— Вы! Убили! Моего! Аванка! — возопил господин Очоа, не размениваясь на приветствия или похвалу.
Мы с Полынью снова переглянулись.
— И спасли вас, — я тихонько кашлянула.
— Шкуру попортили! А кости-то, кости! А-а-а! — продолжал бесноваться лепрекон, бегая кругами.
Я тихонько выдохнула, радуясь хотя бы тому, что за своей профессиональной скорбью он не замечает общих разрушений вокруг.
— Подпишите тут, пожалуйста, — Полынь безапелляционно подсунул лепрекону ведомственный бланк и перо.
— Вам помочь, э-э-э, с уборкой? — сочувственно предложила я.
Таксидермист таксидермистом, а хижина его теперь долго не простоит. Без вот этих двух чудных балок-то.
— Уже помогли! Ловчие, чтоб вас! — снова заголосил господин Очоа.
Но бумажку подписал безропотно. То ли все-таки рад спасению, то ли испугался непроницаемой физиономии Полыни.
Это я знаю, что эта холодная рожа свидетельствует о том, что куратору жалко убиенную зверушку, какой бы гадкой она не была. А для всех остальных глухая линия поджатых губ Внемлющего видится, скорее, признаком черствости.
— До свидания, господин Очоа! — последний раз попробовала быть милой я, уже покидая негостеприимный дом лепрекона.
— Никаких пепловых свиданий! Валите отсюда! — яростно заорали в ответ.
* * *
— Спорим, он всё-таки пожалуется на нас, едва отойдет от шока? — вздохнула я полтора часа спустя, когда мы отдавали лошадей в ведомственную конюшню (запах стойла напомнил мне аванка).
— Пожалуется. Наверняка, — Полынь почему-то улыбнулся.
— Лепреконы всегда жалуются, вредные создания! — поддакнул куратору конюх, эльф по имени Йелангерлеибал. (Я уже говорила, что если ты эльф и хочешь много денег, то иди в логопеды? У всех остроухих так себе с именами).
Мы пожелали эльфу хорошего дня и поспешили на улицу: она манила резким снопом света в конце конюшни.
Вокруг нас засиял Шолох — наша безупречная, невероятная, восхитительная и волшебная столица. «Город магии, мигрантов и свободы», — как гласят рекламные афиши Лесного ведомства, что несёт ответственность за непрекращающийся поток туристов и такую приятную вещь, как связанное с ними золото.
Было десять часов с хвостиком.
Утро вошло в полную силу: солнце в пудрово-розовой дымке беззаботно щекоталось над верхушками пиний. Стало куда теплее. Министерская площадь, обычно шумная, дышала простором: сотрудники ведомств уже разбежались по кабинетам. Ну, большинство из них.
Только некоторые — самые ленивые и самые крутые (угадайте, кто из них мы) — оставались «на свободе».
Мы с Полынью, воровато оглянувшись на помпезную лестницу Иноземного Ведомства, нагло потопали прочь, к набережной, пестрящей магазинами и кофейнями. Пусть на улице и было холодно, упрямые шолоховцы уже вовсю сидели на верандах. Заматывались в пледы, как мумии, но сидели. И я хотела присоединиться к этому шерстяному гимну весне.
— Кофе, — сказала я, указывая Полыни на поворот к Ратушной площади, где был мой любимый ресторанчик, — Кофе, кофе, кофе. Если ты надеешься, что я и дальше буду выигрывать тебе по полминуты перед лицом врага, мне точно нужен завтрак. Немедленно. «Все кураторы кормят своих помощников; все Ловчие кормят своих мальков» — это одно из условий контракта. Если нет — надо вписать. Пошли к шефу, пусть вписывает. Но сначала — кофе!
Обычно Полынь как-то шутливо отчитывал меня за такие вымогательские тирады.
Но сейчас куратор только продолжал улыбаться. И мне постепенно перестала нравиться эта улыбка…
— Что-то не так? — наконец, я резко остановилась. Так резко, что чуть не попала под колеса цветочной телеги, катившейся по набережной под горку. Почему-то в одиночестве. Лавочница бежала вслед со значительным отставанием. За лавочницей бежали мрачные стражи. То ли на наших глазах задерживают преступницу, то ли стражи пытаются помочь. Но, как всегда, с такими лицами, что лучше б не помогали.
Когда вся их вопящая когорта растворилась в утренней дымке, Полынь подмигнул и вытащил руку из-за спины. В его зажатом кулаке определенно что-то было. Я панически сглотнула и сделала шаг назад.
— В реку не упади, — хмыкнул Ловчий.
— Если там то, что я думаю — лучше в реку.
— Время пришло, Тинави, — гордо сказал Полынь.
— Помогите, — сказала я.
Но никто не услышал мою просьбу. Вернее, один из лодочников услышал — я краем глаза засекла его любопытный взгляд. Но этот дядька с бровями, похожими на кусты жимолости, явно решил, что я несерьезно.
И зря!
Потому что Полынь, не слушая моих возражений, все-таки разжал ладонь. Не переставая, садист, улыбаться.
На ладони лежал кружевной ключ на золотистой цепочке. К цепочке была прицеплена бирка: «Тридцать третий».
— Это ключ от твоего нового кабинета. Прими мои поздравления. Теперь ты — самостоятельная Ловчая. Полноценный сотрудник Ведомства. Твоя затянувшаяся стажировка с успехом завершена, — с чувством сказал Полынь и еще чуть выше задрал подбородок.
Я застонала.
— Дело под кодовым названием «Кто сожрал культиста?» — это первое приписанное к тебе дело. Поэтому жалоба господина Очоа, буде она появится, придёт на твоё имя, — Полынь подмигнул.
Я повернулась лицом к реке и перегнулась через перила:
— Эй, лодочник! — крикнула я господину Жимолостные Брови. — Вода еще не нагрелась?
— Нет, еще пару месяцев обожди, деточка! — посоветовал он.
— И вот даже не утопишься после таких-то новостей… — кисло протянула я, вновь оборачиваясь к Полыни.
Куратор фыркнул, сделал шаг вперёд и застегнул мне на шее цепочку с ключом.
— Вот теперь — кофе.
* * *
Я обреченно возила чайной ложечкой по густой молочной пене. Пена как-то слишком хитро уворачивалась. Кофе под ней терпеливо ждал своего часа.
— То есть ты больше не мой куратор, — вздохнула я, не поднимая глаз от чашки.
— Не-а.
— То есть я больше не малёк.
— Логично.
Я насупилась и предприняла новую попытку:
— Ну и как я буду работать в одиночку? Учитывая мою проблему?
— Которую из них? Отсутствие магии или паническую боязнь перемен?
Я все-таки подняла взгляд.
Полынь сидел напротив на чугунном витом стуле веранды. На нашем хлипком столике царил завтрак, за спиной у куратора набережная переливалась в лучах солнца. Справа по курсу колокольня Ратуши уже готовилась чествовать новый час. Огромный колокол по имени Толстяк Бенджи где-то там, наверху, с нетерпением ждал появления звонаря… Колокола любят звонить.
