-историка, патологоанатома, ужасного планировщика преступлений и смелого жокея красноглазых эх-ушкье…
