Снег пылил мне в лицо. Ветер гулко звенел. Снуи пищали, колокольчики тренькали в сундуке, а Берти говорил и говорил, утешая, отвлекая, болтая…
Я отключилась.
Глава 29. Роза на стекле
…В груди так холодно, что, кажется, меня заживо выбросили в открытый космос.
Не могу дышать. Чувствую только слезы — они катятся сами, не спрашивая разрешений, и, кажется, тоже замерзают где-то там, на полпути к подушке. Или взлетают… Да, мне чудится: слезы парят жемчужинами над губами, как миллион имаграфов, желающих запечатлеть момент отчаяния и тишины.
— Я не могу вам помочь. Я не лекарь, — там, вне темноты, я слышу голос нашего силля-возницы. — Да и лекари тут не помогут. Она не жилец. Смиритесь.
— Ага, щаззз, конечно! — это Берти.
Берти продолжает играть с лингвистикой без правил: превращает три утверждения в отрицание. Где там Небесный Овердил, чтоб отшлепать сыщика за такое баловство?…
«Не жилец… Ну вот…» — расстраиваюсь я и снова утопаю в пустоте.
* * *
Тяжелая болезнь — эх…
Каждый раз ты с удивлением выныриваешь из омута дурных видений и густой, душной темноты: что, есть такая штука, как жизнь, ого? В моменты сознания ты не сразу начинаешь чувствовать свое тело. А когда начинаешь, то удивляешься тому, какое оно тяжелое, теплое, уставшее и — вопреки всему — счастливое. Счастливое оттого, что оно не только борется, но, кажется, еще и побеждает — раз ты все еще здесь, по Эту Сторону.
Когда я открыла глаза в первый раз, сквозь легкий туман я увидела Берти, рисующего розу на замерзшем окне.
— Она очнулась, — сказал силль, наш бывший возница, чей сияющий облик я вдруг заприметила — нельзя не зажмуриться — в кресле у дальней стены комнаты.
Берти быстро обернулся от стекла — указательный палец его кровоточил, по снежному лепестку цветка ползла свежая алая капля. Не успела я вспомнить, что это значит, а меня уже утянуло обратно в Гипнос…
* * *
— Только не открывай глаза! — приказным тоном сказал женский голос, когда я пришла в себя следующий раз.
Это был голос Северной Королевы.
Ледяная рука Хозяйки легла мне на рану под ключицей, и я взывала, выгибаясь, как одержимая. Если мне казалось — там был Холод раньше, то я не знала, что такое Холод.
— Что происходит? — заволновался Берти, и я поняла, что он тоже тут и тоже запахнут веками.
— Все хорошо, рыженький. Все по плану.
— Что…по…плану… — о да, это всё еще мой очень неторопливый голос.
— Мы вытаскиваем из тебя Холод, — деловито объяснил Берти, — Он попал прямо внутрь, на глубину. Твоя магия так и не смогла тебя вылечить. Как и я. Ледяная Леди — сможет. Частица Холода слушается ее, и сейчас слетит ей на руку, как ястребок.
— Круто… — пробормотала я.
А внутри меня будто свежепостиранную простыню выворачивали, будто ломали кости, вытягивая жилы, гонялись — Гончая Холода за Осколком Холода.
— Почему ты не сказал ей всего? — спросила Королева, и я мигом напряглась — еще сильнее, насколько это возможно.
Берти раздосадовано крякнул.
— Чего… всего?
— Дыра в твоей искре, девочка. Холод успеть выжечь кусок души.
— ЧТО?!..
— Хей-хей, всё нормально! Блин, госпожа Ледяная Леди, у вас, мне кажется, не очень хорошо получается общаться с пациентами. Давайте я расскажу.
— Ну-ну, покажи мастер-класс, юноша.
— Тинави, дыра есть — но это ничего страшного. Потому что души — не то чтобы дело наживное, конечно, но зарастают. Со временем — зарастают. Восстанавливаются.
— Такая брешь не восстановится, — снова мрачно встряла Королева.
Она временно перестала пытать меня, но аккуратные ноготки Хозяйки никуда не делись с груди, вдавливая куда-то в сумрак. Еще и барабанили — в нетерпении.
Сделав однозначный вывод из ее реплики, я с трудом выдавила:
— Значит… я… умру?…
Мне не так уж сложно было говорить, но сложно — спрашивать такое.
— Нет! Боги-хранители, конечно, НЕТ! — ахнул Берти. — Мы уже нашли выход, Тинави. Мы заклеим эту дыру в тебе кусочком моей души. Выберем самый симпатичный элемент. Обещаю!
— Что за… — начала я ошарашенно. — Сюр?…
— Это не сюр, а очень крутая магия, между прочим!
— Даже… богам… нельзя касаться… искры…
— Богам нельзя, в мне можно! — пренебрежительно фыркнула Ледяная Леди.
— Она права, — вдруг подали голос теневые блики в моей голове. — Это тот редкий фокус, где Леди может дать фору нашим.
— Дело в том, что Королеву не обжигают чужие искры. И, что куда важнее, она их не тушит, хватая. Так что сейчас будет маленькая операция, — продолжал балаболить Голден-Халла, и в этой наигранной беспечности читалось на ура, как он волнуется.
— Это… опасно?..
— Нет, для тебя это не опасно, Тинави, — раздраженно буркнула Леди.
Острый ноготок поскребывал раны, и мне от этого хотелось сдохнуть, если честно.
Берти объяснил:
— Операция пройдет легко, потому что нам очень повезло, госпожа попутчица. Дело в том, что мы с тобой как будто две частицы с противоположным зарядом. Нас притягивает друг к другу — то ли из-за Эффекта Овердила, то ли изначально так и было, не поймешь — да и не важно. Но факт остается фактом: благодаря этому кусочек моей искры прекрасно «встанет» у тебя в грудине. Более того, его там примут с распростертыми объятьями! Ведь мы уже даже дали нашим искрам порезвиться рядышком на лужайке мироздания. Вроде они сошлись, как считаешь? Тем более, всё это — мелочь. Ноль-ноль-ноль пять процента искры. Ты вообще не заметишь подмены. Максимум, что может с тобой случиться — это ты еще веселее станешь, в моем стиле. А об этом, согласись, можно только мечтать?
— Хорошо… — поверила я, чувствуя, как сознание вновь меня покидает.
Где-то там, на самой кромке обморока, мне почудилось, что королева звонко цокнула ледяным языком:
— Ты всё еще не договариваешь, рыженький.
Но темнота быстро стерла эту реплику влажной тряпкой беспамятства.
Глава 30. Немного про крыши
На третий раз я открыла глаза вполне бодро!
Я чувствовала себя здоровой. Сияющей дыры в груди больше не было. Шрама тоже. Мир снова был ярок: насколько вообще он может быть ярок зимней ночью в темной таверне.
С осторожностью я исследовала свои мысли, память, чувства — и не нашла в них никакой перемены. Никаких скрытых посланий или странных сбоев из серии: «Я теперь думаю, что я шикарный сыщик мужского пола».
