Думаешь, так просто тебя отпущу, птичка. Поймаю и запру в своей клетке, больше не сбежишь от меня никогда.
Я, оторвав взгляд от глади реки, повернулся назад на глухой звук. Зар галопом гнал коня. Я ударил пятками, незамедлительно пускаясь в погоню. До Воловьего Рога полдня пути — ке так и далеко, но время тянулось слишком долго. Меня штормило и выворачивало наизнанку от неизвестности и ощущения того, что Сурьяна где-то одна, вдали от меня, и это оглушало тревогой. Безумное притяжение к ней, томительная тяга тянула из меня жилы и толкала в пропасть. Внутри меня вихрь неспокойствия все рушил и бился о грудь, вынуждая корчиться от невозможности посмотреть на нее, прикоснуться, будто у меня отняли руку, выдернули сердце из груди, и без этого я вынужден как-то существовать. Гадкое состояние, невыносимое, нетерпимое.
Все меньше стали попадаться лесные массивы, сменяясь зелеными лугами, проплывали мимо деревеньки, появлялись из-за высоких холмов новые, тянуло дымом, и его горечь оседала на языке вместе с тьмой, что разрасталась во мне. Тьмой от отчаяния, что я не увижу ее больше. Девушку, которая так глубоко засела внутри, пустив в меня свои корни, сплетаясь с моей плотью и душой. Внутри пекло и саднило, во мне огромная дыра. Мы остановились только раз у одной веси у крайней избы, чтобы напиться из колодца ледяной воды и напоить загнанных коней. А потом снова пустились в дорогу.
Воловий Рог был достаточно обширный, с высокими стенами, обнесенными вокруг посада, сердцевина городка на высоком холме, огибаемом широкой рекой Сохши. Торговый город, поэтому как только мы выехали на пыльную улицу, на нас обрушились разные звуки: лай собак, стук молотов, голоса людей, что наполняли улицы. Поймать Сурьяну в таком многолюдье сложно…
В первую очередь я остановился у ворот, договариваясь с привратниками. Те обещали доложить, если попадется отрок по моему описанию, конечно, без платы не обошлось. Мы остановились почти на самой окраине улицы в постоялом дворе, шумном и тесном, но выбора не было. Оставалось только ждать, но ждать в стенах было невыносимо, и я, как загнанный зверь, кружился вокруг двора, всматриваясь в лица людей, что жили здесь, и тех, кто появлялся на улицах: купцы, рыбаки, ремесленники, вглядывался в лица девушек и вздрагивал, когда в толпе мелькала рыжая коса, и зло стискивал зубы, когда оказывалось, что вовсе не той, которую я так искал. С приближением вечера, как только огни начали везде загораться, а народ помалу разбредаться, вернулся Зар и доложил, что его поиски не принесли плодов. Страх острыми зубами вгрызся мне в спину — что если по пути с Сурьяной что-то произошло, а я здесь? Она так и не появлялась ни этим вечером, ни утром после бессонной ночи, что я провел в клети, глядя в окно, выходящее на частокол ворот. Утро тоже не принесло ничего. Сурьяна не появлялась и на третий день тоже.
— Может, она наврала все, — предположил Зар, отпивая из чары медовухи.
Я оглядел людную корчму мрачным взглядом. Я не ел эти три дня и, верно, пугал своим скверным видом лучника, но мне было плевать.
Наврала… От мысли, что она могла меня обмануть, рвало на лоскуты. Еще никогда мне не было так гадко и плохо. Я на самом дне, корчился в муках от потери. До безумия хотел ее, жаждал. Я же вывернулся перед ней наизнанку, вытряхнул всего себя, бросил к ее ногам, а она — ушла. Хладнокровно и безразлично. Я грохнул чарой по столу, расплескав мутную жидкость браги, поднялся и вышел из-за стола. Зар всполошился вместе со мной.
— Пойду снова на площадь, там буду всю ночь, — сказал он.
Бессмысленно это все. Сурьяны здесь нет. Или есть… Каким-то внутренним чутьем я знал, что она здесь. И надо искать. Не уеду отсюда, пока не найду. Без нее не уеду. Пусть Зар возвращается в Роудук, а я останусь здесь.
