Я вышел погулять, чтобы ветер снял с меня, как шкурку, подозрительность. Но в номере я забыл дневник — а мысль не записанная есть мысль отсутствующая. Я вернулся, и… Служка рассказал мне, что некая женщина в плаще только что была в моей комнате. И да, там ВОНЯЛО самой что ни на есть божественной магией.
«Новая богиня,» — встрепенулся я.
Когда служка описал вас, моему распаленному ревностью мозгу почудилось, что это — неопровержимое доказательство. Я велел подготовить карету. По дороге в Шолох я слегка остыл и даже посмеялся над собственной поспешностью.
Приехав, я сразу пришел к вам — уже с твердой мыслью обелить вас в моих же глазах. Но…
Вы бы себя видели с этим танцем! С этими зверьми! Хранительской магией шибало за версту, вы ею насквозь пропитались!
Собственно, я сорвался. Простите за шею — синяков не останется? Нет? Вот и славно.
Тогда забудем этот маленький инцидент.
* * *
Дослушав отчёт Теннета, я вскочила с дивана и нетерпеливо кивнула:
— Одевайтесь, Анте! Мы идём гулять в холмы.
Хранитель молча поднял брови.
— «Новые боги», «новые боги»… — проворчала я. — В Шолохе о них тоже говорят. Правда, крайне пренебрежительно — как у нас это принято. Мой знакомый на днях просил разобраться с этими «богами». Точнее, с теми, кто в них верит. Я все откладывала, но сейчас — время пришло! Поздравляю: вы сыграли роль знака судьбы. Вы слышали про культ Жаркого Пламени?
— Нет.
— В пути расскажу. А, да. Развею сомнения: Карл и Авена перед уходом действительно сделали один глобальный подарок. Но не мне. И не магию. Будьте спокойны.
На этом я умолкла, решив, что лучше не говорить Анте Давьеру про дверную ручку принца Лиссая. А то опять вспыхнет завистью — и что?.. К тому же, ручка та уже тю-тю.
Анте скрипнул зубами, но промолчал. Не стал «унижаться вопросами», ага.
Я же с удовольствием глянула на результаты своей работы — во время рассказа хранителя я разливала кровь Рэндома по узким алхимическим колбам, теперь рядком стоящим над камином. Я сграбастала биту, плащ, сыпанула Мараху корма и побежала на выход.
Теннет, пофыркивая, следовал за мной.
* * *
Чтобы вспомнить, где мы с Дахху видели костер культистов, мне требовалось повторить наш путь. Там, где не помогает мозг, спасает мышечная память. Поэтому мы с Анте взяли кэб до кладбища Призрачная Роща.
После затяжного дождя здесь накопилось столько тумана, что можно было плескаться в нём, как в воде. Моя одежда мгновенно промокла. Даже аквариумы со светящейся травой осомой, прихваченные из дома, все время обрастали бусинами росы, приходилось протирать рукавами.
Двумя зелеными огоньками мы с Анте вскарабкались на кладбищенский холм. Со скрипом отворили витую калитку, прошли к надгробию Дома Смеющихся.
— Так, здесь мы сворачивали направо… — припоминала я.
Анте молча следовал за мной. И горстка могильных призраков — тоже. Неразличимые в тумане, они с любопытством плыли за нами на безопасном расстоянии. Социопатка Стерва Бетти тоже была среди привидений. Кажется, этот дух уже обжился на кладбище.
— Вон! — торжествующе шепнула я, когда мы покинули Призрачную Рощу и в глубине соснового бора справа замаячило багряное пятно, похожее на глаз.
Мы пошли на свет костра, спотыкаясь о кротовьи норы.
— Дождемся конца ритуала, а потом отловим кого-нибудь из культистов и допросим, — предложила я. Анте кивнул.
Сосны раздвинулись, как кулисы — перед нами возникла поляна. Большая и круглая, она напоминала море: вместо волн — холмы и пригорки, вместо пенных гребней — белый клевер; вместо дельфинов — культисты, чьи покатые спины гнулись, выполняя разминку. Ибо ритуал еще не начался, а «холодными» плясать — негоже.
Мы с Анте спрятались возле крепкой сосны, которая, будто гвардеец, стояла навытяжку, вскинув корни. Мы залегли меж них, как две тени, и сквозь грубую вязку древа смотрели на культ.
На поляне полыхал высоченный костер. Вернее, два костра: полулунья пламени, похожие на хлебные корки, и узкий проход между ними. В центре лежал огромный валун с плоской, как серпом срезанной, поверхностью: в голове тотчас возникли ассоциации с алтарём.
Сегодня культистов на поляне было не в пример больше, чем в тот раз — несколько дюжин. Особый повод?
Один из них глянул на часы:
— Пятиминутная готовность! — крикнул он.
Анте сразу же посмотрел на свое запястье:
— Без пяти час ночи.
Культисты засуетились, стали раздеваться (мой спутник сдержанно и удивленно хмыкнул), складывать вещи по периметру поляны.
— По позициям! — скомандовал все тот же человек. — А почему Жрец до сих пор не пришел? — спросил другой.
— Это нас не касается, — раздраженно ответил первый.
— А что, если после того раза Жрец больше не хочет проводить Ритуал Вознесения?
— Ты кто такой, чтобы о мыслях Жреца рассуждать?! Делай свое дело и всё! Позавчера он говорил, чтоб сегодня мы были готовы! Просто опаздывает! — рявкнул главный.
Культисты выстроились тремя концентрическими кольцами вокруг костра и по хлопку начали танцевать. Внешний круг двигался направо, средний — налево, внутренний — снова направо… Культисты плясали завораживающе синхронно; и от этого танца — странного, ломаного, беззвучного, будто хвосты комет на августовском звездопаде, — у меня закружилась голова.
Вдруг на дальней границе поляны сквозь туман проступило два силуэта.
— Знакомые лица? — спросил Анте, потому что я сдавленно ахнула.
Я кивнула.
К культистам приближались Гординиус, облаченный в белоснежный балахон (в нём альбинос напоминал заиндевевшую бабочку) и… Ринда Милкис. Глаза девчонки были завязаны платком. Синевласка спотыкалась через шаг, но шла упёрто, упорно, с той остервенелой самоуверенностью, что поразила меня еще в Терновом замке.
В полном молчании Гординиус и Ринда миновали три кольца и замерли у коридора. Танец набирал темп, мощь и силу. Тени культистов — длинные, острые, хищные, — колючей короной раскрывались от костра, двигались гипнотически. Вместо музыки — дыхание — ритмичные вдохи, выдохи, иногда — шипение и хрипы, соответствующие странным, тревожным позициям. Если закрыть глаза, казалось, что на поляне сплетается клубок змей.
Гординиус буркнул заклятье — вокруг Ринды мелькнул и погас анти-ожоговый барьер, похожий на прозрачную жижу. Альбинос развернул девочку и подтолкнул к алтарю. Ринда пошла, вытянув руки вперед. Если ее заносило к огню, она ойкала и выравнивала путь.
Сам волшебник остался на месте. Он соединил ладони над головой и задрал лицо к набухшему нефритом небу. Гординиус пропел формулу, и над костром засияли иллюзорные песочные часы.
