– Но ведь уже поздно, – произношу я.
– Сделай это ради меня, – говорит он. – Это мой последний вечер. Разреши мне просто потанцевать с тобой.
Я улыбаюсь и беру его за руку. Попрошу прощения у мамы позже.
Тремя годами позже
Я чувствую, как кто-то хлопает меня по плечу, и в испуге открываю глаза. И тут же вспоминаю, где я: в поезде на пути в Сиэтл. Конечно же. Я хлопаю по коленям в поисках кольца Сэма, но пальцы его не находят.
Неужели он выпал у меня из рук, пока я дремала?
Мое сердце колотится еще сильнее. В глазах все расплывается, но постепенно взгляд проясняется. В проходе стоит пожилая женщина: высокая и худая, с короткими седыми волосами и добрыми глазами. На взгляд ей примерно столько же, сколько и моей маме.
– Прошу прощения, мисс.
Я выпрямляюсь на сиденье и киваю.
– Да?
– Мне очень жаль вас будить, но вы, кажется, сидите на моем месте.
– Ой, – бормочу я, хватаясь за сумку. – Извините. Я присела на секундочку и… должно быть, прикорнула немного. У меня спальный вагон чуть дальше. Сейчас соберу вещи и уступлю вам место.
– Да все хорошо, – говорит она. – Я просто зашла на предыдущей станции, и, когда увидела вас спящей, решила не будить, поэтому последний час я провела в вагоне-ресторане.
– Я и не думала, что так устала, – говорю я, встряхивая головой.
– У тебя, должно быть, полно забот, милочка, – ласково улыбается она.
– Да, полно, – произношу я.
Она садится на пустое место возле меня.
– Меня зовут Грейс, – сообщает она.
– А я – Роуз.
– Хочешь поговорить о том, что тебя тяготит?
– Да я даже не знаю, с чего начать, – признаюсь я.
Она показывает на ожерелье с кольцом Сэма. Наверное, он весит тысячу фунтов, потому что в нем – тяжелый груз из моего сердца.
– Можешь начать с человека, который подарил тебе это.
– Да, – говорю я, кивая. И понимаю, что хочу поговорить. И хочу рассказать ей о своем самом большом секрете. – Но сначала я должна рассказать вам о кое-чем другом.
Тремя годами ранее
Чуть позже, в полдесятого, мы приходим в «Кабана клаб», прокуренное и тускло освещенное заведение. Людей больше, чем обычно, и я поражаюсь, насколько же здесь много женщин, таких как я, – с солдатами, собирающимися на войну.
Льюис что-то говорит официантке, сидящей на возвышении у входа, и та подает телефон.
– Может, позвонишь своей маме? – спрашивает он. – Чтобы она не беспокоилась.
Я улыбаюсь:
– Спасибо.
Но вместо мамы я набираю номер нашей соседки, мисс Приветт. Я не готова сейчас препираться с мамой. Мисс Приветт – просто прелесть: она сможет передать сообщение маме и даст ей понять, что я в безопасности, но буду поздно.
– Ну вот, – говорю я, подходя к Льюису, который ждет меня возле гардероба. – Все уладила.
Я следую за ним в клуб, и мы находим пустую кабинку, в которую и протискиваемся. Она тесная, и мы еще ближе, чем на пляже. Появляется официант, и Льюис заказывает мартини нам обоим.
– Я никогда не пила мартини, – говорю я с широкой улыбкой.
– Он тебе понравится, – отвечает он. – Он крепкий, но в хорошем смысле. – Он улыбается. – Ну, расскажи мне о себе.
– А что ты хочешь узнать?
Я смотрю, как мужчина в кабинке напротив дает прикурить привлекательной блондинке. И на секунду я чувствую себя чужаком. Я чувствую себя, как раньше, человеком, наблюдающим за происходящим. Неуклюжая школьница с костлявыми коленками, с косичками и с россыпью веснушек на носу. Но я вижу, как на меня сейчас смотрит Льюис. Он самый красивый мужчина, которых я видела вне кинотеатров, и по какой-то неведомой причине он среди всех женщин мира хочет сидеть рядом именно со мной. Мое сердце колотится.
– Ну, я хотел бы узнать, чего ты хочешь в жизни, когда эта чертова война будет позади.
– Ой, даже не знаю, – говорю я уклончиво. – Наверное, то же, что и любая женщина. Счастье. Семью. Защиту.
Он смотрит на меня с удивлением.
– Правда?
– А что тебя так удивляет?
– Не знаю, наверное, я решил, что ты другая, более свободолюбивая.
Я прищуриваюсь:
– Не знаю, что ты под этим подразумеваешь, но я…
– Не распаляйся, – с улыбкой произносит он. – Может, я вижу в тебе то, что ты еще сама не разглядела.
– Что, например? – настороженно спрашиваю я.
На мгновение я чувствую раздражение. Льюис – незнакомец, во всех смыслах. И то, что он, проведя со мной всего один час, думает, что может составить обо мне мнение, кажется мне самонадеянным и немного грубым.
– Ну, – произносит он, указывая на танцпол, где толпа блондинок строит глазки мужчинам, – для начала, ты не похожа на большинство девушек.
– Не похожа? В самом деле?
– Ни чуточки, – продолжает он. – Я думаю, в глубине души тебе хочется чего-то другого.
– И чего же мне хочется, мой мудрый и всезнающий друг? – ухмыляюсь я. – Будь так любезен, сообщи мне.
Льюис принял задумчивый вид.
– Я думаю, что ты слеплена из совершенно другого теста, – произносит он. – Я думаю, что ты скорее уедешь отсюда, чтобы посмотреть мир, чем застрянешь на кухне с фартуком на талии.
Я чувствую, как глаза щиплют слезы, и отворачиваюсь.
– О, извини, – говорит он с тревогой. – Я не хотел расстроить тебя.
Я поспешно качаю головой.
– Ты меня не расстроил. Ты просто… ну… ты просто прочитал мои мысли. – Я вздохнула. – Ты прав. Мне это не нравится, но ты прав. Семейная жизнь пугает меня больше, чем что-либо еще. Наверное, это как-то связано с моими родителями. Моя мама вышла замуж за первого человека, который сделал ей предложение, а он оказался жуликом, который заморочил ей голову, высосал деньги с ее банковского счета, а потом исчез.
– Мне так жаль, – говорит Льюис серьезным голосом. Он хлопает себя по карману рубашки. – Черт, жаль, не могу предложить тебе платок.
Я улыбаюсь сквозь слезы. Я плачу по многим причинам. Из-за того, что идет война. Из-за того, что его слова задели меня за живое. Его слова разбередили воспоминания, оставшиеся рубцами на моем сердце. Мне было шестнадцать, когда я, гуляя по Щучьему рынку
[64], увидела, возможно, единственное искреннее проявление любви в своей жизни. Которое я так и не смогла забыть. Оно на самом деле было банальным и при этом проникновенным: возле палатки с сельхозпродуктами пожилой мужчина предложил своей жене носовой платок, когда она, по неизвестной причине, начала плакать. Для меня это навсегда стало олицетворением настоящей любви.
