Мысли тут же полезли, как из рога изобилия. Конечно же, милая дочь, как всегда, соберет большую компанию. Нет, Лиза все понимает – когда мама уезжала на гастроли, она тут же приглашала народ. Молодость, бьющие фонтаном силы, жажда общения. Только бы убрали за собой и не валялись на моей кровати. Но понимала, что все будет ровно наоборот.
А как мечталось отключиться и ни о чем не думать – ни о компании Марусиных друзей, ни о Дашке, кажется, впавшей в депрессию, ни о маме, постоянно жалующейся на скрипача и болячки, ни о работе и проваленных переговорах – с французами всегда тяжело. Лиза вспомнила и усмехнулась: «А правильно сказала Рыжая: как все задрали!» Вот бы отключить голову, выключить тумблер на пару часов. Но голову, как телефон или плиту, не отключишь. И мысли лезли, толкались, опережая друг друга, наскакивали и отскакивали, как резиновые мячики, и снова набегали, словно прибрежная волна.
«Подремать бы, – с тоской подумала Лиза. – Но вряд ли получится».
Денис. Да, Денис. Несомненная, по словам Соньки и мамы, удача. Самая большая удача в Лизиной жизни. Удача, с этим не поспоришь – в сорок пять встретить молодого, симпатичного, успешного да и к тому же разведенного, свободного мужчину. Любая женщина мечтала бы оказаться на ее месте. И она это понимает. Только вот…
«Все, все, хватит. Хватит привередничать, вредничать и ворчать. Сонька права, ты счастливица. Нам остались или старики, чтоб судно через лет пять, или молодые альфонсы – так, для здоровья. Ну и последний вариант – женатые. Трусоватые женатики, осторожные до тошноты – все по часам, по строгому расписанию. В отпуск только с семьей, деньги считаны-пересчитаны – в общем, одно унижение и вечное ожидание телефонных звонков и скупых сообщений в мессенджерах».
С Денисом было все по-другому: из питерской интеллигенции, хорош собой, не богач, но зарабатывает. Машинка, конечно, скромная, костюмы не от Ральфа Лорена, пятизвездных отелей не жди, бриллиантов тоже. Но это не главное, верно?
«Тебя любят и тебе сделали предложение, Лизон, почти в сорок пять! Ты вообще это осознаешь?» – восклицала темпераментная Сонька. Дашка, осторожно поглядывая на Лизу, ничего не комментировала. Скажи слово против – Сонька сожрет! Да и мама была от Дениса в восторге: «Какой мужчина! Красавец! А вежливый, обходительный! Не то что твой Лукьянов – уж извини». Леньку, бывшего Лизиного мужа и Маруськиного отца, мама не любила. А Лиза любила. Да как – столбенела, замирала, когда он к ней прикасался. Слышала его голос, и сердце начинало биться как бешеное. Целовала его и дрожала. Как они были счастливы первые годы! Молодые, неопытные дурни. Все промотали, все растранжирили, все разбазарили, все. И любовь свою неземную, и нежность, и страсть. Через семь лет ничего не осталось – как не было! Ни-че-го! Зато в избытке было претензий, недовольств, взаимных обид и скандалов. Как они орали друг на друга! Кошмар. Сколько наговорили друг другу гадостей, как оскорбляли друг друга! Лиза не узнавала себя – как я могла? Как мог он, ее Ленька? Как они могли разменять, растерять, уничтожить? Истоптать и зарыть – как?
«Мы рано встретились, – спустя много лет говорила Лиза. – Если бы были чуть опытнее, чуть старше, смогли бы ценить то, что имеем».
Но было как было, и, устав от бесконечных скандалов, Лиза твердо решила развестись. Казалось, что впереди еще столько всего – ого-го! Она еще молода и наверняка устроит свою жизнь, еще полюбит и будет счастлива. А эти изжеванные отношения – к чему их беречь? Выкинуть, как сухую корку от выжатого лимона, от которой на пальцах остается одна горечь.
Ленька не возражал – согласился так быстро, что она удивилась. В общем, развелись.
Ленькино благородство не знало границ. Как бы ни убивалась свекровь – и ее можно было понять, – квартиру он оставил жене и дочери. Маруська, дочка и внучка, – вот главный Ленькин аргумент. И свекровь, обожавшая Маруську, смирилась. Смирилась, но не уставала повторять и напоминать бывшей невестке о Ленькином благородстве.
Четыре года он приходил к Маруське, и, уложив дочку, они шли пить чай и принимались говорить обо всем и ни о чем, как будто по-прежнему вместе.
Неужели еще друг друга любили? Да нет, вряд ли. Ленька давно жил в гражданском браке, а Лиза наслаждалась свободой, покоем и тишиной.
На выходные Маруську разбирали бабушки, и Лиза балдела одна. Приезжали девчонки, Сонька и Дашка, готовили салатики, пили винцо и болтали о жизни. Молодые, здоровые, полные сил и надежд.
После тридцати пяти Лиза поняла, что не все так радужно – кавалеры-то были, а вот серьезные отношения почему-то не складывались.
Да и она не хотела.
А уж после десяти лет свободы о замужестве и вовсе думать перестала – сколько сейчас таких, как она: стройных, красивых, ухоженных, модных, хорошо зарабатывающих и плотно стоящих на стройных ногах? Миллионы. И все одиноки. Точнее – не замужем.
Маруська дружила с отцом, у которого в новом браке было два сына. Бывший муж никогда от Лизы и Маруськи не отказывался, всегда помогал, с его новой женой у дочки отношения сложились, и она часто гостила в новой семье.
Мама по-прежнему жаловалась на мужа, скрипач старел, дряхлел и день ото дня становился все капризнее и занудливее.
Лиза, устав от маминых жалоб, предлагала ей развестись:
– Зачем он тебе, какая от него радость? Бегаешь кругами, подаешь, убираешь, а он с кривой мордой. Да гони его в шею!
Мама плакала и отвечала одно и то же:
– Ой, да ладно тебе! Все мужики одинаковые, особенно в старости – спроси кого хочешь! Все ноют, все жалуются и все треплют нервы – не я, Лиза, первая и не я последняя! С кем ни поговорю – у всех одно и то же! – И мама принималась перечислять подруг и знакомых.
– Тебя это утешает? – возмущалась дочь. – Тогда терпи. Терпи и не жалуйся.
– Как ты не понимаешь, Лиза, – обижалась мать. – Женское одиночество – страшное дело. Особенно в старости. У вас, у детей, своя жизнь, и это нормально. А нам? Что остается нам? Морочить вам голову, отвлекать вас от дел? Одной, Лиза, невыносимо! Женщина должна о ком-то заботиться.
– Заведи собаку, – не соглашалась Лиза. – С ней будет меньше хлопот и больше радости, точно тебе говорю.
Почти неделю не разговаривали, мама крепко обиделась. Потом, конечно, простила.
Одиночество страшное дело? Вот этого Лиза не замечала, ей-богу! Какое там «страшное дело»? Вот ей – нет, правда, – ей просто отлично. Дочка, работа, подруги. Гордость, что может сама себя содержать. Себя и дочь. Путешествия, посиделки в кафе, театры, прогулки – чем плохо? Как она может жаловаться на жизнь? У нее все сложилось. Но главное – у нее есть свобода. А что называется «для здоровья» – так это только стоит захотеть. Она еще ого-го!
Опоздавшая соседка дремала.
По вагону поплыл запах кофе. Сглотнув слюну, Лиза открыла глаза – так и есть, проводницы медленно катили тележку с едой. Впрочем, разве это еда – так, перекус.
