Еще один бомбардировщик свалился на город — практически в центр главной площади. Брызнуло фонтаном горящее топливо, занялся жилой дом. Самолеты прорвались через кордоны ПВО, но даже над городом их продолжали сбивать. За полчаса американцы безвозвратно повредили несколько ЗРК, перепахали пару аэродромов, включая один гражданский. Тяжелые бомбы пробили бетонную защиту подземного нефтехранилища, и вспыхнул гигантский костер. Несколько зенитных батарей были разнесены в пух и перья. Но система ПВО продолжала отражать нападение. Глаза слезились, отметки плясали на экране. Захватить цель было то же самое, что вытащить из реки десятикилограммовую щуку. Из шести ракет в последнем бою половина попала в цель! Два попадания пришлись на «Фантомы», один — на «В‐52». Тут прибежал рядовой в стоптанных шлепанцах и сообщил прескверное известие: в хранилище — голяк! Нечем больше отстреливаться! Вчера ночью ничего не подвозили, потому что был пожар на ракетном арсенале. Две последние ракеты — и ни в чем себе не отказывайте, товарищ майор! Их заряжали, не дожидаясь окончания налета, что было нарушением инструкции, но обстановка того требовала. Снова подходили самолеты — они не кончались. Руки тряслись, Газарян перехватил управление, вел мишень. Пуск! Промазал! Через шесть секунд — снова пуск! Двадцать секунд в полете, ракета несколько раз меняла траекторию — и все же поразила истребитель-бомбардировщик, уже начавший снижение. «Гол! — возликовал Газарян. — Товарищ майор, мы им забили!»
Он плохо помнил, что было дальше. Оставаться в кабинах не имело смысла. Люди разбегались по укрытиям. На правом фланге гремели взрывы. Похоже, бомба повредила крайнюю установку. Развалилось здание на другой стороне парковой зоны — там находился госпиталь. Больных давно эвакуировали, но в здании все равно находились люди. Поблизости не было ни спасателей, ни пожарных, и к зданию по команде старших устремилась часть обслуги.
Снова гремели взрывы — похоже, разнесло еще одну пусковую установку. Противный рев вгрызался в уши — он нарастал, делался невыносимым. Штурмовик спустился по пологой траектории, и уже включился крупнокалиберный пулемет.
— Уходим, мужики! — крикнул Андрей, собирая своих людей. — Все в овраг, он здесь, за кабиной!
— Как уходим? — опешил Бондарь. У парня, видимо, уши заложило, он ничего не слышал.
— Как можно смелее… — толкнул парня в спину майор. Дошло, наконец, выбило затычки из ушей! — Противник выявил позиции подразделения и сейчас сровняет их с землей!
Народ брызнул во все стороны, а пули крупного калибра уже сбивали ветки с деревьев, лохматили пальмовую листву. Упал Агашкин. Андрей схватил его за шиворот, придал пинка для ускорения. Упал Серега Романчук. Сговорились они сегодня, что ли? Романчук не вставал, хрипел, хватался за грудь. Что за незадача? Майор опустился на колени, всматривался слезящимися глазами. Рубашка на парне была порвана, из груди выплескивалась кровь, глаза закатывались. Романчук вздрагивал, горлом шла кровь. Андрей не верил своим глазам, холодно стало спине — и это в сорокаградусную жару! Он что-то кричал, махал руками. Несколько человек вернулись. «Серега ранен, — прохрипел Раевский. — Помогите донести». Агашкин и Газарян схватили раненого под мышки, поволокли к оврагу. Андрей не замечал, что происходит вокруг. Свистели пули, за спиной взорвалась кабина станции наведения. Он сделал только несколько шагов, а потом нога стала ватной, ослепительная боль пропорола до мозга, и он просто растянулся, упершись ладонями в землю. Завертелась карусель в голове, посыпались искры фейерверка. Ну, просто вьетнамский Новый год… Кричали товарищи, снова кто-то возвращался. «Командир, ты чего тут разлегся?!» — страшным голосом орал Давыдов. Да ничего он не разлегся, просто осколок попал в бедро. Его схватили под мышки, потащили, потом куда-то бросили… А на позициях бушевала огненная кутерьма, все взрывалось, горело, падали деревья…
Он долго, как ни странно, не терял сознание. Но боль сводила с ума, и сознание было необычным — то становилось белесым, черно-серым, то вспыхивало огненными красками. Его насыщали необычные персонажи с причудливыми голосами.
