Я с любопытством обернулась, что там у него? Волосатым пальцем Патрициус обвинительно указывал на хмурую, страшную, мхом обросшую статую горгульи, скрючившуюся у лесного колодца. Хищная зубастая морда смотрелась жутко даже поутру. Хотя, учитывая, какие грозовые тучи ползут с востока, скоро пейзаж будет под стать скульптурке.
Вот умеют же наши зодчие выбрать место для объекта искусства, а! Ну что этой горгулье делать в каштановой роще? Куда лучше она бы смотрелась где-нибудь в Чреве Шолоха, среди пугающих притонов…
Я попрощалась с кентавром, пообещав не Дахху, но уже ему «стрельнуть» рецептик («всё дочкам, мадам, жеребята мои любят готовить») — прах с ней, со статьей, не все они мудрые, — и, кряхтя, полезла по верёвочной лесенке.
* * *
Господин Сэммидик Гавентри лежал в своей постели. Безнадежно мёртв. Синеватое лицо гнома, на две трети покрытое бородой, не выражало ничего, кроме спокойствия. И если чем-то может утешиться сердобольный детектив-Ловчий — то только этим.
— Убит во сне. Нас вызвал пекарь — подвез хлеба, а тут заперто, но окно разбито. Пекарю этого для паники хватило. Труп обнаружила уже Андрис. Причина смерти — удушение. На шее многочисленные синяки продолговатой формы, есть ранки — убийца брезговал маникюром, — оттарабанил юный, но лысый коронер с серьгой в носу. — Соскоб я взял, дам знать, как будет результат.
— Спасибо, Эш, — я улыбнулась свиду[1] и пошла кругом по комнате.
Спальня гнома располагалась аккурат над обеденным залом. Она была такой крохотной, что мы втроем: труп, свид и я — едва могли там разместиться. Большую часть дома господин Сэммидик отвёл под ресторан.
На винтовой лестничке, ведущей на первый этаж и прикрытой люком, раздались шаги подбитых железом сапог. Мгновение спустя дверца в полу открылась, и в проеме появилась взлохмаченная голова Андрис Йоукли. От Ищейки не отставал соблазнительный аромат сдобы — видимо, испуганный пекарь всё же оставил заказ…
— Йоу, Тинави! — сказала Андрис. — По уликам я ничего интересного не нашла.
— Что-то украли?
— Деньги и ценности на месте.
Я еще раз осмотрела благообразного, но мёртвого гнома, его посредственную спальню, изобилие рабочих книг. Мы с Андрис пооткрывали ящики, изучили платяной шкаф, резко пахнувший лавандой — от моли. Создавалось ощущение, что все интересы Сэммидика крутились исключительно вокруг кафе… Может, здесь и кроется разгадка?
В мусорной корзине я обнаружила стопку рваных рекламных листовок. Очень красивых. Их украшал орнамент из лиловых цветков. «Приходите к нам за секретным супом — такой суп вы не попробуете больше нигде! Он уникален!». Листовки были в досаде изодраны… Кажется, что-то с супом пошло не так.
— А на кухне всё в порядке? — я сощурилась. Андрис поправила воздухоплавательные очки, играющие у неё роль ободка для волос:
— Вроде да! Что теперь прикажешь?
— Пожалуйста, опроси наших информаторов: узнай, чем убитый занимался вечером. Еще: кто конкуренты его кафе…
Я подошла к окну и выглянула наружу. Роща Грёз была не слишком-то заселена.
Я вздохнула:
— Если найдешь хоть одного соседа — узнай, не слышал ли он ночью чего-то подозритель… Э-э-э, как это?! — я замерла и протёрла глаза.
Скульптура горгульи, примеченная кентавром, все еще крючилась у колодца, но… С другой от него стороны.
Заинтригованная, я раздала задания коллегам и вновь спустилась с дерева. Теперь горгулья, прах ее возьми, вообще исчезла.
— Ах ты ж зараза… — протянула я.
Я подошла к колодцу и всмотрелась в землю рядом. Но вряд ли это поможет. Горгульи умеют летать, а потому едва ли мне достанутся следы.
Хотя… Смотрите-ка. Похоже, долгие полеты — не про нашу статую: вон углубление от когтей. И вон еще подальше. Что горгулья, что курица, что человек, ей-небо… Все летают не так далеко и не так высоко, как надеются. И как справляться с этой разницей между тем, что мы хотим, и тем, что умеем?
Наверное, только тренировками. Собственно, как сделала горгулья.
Ибо длина прыжков становилась больше от следа к следу. А значит, практика ей помогает.
Перед тем, как удалиться со своей охотой прочь из рощи, я обернулась.
— Андрис! — крикнула я, рупором приставив ладони ко рту.
— Йоу? — девушка опасно свесилась из окна ресторана.
— Ищи в показаниях горгулью! Фонтаны с горгульями, дома с горгульями — все с горгульями, где проходил гном. Теперь ты, Эш!
— Да, госпожа Тинави? — коронер свесился рядом с Ищейкой.
Еще рисковей, ибо он был под два метра ростом, и гномий подоконник для Эша отнюдь не являлся преградой.
— Береги себя — это раз, — проворчала я. — И поищи в ранах… Э-э-э… Каменную крошку, что ли. Из чего делают горгулий, кто знает?
— Найду в ранах — сообщу, — кивнул коронер.
Я, как столетняя старуха, пошла дальше сутулиться над редкими следами улетевшей скульптуры.
Ну, зато работа на свежем воздухе. Здоровее буду.
* * *
[1] Свид — сокращение от Свидетеля Смерти, традиционного шолоховского названия коронеров.
* * *
— Вы тут горгулью не видели? — спросила я полчаса спустя у торговца мармеладом.
— Живую? — поразился он.
— Нет, каменную. Ну что вы обижаетесь — я не шучу!…
Лавочник воззрился на меня подозрительно. Он стоял, прижимая переносный прилавок со сладостями к огромному животу, и кожаные ремешки обхватывали шею старика, помогая держать поднос: идеально для уличных торговцев.
Особенно когда погода выкидывает фортель, и мирное весеннее утро оборачивается первой в этом году грозой: безжалостной, беспощадной, сдавливающей землю, как типографский пресс…
Мы с торговцем теснились под одним и тем же дубом, загнанные туда дождем.
Хотя каким дождем! Потопом!.. Хляби небесные разверзлись. Вода не то чтобы стекала вниз — стояла стеной. Столица превратилась в ледяное молоко дождя, такого плотного, что он казался белым, а не прозрачным. Бульвары развезло в сплошную манную кашу.
Поэтому — да, никаких тебе больше следов. Отпечатки горгульи довели меня аж до района Стариков, а тут пришлось заняться допросом свидетелей… Но в первую очередь: спасением своих ног от воды.
Лавочник смотрел на меня с завистью. Он стоял в грязи, а вот я сидела на ветке дуба.
Больше на улице никого не было. Уже давненько все попрятались по домам: стоило лишь небу разрыдаться…
— Так что: горгулья вам на глаза не попадалась? — я повторила вопрос.
— Купи конфету, деточка, и я скажу, — обреченно вздохнул торговец.
Минуту спустя моё сидение на ветке раскрасилось приятной дозой эндорфинов: на языке таяли мармеладки… Торговец тоже слегка повеселел.