Мы вышли под навес. Лучник направился в сторону площади, а я — к воротам, еще не закрывшимся на ночь.
8_5
Стылый воздух ворошил волосы, но от прогретой солнцем земли парило. Кресень в самом пике. Здесь — у ворот на окраине городища — воздух, напоенный цветением и свежестью обильной росы, что веяла с лугов, застеленных туманом. Отсюда с вершины я наблюдал, как белые клочья движутся медленно, наползая на небольшой тесный посад, растворяясь в свете костров, что жгли на окраине. Сурьяна могла бы жить в одной из этих построек, но не мог же я заходить в каждую избу и искать ее. Хотя, если не отыщу, то так и сделаю. Все переверну тут. Сумрак сгущался все плотнее, погружая во тьму зеленые долины и реку, тянувшуюся широкой лентой к окоему. Только стихший шум города тревожил воздух, но уже не так сильно, как днем, но все же и ночью тут кипела жизнь. За три для пребывания здесь уже привык.
Прошла седмица, проведенная в Воловьем Роге, как один сплошной день или ночь
— мне уже было все равно. Несколько раз отец посылал за мной, требовал домой, но я отправлял с гончим один и тот же ответ — чтобы не ждал. Конечно, князь мог сам наведаться, и тогда мне так или иначе придется следовать его воле. Хотя у него, должно быть, другие заботы, ведь растет сын.
На восьмой день в постоялый двор вновь приехал посыльный, на этот раз с вестью. Недоброй, как оказалось. Рожденный Русной ребенок умер, и князь незамедлительно требовал вернуться. Признать, меня эта весть огорчила — Найтар так надеялся, и жену взял их чужих земель. Молодая, здоровая Русна, выходит, не приживется в Роудуке…
Это утро стало для меня самым отвратительным, впервые мне не хотелось вставать и выходить, я был жив и мертв одновременно. Вспоминал проведенное с Сурьяной время, наполненное ее запахами, прикосновениями, мимолетными улыбками, перед глазами стояли зеленые омуты. Окружение не существовало для меня, только она. Не хотелось ничего, только уставиться в потолок и не двигаться. И плевать, что творилось кругом. Но Зар вынудил меня подняться. Постучав громко в дверь, лучник вошел.
— На площади народу столько, кажется, новые купцы прибыли с юга. Может, сходим? А еще, — Зар задумчиво потер подбородок, — князь велел мне привезти тебя в Роудук… иначе, — посмотрел исподлобья, — …он мне голову отрубит.
Я с шумом втянул в себя воздух, сжимая зубы, сердясь. Князь решил управлять мной угрозами. Хотелось послать его куда подальше вместе с его княжеством, но не подставлять же под удар Зара. А князь свои обещания держит. Особенно сейчас, он ведь, верно, раздавлен страшно потерей еще одного наследника.
— Сильно же ты прикипел, — выдернул Зар из мыслей, — не знаю, как князю тебя доставлять в таком состоянии, — окинул взглядом Зар, когда я поднялся. — Голову снесет точно.
Я глянул на него, промолчав.
— Жду у ворот, — ответил лучник и вышел.
Я поднялся, прошел кушату и умылся. Ледяная вода взбодрила немного. Отершись рушником и одевшись, взял пояс с оружием и покинул клеть. Расплатившись с хозяином, спустился во двор. Солнечный свет ударил по глазам больно, так, что прищурился, оглядывая площадку, куда вывел коней Зар, ожидая, когда я спущусь.
— Ну так что, пойдем к лоткам? — спросил он.
Я посмотрел в сторону людной улицы. И внутри все скребло от боли, так черство там стало, что я уже не понимал, чего хочу. Пойти и не найти ее там… было невыносимей, чем просто покинуть Воловий Рог, и эта мысли била плетьми по самому сердцу. Назад пути уже не будет, я окончательно порву ту хлипкую ниточку, что связывала меня с ней, порву и кану в пропасть. Если ли зелье, способное выжечь эту распирающую изнутри пустоту? Только яд ее заполнит, больше ничто не сможет. Я кивнул, все же соглашаясь отчасти от того, что просто не мог переступить эти ворота и разорвать нить и открыть рану, которая будет кровоточить вечность.
