Лияр, не мешкая подхватил под руку, утянув в сторону кустарников.
— Ветица, — обернулась, выискивая женщину, та вцепилась в локоть — здесь. Заслоняя собой всем телом, Лияр оттеснял нас к гуще леса, я не видела, что там происходило, только слышала крики и рычание.
3_8
Кажется, за нами гнались, я слышала чужое дыхание и хруст веток. Казалось, стоит остановиться, и тут же настигнут стрелы или нож. Бежали с Ветицей, поддерживая друг друга, продираясь через кустарники. Мокрые голые ветки хлестали по лицу и рукам, одежда становилась тяжелой. В какой-то миг я осознала, что прикрытия нет. Обернулась — Леяр остался лежать на земле с пробитой спиной, а нас настигали двое татей. Крепких, сбитых, жаждущих нас поймать.
— Беги! — отчаянно толкнула меня Ветица, но я и с места не могла сдвинуться. Да и поздно.
— Мальца держи, сгодится, — прозвучал короткий приказ чернобородого, и меня тут же схватил другой, оттаскивая назад.
Чернобородый сгреб женщину в охапку, набросился, что волк на добычу, оскалившись, рвя на ней одежду, трогая везде. Я смотрела в ошеломлении, не могла поверить в это все. Холод окатил с головы до ног, когда поняла, что тот собрался делать, пока другие заняты грабежом. Я будто яд выпила, так мое тело онемело, потеряв чувствительность всякую. А потом принялся брать Ветицу сзади, и во мне что-то оборвалось. Я извернулась ужом и грызлась в крепко держащие меня руки другого разбойника. Тать взревел и ослабил хватку, а я кинулась к чернобородому, толкая его, с ног сбивая, да только тот не сдвинулся с места ничуть, беспощадно продолжая терзать Ветицу. Меня резко рванул назад мой пленитесь, разворачивая к себе лицом, только увидела, как в воздухе кулак проскользнул.
— Пошел прочь, щенок! — тяжелый кулак обрушился мне на скулу, удар откинул в сторону на несколько шагов.
Боль проломила от виска к затылку. Я рухнула на землю, ощущая на губах соленый вкус, из глаз брызнули слезы, шапка слетела прочь, выскользнула коса, ударила по лицу, будто в довесок, словно веревкой. Через звон в голове услышала вой Ветицы, она молила не трогать меня.
— Кончай с ней, нечего возится.
Раздался короткий всхлип за плечами. А в моей груди взметнулась дыхание вместе с болью. Я сощурилась от жгучих слез. Подняла голову, отстраняясь от земли, повернулась, увидев сквозь муть, как Ветица осела на землю безвольной ланью в руках хищника, повалилась набок — на горле алая полоса, из которой кровь ручьем. Я зажмурилась, сгребая холодную влажную землю пальцами, сминая в кулаках, внутри будто разверзлась черная воронка, утягивала меня в оглушительную темноту, засела в груди боль, сильнее той, что сейчас по всему лицу и голове полыхала. Шорохи рядом заставили вздрогнуть.
— Ха, так это же девка, — услышала через туман усмешку.
3_9
Тать схватил за ворот, рванул с земли, легко разворачивая к себе. Передо мной возникло сухое лицо: выпираюицие скулы, обтянутые кожей, лохматая рыжеватые волосы и борода, в которой запутались травинки, зеленоватые болотные глаза смотрели плотоядно, с долей насмешки, кривились в ухмылке тонкие, покрытые сухой коркой губы.
Подошел и другой чернобородый, смотря на меня сверху, так, что гнев мой угас, и вместо него страх начал разливаться по телу, делая меня совершенно беззащитной в предчувствии чего-то дурного.
— Велено всех баб до одной убивать, — ответил он, переставая улыбаться.
— Только пускай сперва поласкает малость, гляди какая милая, — рыжебородый тать спустил руки к поясу, расправляя ремни да выпростав из штанов бледную толстую плоть в обрамлении темных волос.
Я отвернулась от задушившей меня дурноты, перед глазами все поплыло. Тот, второй, уже получив свое, решил обождать, отошел чуть в сторону, намереваясь наблюдать за всем.
Рыжебородый склонился, а я шарахнулась от него, отползти пытаясь. Схватил за лодыжки, подтягивая к себе. Я забилась так отчаянно, как могла, и получила несколько пощечин, таких же увесистых. Одной пятерней тать сдавил горло, а другой принялся сдирать с меня штаны, царапая ногтями кожу на бедрах. Я не кричала. Зачем рвать себе горло, все убиты и подмогу неоткуда ждать. И как только насытятся мной, так же перережут горло и выбросят в овраг. Тать одним движение развернул спиной, сдавив сильнее горло, надавил на поясницу, заставив встать на четвереньки. Придавил весом своего тела. В бедро уперлось горячей и твердый уд, меня едва не вывернуло наизнанку.
— Не вертись ты, — нетерпеливо шлепнув по бедру, охаживая жестко, зарычал.
Выпустил шею, намотав на кулак косу, дернул грубо, вынуждая смотреть только вверх. Сердце трепыхалось в самом горле, когда он провел плотью между бедер, пристраиваясь удобнее.
— Девчонка совсем, а справиться не можешь, — ухмылялся сговорщик.
Насильник от слов его только злился больше, ударил коленом между моих колен, раздвигая шире, вздрогнул чуть, ткнувшись вперед, качнулся пытаясь войти, ткнувшись куда-то в бедро, как тут же обмяк. Тать завалился вперед. Не смогла выдержать его, руки подломились, и я упала на землю, устланную колючей хвоей, придавленная мужицким телом.
Другой тать едва успел выхватить нож, как чужой клинок глухо воткнулся в грудь, и чернобородый упал на колени, ткнувшись лицом в землю. Ничего не понимая, я пыталась высвободиться, задыхаясь, и тут же ощутила облегчение. Туша татя куда- то исчезла, давая возможность дышать, я не успела оправиться, как рядом кто-то опустился на колени и чьи-то сильные руки подхватил меня. Я забилась в отчаянной попытке защититься.
3_10
— Тише-тише, все хорошо. Я не обижу, кикто не обидит, — услышала голос, звучавший мягко и успокаивающе, так осторожно он пытался удержать меня на месте. — Все хорошо, — сжали крепче, и на плечи легла теплая накидка, укрывая от холода, скрывая оголенные бедра. — Где больно, скажи? Они успели? Где? — шептали рядом с виском губы, оглаживая горячим дыханием, а я и слова не могла выдавить, качала головой.
Меня пробил озноб, только, едва почувствовав заботу, ткнулась, разом растеряв все силы, в шею молодого мужчины, мягкие волосы огладили лоб.
— Все прошло, тише, — успокаивал словами и осторожными прикосновениями, водил ладонью волосы.
Он все гладил, держал. Оцепенение помалу начало спадать, и теперь меня пробила дрожь, словно в лихорадке. Я никогда не плакала, и сейчас не дала волю слезам, лишь слезы от болезненного удара татя заполняли глаза.
— Здесь оставаться холодно и сыро, — спустя время сказал он и поднял меня на руки легко.
Словно сквозь толщу стали проявляться остальные звуки и проясняться очертания деревьев и мужчин. Их было шесть или семь — чужие, я никого из них не знала. Быть
может, тоже путники? На земле тела Лютобора, Всеясена и остальных. Я чувствовала на поясе и под коленями ладони теплые, сильные руки будто не хотели отпускать.
— Вротислав! Догнали, всех поскуд перебили, — услышала уже рядом, — семерых насчитали.