Истребитель ушел, сделав свое черное дело, подъехала машина, в нее загрузили Андрея и еще несколько человек, среди которых был, кажется, Серега Романчук. Потом везли под грохот канонады, и над ними склонялись озабоченные вьетнамские лица… Добравшись до госпиталя, раненых выгрузили из машины, хорошенько тряхнули, и все кончилось…
Но операция прошла успешно — по мнению лечащего хирурга. Кто бы сомневался, не ранение, а смех один. Но в ноге периодически вспыхивала пульсирующая боль. Андрей возвращался в мир, но очень неохотно. Мелькали люди в белых халатах и без, склонялась женщина, целовала его. Сколько дней прошло, когда он окончательно вспомнил, кто он есть и где находится? Позднее выяснилось, что четыре дня. Новая болячка идеально вписалась в старую, и было очень плохо. Самолеты уже не летали, бомбы не падали. Андрей лежал пластом на кровати, ни на что не реагировал. Пришли товарищи, озабоченно спрашивали, как дела. Газарян в шутку предложил прогуляться. Все, что вынес майор из этого визита, — Романчук жив, но проблемы со здоровьем будут преследовать всю жизнь. Новость была великолепная, он даже сел на кровати. В таком сидящем состоянии его и застал полковник Бахметьев, проникший в палату с подозрительной корзинкой. Ужаснулся, когда Андрей попытался привстать, схватил за плечи, усадил обратно. Потом пристроил на тумбочку корзинку.
— Что это, товарищ полковник?
— Фрукты. Рамбутан, мангостин, личи… Все мытое. Еще пара подозрительных вьетнамских яблок, если честно я, не стал бы их есть. Впрочем, как и все остальное…
— Спасибо, товарищ полковник…
— Да не за что, больной. С наступающим тебя. Сегодня куранты будут бить, ты в курсе? Сам скоро вприпрыжку побежишь, подумаешь, осколок в ноге… Операция, кстати, закончилась, майор.
— Я знаю, товарищ полковник, осколок удалили…
— Да бог с ним, с осколком. Американская операция, говорю, закончилась. «Лайнбэкер‐2» ее окрестили. Говорят, что добились поставленных целей, но я в этом сильно сомневаюсь. Это конец войне, майор, уж поверь. Возобновятся переговоры, что-нибудь решат, и войска США наконец уберутся из этой несчастной страны. На юге еще продолжатся стычки, но бомбардировок больше не будет. И миссия группы наших советников подходит к концу. За семь лет мы потеряли семнадцать человек — погибших от обстрелов и бомбежек, болезней, несчастных случаев. Несколько десятков раненых, но все вернутся к жизни или уже вернулись. Если вдуматься, это немного. Ты долечивайся, скоро поедешь домой, документы оформим. Ты знаешь, что за двенадцать последних дней американцы потеряли больше восьмидесяти самолетов? Тридцать пять из них — бомбардировщики «В‐52». Только ваше подразделение поразило семь или восемь целей…
Полковник побыл еще немного, потом сослался на важные дела, еще раз поздравил с Новым годом и удалился. Андрей сидел на кровати, отрешенно смотрел на дверь. Она открылась, и на пороге возникла темноволосая женщина, которую он уже где-то видел, на плечи наброшен халат.
— Ой, простите, я ошиблась, — пробормотала дама с сильным акцентом, взялась уже за дверную ручку, но, всмотревшись в раненого, произнесла: — Подождите, нас, кажется, однажды представляли, сейчас вспомню…
