Я заржала, как конь. Так вот как надо принимать дурацкие подарки! Я запомню.
— Ваше Высочество, а вы не покопались внутри?
Лиссай с любопытством снял очки.
— Хм… — сказал он и длинными, по-паучьи тонкими пальцами залез в коробочку. Вскоре его сосредоточенная веснушчатая физиономия прояснилась. Он вытащил руку, сжимая стеклянную желтую пуговицу.
Я мигом посерьёзнела. Его Высочество настороженно смотрел на стекляшку.
— Это пуговица с вашей старой пижамы, — пояснила я, потому что молчание затягивалось. — Вы были в ней летом, до того, как мы отправились к драконам и случилось всё последующее. Господин Анте Давьер тогда порвал ваш наряд, и пуговица отлетела в сторону. Я подобрала ее — машинально. Недавно я наткнулась на эту пуговицу в одном из карманов летяги — я ж дикая барахольщица, — и когда я поняла, что это… — я не договорила, смешавшись.
Младший принц поднял взгляд от подарка.
— Это пуговица того Лиссая, — ошарашенно сказал он.
— Да, — я кивнула. — Того.
Зеленющие глаза Лиса подернулись дымкой. Он крутанул стекляшкой, разглядывая ее на свет, а потом, поколебавшись, убрал в карман. Из коробочки принц взял еще одну конфету.
Я почесала нос:
— Это подарок-напоминание. Будьте осторожнее, пожалуйста. Ваши эксперименты и путешествия — это прекрасно, но… Быть живым — еще прекраснее.
— Разве быть живым не означает делать то, что хочешь? — возразил принц.
Я пожала плечами.
Лиссай развернул еще одну карамельку и развёл руками:
— Иногда мне к-кажется, что вы ск-кучаете по старому Лиссаю, но не видите, что я и есть он. Я остался прежним. За ик-ключением тела, конечно же.
— Почти год прошел. Никто из нас не остался прежним.
— Ну так это эволюция, а не революция… К-как сын к-короля говорю: эволюция — это нормально, — рыжий улыбнулся и поправил челку. — Мы растём, движемся вперёд. Ежечасно перед нами открываются новые перспек-ктивы… Кстати, об этом. Давайте всё же ск-корее пойдем по мирам — мне не терпится! А без вас в Междумирье очень одиноко, выть хочется, — он вздохнул и разгрыз очередную сладость.
Я усмехнулась:
— Конфеты понравились вам больше, чем пуговица, да?
— К-конфеты прекрасные. Я ими всех угощаю, а они никак не кончаются. Они что, зачарованные?
Я подмигнула.
Зачарованные. С помощью Кадии. Учитывая, что подруга отнюдь не магический гений, даже странно, что эффект получился нужным. Преврати конфеты принца в лягушку — я бы не удивилась!
Лиссай надел очки и пошел прочь по коридору, вновь насвистывая. Сначала печальная, мелодия перешла в мажор, не успел принц скрыться за поворотом.
Лёгкие, лёгкие люди…
* * *
Звон обеденного гонга застал меня в подвалах ведомственного Архива.
Я вольготно расположилась в огромном кожаном кресле с витыми ручками (под размер мастера Улиуса) и, кажется, уснула. Мне снилась какая-то смазанная ерунда: будто книги по всему миру лихорадочно листаются сами по себе, а смутно знакомый-голос (во снах всё всегда не ясно) бормочет: "Ну нетушки, я на такое не соглашусь! Вздумали тоже! Фигушки!".
Как говорится, не так страшен сон, как его толкование.
Я вздрогнула и открыла глаза. Нижний Юго-Западный Архивный Зал тонул в привычном зеленоватом полумраке. Каменные своды — совсем как в винных погребах — пахли сыростью. Тут и там громоздились шкафы со стеклянными колбами, наполненными туманом. В тумане — волшебном, консервирующем — хранились старинные манускрипты.
На хлипких этажерках, расставленных хитрым лабиринтом (будто домино, так и хочется проверить, толкнув крайнюю), лежали другие свитки — попроще. Среди них я откопала документы по Марцеле из Дома Парящих — и теперь бумаги были небрежно рассыпаны на полу под креслом — соскользнули с моих колен… Упс. Архивариусы за такое мне башку открутят.
Слезая с кресла, я макушкой стукнулась о магическую сферу: все светильники в Нижнем Архиве точечные, подвешены, заразы, очень низко. Читать удобно, а вот вставать и садиться — не очень.
— Прах! — ругнулась я, потирая ушиб.
— Ш-ш-ш-ш-ш! — тотчас разнеслось вдали. Меж этажерок скользнула тень архивариуса. Я поспешила спрятать бумаги в рюкзак, морально готовясь к трёпке.
Архивариус — горбоносый старик в черном балахоне, — прошаркал ко мне и обвинительно сложил руки на груди.
— Тинави, — вздохнул коллега, — Там на лестнице валяется несколько ташени. Вы опять закрыли за собой дверь в Архив — зачем?
— Люблю приватность, ничего не могу с собой поделать, — повинилась я. — Птички для меня?
— Я тоже люблю приватность — не читал. Но для вас, вестимо. Больше посетителей сейчас нет, а мне уже лет тридцать… — архивариус задумался, — Или сорок никто не пишет.
— Бедняга вы!
— Почему? — удивился архивариус.
И это удивление было таким искренним, что я не решилась объяснять.
— Но птички ярко-желтого цвета, — проворчал старик мне вслед. — Вестимо, госпожа Селия вас ищет.
— Вестимо, мне конец, — отозвалась я и мрачно потопала прочь.
До кабинета Селии нужно было не только придумать причину того, фигли я опять сплю на рабочем месте, но и преодолеть двести тридцать ступеней узкой винтовой лестницы.
С таким-то входом в Архив и не странно, что у сотрудников туго с социализацией…
ГЛАВА 7. Терновый замок
Беседочный увалень — садовая нечисть; каменный дух, похожий на маленького тролля. Мозг увальня напоминает мозг животного, но иногда с беседочниками случаются «припадки самосознания»: они погружаются в пучину рефлексии, достойную пустынных поэтов прошлого века. Тогда беседочные увальни начинают крушить всё, что видят, стараясь вернуться к привычному, безопасному «отупению».
Энциклопедия «Доронах»
На втором этаже Ведомства я встретила дивную процессию.
Несколько дворцовых слуг плелись по коридору. Они были как муравьи: каждый нес по тяжелому и объемному ящику, во многажды превосходившему человеческий размер. Я хмыкнула, узнав вещи из нашего тридцать второго кабинета.
Сам Полынь стоял тут же, в дверях, меланхолично созерцая переезд.
Когда один из пажей чуть не выронил ношу, Внемлющий насупился, пропел заклинание Глайло и пошевелил двумя пальцами, изображая «походку». Из-за плеча Полыни вынырнула оживленная иджикаянская мумия и колченого пристроилась вслед за последним пажом. Слуга сглотнул так громко, что эхо разнеслось по коридору.
Он тотчас стал гораздо более внимательным, этот слуга.
Я приблизилась к Ловчему.
