Не дожидаясь ответа, он снова склонился, коснулся губами шеи почти в поцелуе, и Лучано скрутило, выбивая дыхание, уже знакомое мучительное наслаждение. Он закрыл глаза и остатками здравого рассудка съязвил сам себе, что у грандсиньора аккару нюх не хуже, чем у Перлюрена. Тот безошибочно нашёл не только котелок с потрохами, но и нужную сумку. Ему, наверное, Лучано пахнет сытой и безопасной жизнью. Великое дело — правильное чутьё…
— Доберусь до лаборатории — сделаю духи, — то ли сказал, то ли подумал он. — С их запахом. Интересно, как поймать аромат грозы и свободы?
— Сделаешь, — согласились едва слышно узкие чёткие губы совсем рядом. — Если доберёшься. Если выживешь там, куда вы едете. И если эта дрянь, что обвила твоё сердце, не проснётся… — Пальцы аккару коснулись груди Лучано напротив сердца, и по телу прокатился очередной томительно сладкий спазм. — Какое сложное проклятие… Красивое, беспощадное. Кто это так высоко тебя оценил, мальчик?
— А вы можете?.. — выдохнул Лучано, вмиг очнувшись от пронзительной надежды, но аккару покачал головой.
— Нет, — сказал он с беспощадной честностью. — Вернее, снять-то я способен, но это тебя убьёт. Сердце не выдержит. Но я могу предложить тебе кое-что иное. Ты когда-нибудь думал о бессмертии?
Лучано прислушался к стуку собственного сердца. Оно шло ровно, как отменно сделанные часы, с идеально выверенными крошечными паузами. И где-то там, рядом с удивительным живым механизмом, подаренным ему Благими, свернулась ядовитая дрянь. Ждёт приказа, гадина… Ему вдруг стало до дрожи обидно и жалко умирать. Бессмертие? О чём говорит Витольс? Тут бы каждый следующий день пережить, а их всё меньше, если верить гадалке Минри. Каждый — как подарок! А бессмертие… Это что-то сказочное, небывалое.
— Я могу подарить его тебе, — шепнул аккару на ухо Лучано, небрежно и легко поглаживая его плечо пальцами через рубашку. — Бессмертие и весь мир в придачу. Все страны, которые ты мечтал увидеть! Долгие века приключений и путешествий. А ещё — знания, которые людьми давно забыты. Ты ведь мастер не только клинка, но и алхимии — я прав? Но человеческая жизнь коротка, всего каких-то полсотни лет — и разум начинает слабеть, руки теряют прежнюю точность, а зрение туманится. Разве не обидно, мальчик? Десятилетиями воспитывать свой ум и волю, гранить их, как безупречную драгоценность, — и вдруг понять, что ты не блистающий алмаз, а всего лишь рисунок на песке. Река времени плеснёт — и тебя нет… Разве ты не достоин лучшего? Не достоин бессмертия?
«Бессмертие? Как? — невольно подумал Лучано и вдруг понял даже раньше, чем успел спросить. — Неужели любезный мастер Витольс хочет принять меня в род? Что ж, если люди, смешивая кровь, текущую в их жилах, становятся, милостью Благих, кровными братьями — кто сказал, что подобное невозможно для аккару? А ведь он предлагал Альсу оставить ему одного из спутников… Задумал это ещё тогда? Что ж, Айлин отказалась, а что делать мне? Я смогу увидеть весь мир, никогда не состарюсь… и даже Перлюрен не станет меня бояться, ведь не боится же он мастера Витольса! А какой немыслимый соблазн — вернуться к прекрасной королеве Беатрис и посмотреть ей в глаза, когда она попытается пробудить свой ядовитый подарочек! Благие и Баргот, как же жаль…»
— Я… не могу, — шепнул он, вдруг поняв, что каким-то странным образом оказался сидящим на кровати в объятиях аккару. — Не могу… — И попытался объяснить, упорно сражаясь со сладкой ленивой истомой, наполняющей тело. — Мой мастер послал меня сюда. Если я брошу задание, отвечать перед гильдией придётся ему.
