Они дошли до конца моста, что скрывался в густой тени. Ступени словно сами стелились под ноги Лучано, обостренно ловящего все, что мог увидеть, услышать и почуять. Журчание и запах реки, колеблющиеся ночные тени, прохлада и вкус воздуха, запах вишни… Вишни?
Он сделал следующий шаг по совершенно пустым — да пустым же! — ступеням и едва не полетел вниз, обо что-то споткнувшись. Извернулся в воздухе, как кошка, мягко прыгнул, опустившись на ноги, выпрямился. Рядом и немного наверху ругнулся Фелипе, но не зло, а как-то растерянно. Опасности Шип явно не видел.
Лучано вгляделся в тень, что шевельнулась в углу ступеней, и чуть не рассмеялся. Он споткнулся о старую нищенку! Впрочем, разум тут же напомнил, что не все так просто, ему ли не знать, как опасны бывают бедные беззащитные старушки. Примерно как юные развратные мальчишки и девицы, почтенные ремесленники, благочестивые жрецы… Безопасных людей вообще не бывает, синьоры!
— Прошу прощения, госпожа, — все-таки учтиво сказал он, вглядываясь в кучу лохмотьев, увенчанную головой, похожей на старую щетку с растрепанной паклей. — Я вас не сильно задел?
Он покопался в карманах, испытывая смесь брезгливости и жалости. Старость и бедность не виноваты в отталкивающем виде, каждого может ожидать подобное. Ну, кроме Шипов.
Денег нашлось не так чтобы много, единственная крупная монета осталась в траттории, но Лучано все-таки наскреб пару серебрушек по полскудо и три медяка. Протянул их нищенке и чуть не вздрогнул, когда из лохмотьев высунулась рука, больше похожая на птичью лапу.
— Добрый юный синьор, — сказала нищенка на удивление чистым и мелодичным голосом. — И какой щедрый… Отдает бедной Минри свои последние деньги.
— Ну, уж точно не последние, — улыбнулся Лучано, высыпая монетки в темную маленькую ладонь. — Купите себе что-нибудь, почтенная госпожа, и не поминайте лихом.
— Разве можно? — усмехнулась нищенка, судя по голосу. — Поминать лихом такого учтивого юношу! Но раз ты мне заплатил, мальчик, давай погадаю. Я не попрошайка, даром денег не беру.
— Не соглашайся, — сердито зашептал подошедший Фелипе. — Посмотри, она то ли вендийка, то ли чинка, то ли вообще джунгарка… Ведьмовское племя! Еще накличет беду!
— На меня-то? — беззаботно усмехнулся Лучано. — Да брось!
Его вдруг снова охватило ощущение беззаботного пьяного веселья, совсем как недавно в траттории. И этот запах вишни… Откуда он все-таки? До спелой вишни еще далеко. Сладкий, теплый, ласковый…
Он протянул руку и вздрогнул, когда тонкий палец с острым коготком коснулся кожи. Хотел снасмешничать, что у старушки зрение куда лучше, чем у него, если может гадать в такой тени, но тут луна выползла из-за облачка, и Лучано увидел, что его ладонь исчерчена слабыми светящимися линиями…
Он хотел отнять руку, но старуха держала неожиданно цепко. Какой-то необычный страх потихоньку вползал в душу Лучано, не имеющий, однако, ничего общего с его обычными предчувствиями, часто спасавшими жизнь.
— Какая интересная рука, — так же чисто и звонко, как у девчонки, прозвучал голос гадалки. — Двойная судьба — редкость. Жаль… Очень жаль.
— Кого жаль? — насторожился Лучано, а Фелипе за его плечом недоверчиво фыркнул и вполголоса напомнил:
— Да они всегда несчастья предсказывают. А потом денег просят, чтобы отвести.
— Помолчи, мальчик, — остро глянула на него гадалка. — А то тебе бесплатно предскажу что-нибудь. Не обрадуешься.
