Поговорка пустынных контрабандистов
Я мягко спрыгнула на песок. За мной — последней из компании — тотчас с лязгом закрылась дверь в Дамбу Полумесяца.
Потребовалось время, чтобы привыкнуть к изменившейся обстановке: после темного коридора яркий свет ослеплял, песчаная поземка колола ноги даже сквозь штаны, а неожиданно-сухой, надсадный воздух не давал вдохнуть полной грудью.
Сощурившись до состояния круста, я медленно поднимала взгляд. Он захватывал все больше желтого песка и редкие иссохшие коряги. Ни намека на жизнь. Официально считалось, что здесь никого не бывает. Незачем тут кому-либо бывать. А следы тех, кого вампиры всё же пускали через границу — тихонько, под покровом ночи, за сотню звякнувших в кармане золотых — мгновенно затягивало песком.
Пустыня, будучи профессионалом, не оставляет улик.
— Йоу, придётся поторопиться! — вдруг обеспокоенно крикнула Андрис Йоукли.
Маленькая Ищейка залезла на зубец дамбы и оттуда изучала горизонт, глядя в серебряный маг-окуляр, такой тяжелый, что, казалось, вот-вот её перевесит.
Но даже без колдовских линз зрелище, явленное вдалеке, не предвещало ничего хорошего.
Невероятных размеров бронзовая туча, ворча и перекатывая мышцами, гремела на востоке. Она навалилась на пустыню глухой, голодной злобой, и в её сухом чреве то и дело мелькали багряные разряды молний. Песок, поднятый ураганом, стирал детали, но я знала: в глубине таких бурь живут шувгеи. Колдовские смерчи, демонические воронки, выходящие на охоту стаей. Внутри каждого сидит злой дух — собственно, шувгей — который больше всего на свете любит лакомиться человечинкой. Воронка воздуха затягивает тебя в разряженное сердце смерча, и уже там он начинает шинковать жертву, как салат к обеду, никуда не торопясь. Как именно это выглядит, неизвестно: до сих пор никто не выживал.
Или выживал, но не спешил распространяться. О действительно страшных вещах не хочется вспоминать. Мусолят косточки катастроф только те, кто обошелся малой кровью — или вовсе мимо проходил.
Говорят, на Лайонассе шувгеи появились после падения Срединного государства. Они стали одним из порождений остаточной магии, которая разлилась по Мудре в тот год, когда срединную столицу сожгли драконы. Ведь даже смерть одного человека порождает сильный всплеск бесконтрольной энергии унни, а что уж говорить о единовременной гибели целого города!
Андрис ловко спрыгнула со стены и доложила:
— Я разглядела очертания семи крупных воронок.
— Они рассредоточены? — спросил Полынь.
Ищейка кивнула:
— Да. Растянуты цепью, зазоры по несколько миль каждый. Но и в этих «окнах» с видимостью будет полная… — слово, которым Андрис припечатала свой вердикт, я не решусь повторить.
Даже Кадия удивленно вздёрнула брови и, судя по задумчивому выражению лица, решила на досуге обновить свой словарик ругательств.
Полынь кивнул:
— Что ж. Идёмте.
И мы двинулись навстречу урагану. Выбора у нас не было: "глушилка" Тишь подавляла телепортацию, классическая магия почти отсутствовала, а Скольжение Полыни нельзя было разделить на пятерых… Перетаскивать же каждого на руках, по очереди, играя незавидную роль собственной лошадки, было для куратора дохлым номером — он помер бы от истощения быстрее, чем первый из нас увидел бы голубое небо за пылевым фронтом.
Поэтому мы шли пешком. Это было очень странно: идти на бурю. Противоречило инстинкту самосохранения. Я привыкла, что самые жуткие и опасные вещи происходят быстро. Р-раз! И всё взрывается. Два! И ты летишь в пропасть. Три! И в тебя полощет огнём. А этот топкий, безнадежный, изматывающий пешкодрал навстречу стихии бередил душу. Легко преодолевать препятствия на пути к свету, но непросто заставить себя погрузиться во тьму.
Я обвязала голову платком, оставив только щелочку для глаз, но сообразно тому, как буря приподнимала свой карминно-пылевой подол, это помогало все меньше. Острые, злые песчинки били в самый зрачок. Я поминутно тёрла глаза руками, но ощущение того, что теперь под веками у меня живёт песок — вместо теневых бликов — не уходило.
Полынь, шедший первым, обернулся, оценил эти жалкие попытки и рывком натянул мой платок вниз — так торговцы опускают гребенчатые ставни лавок перед уходом.
— Замотайтесь все! Я доведу! — пообещал Ловчий, перекрикивая тревожный свист ветра с тяжелым гулом-послевкусием.
— Один ослепнуть решил?! — взвилась Кадия, растрепанная и красноглазая, как фурия.
— Магия! — коротко пояснил Ловчий и, пусть с видимым усилием и только с третьей попытки, но наколдовал себе защитный шлем-пузырь.
Остальные наглухо скрыли лица и вцепились друг в друга как в карнавальном танце. Вытянулись вереницей, эдаким смелым, безнадежным караваном, и воющие барханы приветствовали наш путь, танцуя и поднимая пески.
Рядом с Полынью осталась его верная мумия: единственная из команды, кому буря не причиняла неудобств. Более того, иджикаянский мертвец еще и нежно поддерживал Ловчего, когда тот, бывало, спотыкался.
Мне же в беспесчаной темноте платка вспомнилась иномирная картина, чью копию однажды показывал Теннет. Она называлась «Притча о слепых» и была нарисована до того жутко, что сложно было оторвать взгляд.
— «Если слепой ведет слепого, то оба они упадут в яму», — продекламировал тогда Анте, склонив голову набок и любуясь полотном.
— И что это значит? — буркнула я.
— Тщательно выбирайте учителей.
— А если выбираешь не ты, а тебя?
— Пф. Иллюзия, придуманная слабаками. Все что с нами происходит — следствие нашего и только нашего выбора.
— Если это было бы так, то все жили бы счастливыми, богатыми и знаменитыми.
— А кто говорит, что люди умеют делать правильный выбор? Большинство даже в теории не знают, в чем он для них заключается. Ну а на практике и вовсе выходит чёрте что.
…Прошло ещё много, много времени в пути. Ветер кусал то в один, то в другой бок, пытался уронить, закрутить, утянуть.
Плечо Полыни, за которое я держалась, неожиданно напряглось.
— Все нормально? — крикнула я, но буря сожрала мои слова. Тогда я свободной рукой поправила платок на лице, открывая один глаз.
Вокруг нас висела плотная, клубящаяся масса пыли и песка, подсвеченная лиловой тьмой. Внутри этого мрака я разобрала очертания огромной воронки, устремленной в отсутствующее небо. Смерч-шувгей, сравнимый размерами с Башней Магов, вился и рылся в песке, как гончая, и странно изгибался, ломаясь то тут, то там. Страшная тень за барханом. Концентрат тьмы. Близкая воронка двигалась — и двигалась быстро… Но, вроде, параллельно нам.
Однако соседство — так себе!
Я отпустила Полынь, чтобы протереть мгновенно забившиеся пылью глаза. Куратор обернулся и, увидев его лицо, я охнула и отшатнулась, сбивая темп всей нашей самоубийственной пятерки.