— Верный… — задумчиво сказал аккару. — Что ж, это тоже говорит в твою пользу. Не только ваши Благие считают верность великим достоинством человека, в этом я с ними, пожалуй, согласен. И если это единственная причина, то она не станет препятствием. Прими моё предложение — и я позволю тебе вернуться к твоему мастеру, мой юный Шип, — шёпот Витольса снова бархатом скользнул по телу. — Не сразу, конечно… О, всего год или два, как только ты привыкнешь к новому существованию. Отправишь ему пока письмо — он подождёт… Зато потом ты сможешь остаться с ним до самой его смерти, если захочешь. Двадцать-тридцать лет — это совсем недолго, чтобы рассчитаться по всем человеческим долгам. Я понимаю, нелегко отринуть то, что составляло твою жизнь. Ты успеешь поиграть во все человеческие игры: дружба и вражда, власть и свобода… Захочешь — станешь грандмастером — это весьма полезная и забавная игра. А потом ускользнёшь от бывших собратьев, оставив вместо себя легенду. Ну как?
— Бел-лис-симо… — прошептал Лучано, ужасаясь той бездне, которая разверзлась перед ним, и о которой так легко говорит это страшное существо. — А как же… Вальдерон… и Айлин… Я отвечаю за них. И это… важно! Я не могу… не должен их бросить!
— Ну и не бросай, — с подозрительной лёгкостью согласился аккару. — Проводи своих друзей туда, куда они следуют, и возвращайся ко мне. Или ты всерьёз думал, что будешь нужен им всю жизнь? Потом, когда они вернутся домой и снова станут благородным лордом и леди магессой? Ты никогда не дотянешься до них, будучи человеком. Только для таких, как я, не имеют значения ни знатность, ни деньги, ни всё остальное, что так ценят люди. О, поверь, никто не предложит тебе лучшей доли…
«Это правда, — подумал Лучано, изнемогая в сладостно-жуткой истоме. — Предложение королевской, если не божественной щедрости… но…»
Он вдруг с небывалой ясностью вспомнил то, что, казалось, вытравил из памяти калёным железом — экзамен на звание младшего мастера. Вкус травяного отвара, погрузившего его в глубокий сон, голос Ларци, читающий молитву Претемнейшей, услышанный так смутно, что он даже сейчас не мог бы с уверенностью сказать — было ли это во сне или наяву?
И то, как он очнулся, открыл глаза и увидел… сначала ему показалось — низкий дощатый потолок, и только спустя несколько мгновений Лучано понял, что это была крышка гроба. Вспомнил дикое отчаяние, яростную обиду и желание освободиться прямо сейчас, немедленно! Но даже поднять руки ему не удалось, и тогда на смену отчаянию пришёл покой. В тот момент Лучано понял, что принадлежит Претемнейшей Госпоже…
— Я — Шип, — сказал он уже с безнадёжностью, понимая, что аккару и на это найдёт, что ответить. — Моя жизнь в воле Претёмной, моё посмертие — тоже. Как я могу лишить Госпожу того, что её по праву?
— И ты думаешь, что она заметит потерю одной песчинки из бесчисленного множества? — шепнул ему на ухо насмешливый голос аккару. — Кого ты обманываешь, мальчик? Разве Претёмная сама призвала тебя на службу? Для неё ты всего лишь один из бесконечного множества, а для меня… для меня ты будешь единственным. Ученик, спутник, друг… Ну же, чего ты боишься? Чтобы полететь, придётся сделать шаг в пропасть, но иначе свободы не обрести. — Он помолчал, а потом сказал всё так же негромко, но очень ясно, и Лучано услышал в этом странном голосе чудовищное одиночество и жажду: — Время решать, мальчик. Третий глоток за мной, только от тебя зависит, чем он станет. Скажешь мне «да» — и века раскинутся у твоих ног. Откажешься — проживёшь обычную человеческую жизнь, и вряд ли она будет хотя бы долгой. Ты ведь помнишь об этом? — Его пальцы снова коснулись груди Лучано. — Это проклятие ведёт к смерти, но оно не последует за тобой, если ты пройдёшь через смерть, как через дверь в новое бытие. Думай — и решай.