Суеверный Фелипе смолк, а Лучано с удивляющим его самого равнодушием посмотрел на ладонь в руках гадалки. Линии и правда будто… двоились.
— Смотри, — провела старуха коготком по самой длинной. — Вот судьба, что была написана тебе на роду. Богатый дом, любящие родители… А нет, матери не вижу. Но отец в тебе души не чает, ты его главная радость и гордость. Вижу книги, лютню, сад. Породистых лошадей и собак, шелка и бархат. Вижу золотую дворянскую цепь, только герб… его не разглядеть…
«Ну еще бы, — остатками здравого рассудка фыркнул про себя Лучано. — Герб — это уже точно, по нему можно узнать… Да глупости это, Фелипе прав!»
— Глупости, говоришь? — усмехнулась старуха. — Смотри дальше. Вижу тебя высоко, по правую руку от короля. Ты бы многого добился на службе ему! Вижу женщин и мужчин, которые тебя любят. И кое-кого из них любишь ты. Вижу твоих детей, тоже радость и гордость семьи. Ты и твой отец…
— Хватит! — яростно прошептал почему-то Лучано, и в глазах у него на миг потемнело от злости. — Лгунья…
— Но я же не сказала, что все это будет, — чистым строгим голосом возразила гадалка. — Твоя судьба свернула с этой колеи, мальчик. Немного чужой трусости и подлости — будто камешек, попавший под колесо. Ты должен был родиться и расти в знатном доме, а оказался в ящике для брошенных младенцев у дверей храма. И твоя судьба свернула на иную колею, чужую. А вот, смотри, тебе было десять лет — и опять крутой поворот. Теперь к лучшему. Ведь так ты думаешь, да?
Лучано задохнулся. Она не могла этого знать! Говорят, некоторые маги могут читать разум, но это великие умельцы, и даже им нужны заклинания, волшебные перстни и много чего еще! Не могла нищая гадалка… С такими умениями она бы жила во дворце, а не сидела на ступенях моста ночью, поджидая… Поджидая?
— Твоя судьба ведет к смерти, мальчик, — услышал он тихий голос, молодой и очень печальный, будто шепнувший ему прямо в уши. — О нет, не сегодня. Но скоро, очень скоро. Возьми свои деньги обратно, малыш. Они тебе пригодятся. У вас ведь верят, что нужно рассчитаться с Перевозчиком? Ах нет, прости, с Провожатым… ну все равно, возьми.
И сухая старческая лапка сунула ему в ладонь холодную тяжесть серебра и меди, ничуть не согретую теплом чужого тела.
Лучано невольно сжал ладонь, и тут луна снова озарила их, на этот раз щедро, полным потоком. В лунном свете он увидел морщинистое лицо древней карги, но глаза у нее были полны лунного серебра, молодые, ясные и безумно красивые. И запах… снова вишня, а еще река, но не обычное веяние влажного сырого ветра от Ромериньи, а что-то иное, ледяное и светлое, острое, как удар клинка. Оно вошло в его сердце, и Лучано задохнулся от неведомой ранее тоски.
Старуха откачнулась, будто собираясь встать, и Лучано рывком обернулся к Фелипе.
— Деньги есть? — бросил он отчаянно. — Давай!
— Сколько? — растерянно спросил Фелипе, шаря по кошельку.
— Все! — выдохнул Лучано. — Все, что есть!
Глупая, глупая надежда. И старая сказка, что он когда-то прочел в книге из библиотеки мастера, тоже очень старой. Даже не сказка, а легенда о той, что говорит правду, но берет за это все, что ей могут дать. Она знала, что Лучано отдал ей последние деньги! И гадать предложила после этого! Но если он дал мало…
Он сгреб монеты из руки Фелипе, опустился на колени перед нищенкой, словно перед королевой. Да что там — с королевой он вряд ли был бы так почтителен! И проговорил, дрожа, словно весенний ветерок обернулся пронизывающим ледяным вихрем:
