– Каких тут только магазинов нет, – произнесла миссис Льюис. Она сопела от изнурительной ходьбы. – Ты не представляешь, какие у них тут кафе, Молли. Свежие фрукты в больших корзинах. И сырный магазин тоже есть. У них там даже «Стилтон»
[73] продается. А еще есть устричный бар, хотя в моем положении с моллюсками лучше дел не иметь. А вот приличного чая не нашли, хоть официант и был ужасно мил, да, Ирен?
– Да, – согласилась мама. – Джека не видела? – Я покачала головой, и она протянула мне коричневый бумажный пакет. – Я купила тебе кренделей. Так что можешь сказать Джеку, что ты их уже попробовала.
Я поблагодарила ее и отвернулась. Как я могла принять ее доброту, когда сама собиралась прятаться от Джека?
– Мы подумали, что вы обе могли посидеть в зале ожидания, – сказала мама, поднимая наш чемодан. – Бетти сможет немного отдохнуть. А я тут побуду.
– Нет, – торопливо проговорила я. – Я могу тут остаться. А вы идите и посидите. Я покараулю Джека.
Мама улыбнулась и сказала, что я очень хорошая девочка. Джек будет мной гордиться.
Я хотела сказать ей, что люблю ее и не хочу ей навредить. Чтобы позже, когда я стану объяснять, как так получилось, что Джек вообще не появился, она не подумает обо мне плохо.
Мама наклонилась ко мне и поцеловала в щеку.
– Бедная Бетти плохо себя чувствует. Думаю, ей лучше посидеть.
Я не сказала маме, что люблю ее. Задуманная мною ложь остановила меня, не позволила сказать ей ни слова и даже посмотреть ей вслед.
Через три года после смерти папы, когда вся наша деревня судачила о прибытии трех тысяч американских авиаторов на только что построенный аэродром, который граничил с нашей фермой, мама перестала превращаться в камень. В середине лета 1943 года я снова услышала ее смех. Ее глаза сияли, словно в них попал солнечный свет. Я была убеждена, что это я наконец починила ее разбитое сердце. Она стала пользоваться помадой и делать себе химическую завивку. Она снова взялась за шитье: распорола несколько старых платьев Сьюзен и сшила мне юбки и сарафаны.
Чуть раньше, в том же году, мы услышали, как подъезжают первые американские грузовики. Сьюзен было восемнадцать, и она работала в местном пабе на полставки. Это был компромисс между ней и ее родителями, которые не разрешали ей работать на заводе по производству боеприпасов в городе. Сьюзен отчаянно хотела внести свою лепту в оборону страны, но дядя Роджер сказал, что работа на ферме – это и была ее лепта.
Мы наблюдали, как день за днем мимо сновали грузовики. На каждом возведенном строении из рифленого железа красовались огромные буквы: «ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ АРМИИ США». Появились большие коричневые палатки, похожие на взволнованное море. Один мальчик принес в школу что-то удивительное. Он показал это всему классу. Это был сочный апельсин. Он заявил, что его ему дал американский летчик.
Когда я рассказала об этом Сьюзен, та сообщила, что нужно пойти и спросить, можно ли и нам фруктов. На аэродроме стоял аромат чего-то вкусного, смешанный с запахом топлива. Через громкоговорители биг-бенды исполняли свинг. В своем лучшем хлопковом платье, голубом с крошечными белыми ромашками, Сьюзен кружила меня в танце на бетонной дорожке между временными постройками. Она сказала, что американцы надерут Гитлеру задницу, и мы подняли в воздух руки, сложив два пальца в букву «V», как сделал это Черчилль, показывая знак победы.
Аэродром оказался огромным. Целый американский город, кишащий людьми, построенный на наших полях. Тут была палатка с табличкой «Спящая лагуна», где пилоты могли отдохнуть перед вылетом на задание. У них был пожарный департамент, обитый рифленым железом склад парашютов, кабинет стоматолога, медпункт, даже кинотеатр с металлической крышей, куда все эти годы будут звать деревенских детишек смотреть мультфильмы Уолта Диснея. Мы увидели, как несколько военных устанавливают знак. Покрашенный деревянный щит. На нем красовалась надпись: «Добро пожаловать в Тинтаун»
[74].
– Дамы! Подумываете стать пилотами? – спросил один авиатор.
Мы со Сьюзен смотрели на огромный бомбардировщик «B‐17». Мужчина улыбнулся. Его лицо светилось в лучах полуденного солнца. Он был очень высок. Пуговицы на его форме блестели. Он смотрел на нас добрыми темно-синими глазами.
– Просто осматриваемся, – вежливо ответила Сьюзен.
– Да все в порядке. Вы из деревни?
– Мы живем на ферме Суон, – сказала Сьюзен, указывая пальцем. – Вон там. Это земля моего отца.
– О, да? – Он снял шапку и принялся крутить ее в руках. – Ну, – сказал он. – Надеюсь, он не слишком против, что мы здесь?
– Вовсе нет, – ответила Сьюзен. – Это же все для военных нужд.
Она спросила его, можно ли нам купить апельсинов.
– Апельсинов? Конечно, я могу добыть пару апельсинов. А скажите, у вас там на ферме есть цыплята?
Сьюзен смутилась. На всех фермах были цыплята.
– У нас много цыплят, – проговорила я. Мне нравился этот высокий американец и его мягкая улыбка.
– Просто у нас вместо яиц только яичный порошок, – объяснил он нам. – Я подумал, что на некоторых фермах здесь должны быть куры.
– Вы хотите свежих яиц? – спросила я услужливо. – Моя мама разводит кур, и они несут круглый год. Мы можем принести вам яиц.
Мы договорились, что я буду приносить ему по дюжине через день. Он попросил нас подождать у обитой рифленым железом казармы и через минуту вышел с коричневым бумажным пакетом, наполненным апельсинами. Мне хотелось прыгать от восторга. Мама любила фрукты, а их было так мало во время войны. Я представляла, как поделюсь с ней апельсинами, какую радость они принесут ей, как мы обе станем наслаждаться их сладостью.
– Не забудете про яйца? Приносите их вон к тому строению, видите? Спросите меня, майора Джека Уильямсона.
– Так и сделаем, – сказала Сьюзен.
– Отлично. Так вы что, сестры?
– Двоюродные, – ответила Сьюзен. – Она протянула руку. – Мисс Сьюзен Маркс. Приятно познакомиться.
– Рад нашему знакомству, мисс. А как твое имя, малышка?
Я отдала ему честь.
– Молли Маркс, – представилась я.
Он рассмеялся и отсалютовал мне в ответ. После этого я стала воспринимать его как друга.
– А что насчет тебя, майор Молли Маркс? Ферма твоего отца тоже где-то здесь?
Я покраснела и посмотрела на Сьюзен. Все в деревне знали про папу. Мне никому не приходилось рассказывать о произошедшем.
