— Ну, Мудра все-таки имеет границы! — успокоила меня Андрис. — Ребята должны быть где-то здесь. Значит, мы найдёмся.
Я не стала возражать.
Как выяснилось, дух кат-ши «выкинул» обеих девушек в пустыню. Безо всяких там божественных глюков, как в моём случае. Это позволяло рассчитывать, что Полынь и Лиссай тоже тут, отдуваются по стандартной программе. А если и привиделось им чего — то только мозгу, тело же лежит где-нибудь, песком припорошенное, и дай небо, чтоб не в погребе каннибалов…
Девочки уснули быстро. Я не могла.
Я снова вылезла наружу и долго еще сидела в развалинах апсиды. В провалах нефа рос рассвет. Алая рана горизонта раскрылась царапиной, потом порезом, начала затапливать кровью восток — безысходно, безжалостно заливала ночь жаром, распаляя ресницы и отбирая воздух. Таинственно-мерцавшие камни обернулись угрюмым кладбищем.
Я подумала, что, окажись на моём месте кто-то из срединников, он ужаснулся бы. Ужаснулся бы, закрыл глаза упрямо, и, раскинув руки, как канатоходец, по памяти пошел по старым тропам…
"Мой мир жив, я сказал. Ничего не кончилось. Мой мир — жив".
Я спрыгнула на песок и отправилась видеть сны в безнадежно-утреннем, безропотно-мертвом городе.
* * *
— Эй, Тинави! Ты слышишь это? — Кадия потрясла меня за плечо.
Я слышала, и впрямь. Сквозь сон мне показалось, что кто-то редко, выразительно хлопает в ладоши. А в ответ над ним глумливо смеётся Патрициус — кто ещё умеет так ржать?
Впрочем, я не права. «Так ржать» умеют еще и лошади обыкновенные. И в данном случае это не смех, а настоящая конская паника. Когда я вскочила, Андрис уже отодвигала от входа воздвигнутые мной баррикады.
Ищейка распахнула дверь, невероятно мерзко скрипнувшую по полу — мел по доске «отдыхает» — и нам в лицо дохнуло раскаленным жаром пустыни. В первую секунду я решила, что мои лёгкие сгорят, обратившись двумя пламенеющими крыльями. Но мы все куда сильнее, чем думаем.
Боевой компанией, ощерившейся мечом, арбалетом и магией, мы выпрыгнули в абсолютный зной. Прахов солнечный свет отражался в Мудре от каждой поверхности, шибая в зрачок будто стальными лезвиями — у нас не путешествие, а какая-то знахарская пытка, честное слово! Над проклятой столицей рябило марево жара. Солнце было таким белым, что казалось черным.
Снова хлопок, ржание, нечеловеческий вскрик.
— Это на соседней улице! Сократим путь! — сориентировалась Кадия и опрометью кинулась к обрушенной старой звоннице, торчащей острыми зубьями, будто короной. Подруга лихо впрыгнула в стенную дыру — за ней взметнулось облачко сизой пыли — и тотчас издала боевой клич. Мы с Андрис бросились следом.
Слух не подвел Кадию. Вынырнув из тёмного нутра колокольни — даже одно мгновение там, в тени, подарило плавящемуся организму новую надежду на выживание — я увидела бойню…
Белый конь — белоснежный! — горделивый, красивый, статный — гарцевал среди рыночной площади, изуродованной временем. На спине коня было привязано что-то очень объемное, будто спасательный круг. Лошадь это не смущало. Жеребец молотил копытами по воздуху, не подпуская, пугая обступивших его существ. Это были полтора десятка удлиненных, гадких силуэтов, рыкающих, хакающих, сплёвывающих, ведущих странный танец в надежде, что соплеменник первым начнёт бой.
— Опять каннибалы! — охнула Андрис, заряжая арбалет.
Я выругалась. Это действительно были они. Причем парочку я узнала: мои ночные «знакомцы». Выследили и привели подкрепление на «свежатинку»?
Конь снова яростно заржал, копытом ударил в грудь дикаря, уже в предвкушении навострившего клыки. Каннибалы дружно отшатнулись, и я вдруг углядела Лиссая: припыленный и недовольный, принц стоял подле лошади. В руках он сжимал тот странный металлический предмет, черный артефакт, похожий на незавершенный треугольник. Принц наставил предмет на дикарей и не шевелился. Взгляд у него был оценивающе-презрительный, будто он краску в дешевой художественной лавке выбирал.
Ударенный конём каннибал вдруг поднялся, взревел и сделал бросок вперёд — на Лиссая.
— Лис, падай!!! — невольно вырвалось у меня, мастерицы уклоняться от всего на свете.
Но рыжий и не думал избегать мерзкой туши. Даже не шевельнулся. Вместо того — хлопок! Артефакт в руках Ищущего задымился. Бугристая голова каннибала дёрнулась, в воздух взметнулась странная красновато-белая каша; дикарь упал, как подкошенный, у ног принца, лицом ткнувшись в кроссовок. Нападающие взвыли и снова отшатнулись — жадное, трусливое море плоти…
Лиссай перевел артефакт на другого каннибала, изготовившегося для прыжка, но теперь смущенного судьбой товарища. Дикарь растерялся, замер под принцевым взглядом; и тогда Лис, ничтоже сумняшеся, самостоятельно шагнул вперед и сделал еще один выстрел в упор.
Хлопок! Вой! Снова откат каннибальей роты…
— Что встали?! — рявкнула Кадия, оборачиваясь. — Принца кто спасать будет?!
— Да тут впору дикарей спасать… — здраво заметила Андрис.
Но Кадия уже бросилась на помощь. Я за ней.
Всё завершилось быстро. Каннибалы, не ожидавшие, что на них нападут с тыла, разорались и помчались кто куда. Кажется, они давно уже поняли, что не слишком-то и голодны, но до нашего появления у них не было предлога отступать. Ох уж этот диктат повода над причиной…
— К-как вы вовремя! — как ни в чем ни бывало, с милой улыбкой выдохнул Лиссай, когда последний из дикарей скрылся за поворотом. — У меня остался всего один патрон.
У принца снова было нормальное, лисово лицо, — чуть растерянное, светлое, будто скорбное — средневековая красота, никак не вяжущаяся с размазанными по лбу мозгами каннибала.
— Что это за оружие? — заинтересовалась Андрис, еще вчера приметившая железку. — Где вы его взяли?
— А меня больше волнует: где вы взяли этого ублюдка?! — вдруг взревела Кадия.
Подружка подошла к белому коню, чтобы поделиться с ним завалявшейся хлебной коркой — Кадия любит красивых жеребцов — и разглядела, что именно болтается на спине у коня.
Вернее, уже не на спине, а под брюхом.
И, вернее, не «что», а «кто».
Проследив за указующей дланью подруги, я окаменела, будто горный тролль в июльский полдень. Поклажей оказался бледным, злой, с заткнутым пижамой ртом Гординиус Сай, поблескивающий белёсыми глазами из-под капюшона. Синего кокона «Ф.Д.» вокруг него уже не было. Привычного городского лоска — тоже.
— Это всё к-кат-ши, — Лиссай развёл руками. — К-кот заставил проделать меня большой путь.
— Он вас что, в Междумирье выбросил?
— Хуже… В тронный зал Шолоха, — поморщился Лиссай. — К-к счастью, там не было ник-кого, к-кроме госпожи Метелочницы, но и её, боюсь, придётся долго приводить в чувство. Ведь даже к-королевскую прислугу не готовят к тому, что младший принц может просто свалиться на трон из ниоткуда — в два часа ночи… И потом долго пылить пустынными песк-ками, бегая по к-коридорам.
