Минули ещё два дня, и уж немного позабылись предсказания волхвы, и Вейя встала лёгкая, как пушинка, впервые тревогу не почувствовав в себе, и всё казалось не таким уж и хмурым.
Выглянула в разволочённое оконце, радуясь погожему дню. А как челядинка Мира вбежала в хоромину, напугав, известив Вейю о том, что князь прибыл, радость всплеснулась внутри. Поспешила собраться скорее, хотя знала, что пока Годуяру не до неё будет — такая суматоха поднялась в детинце, челядинки ног сбивались, двор полнился кметями, стало шумно и тесно — не протолкнуться. Вейя всё высматривала отца среди вернувшихся, да так и не нашла, вернулась в хоромину, спрятавшись ото всех. Сбылись слова Доброрады — не вернулся Гремислав. И так плохо стало, что Вейя из хоромины не выходила никуда, только слышала из окна, как гомонил двор, как повеяло дымом и всякими вкусными запахами из поварни, как завязывалось гулянье широкое. Только место для Вейи ныне там — за столом общим — не было, князь, верно, и забыл о ней.
Как стало вечерять, Мира справила для Вейи баньку, смыть тяжесть гнетущую паром целебным, наполненным запахом берёзовых веток, что в самые поры проникал унять тревогу. И в самом деле — легче как будто стало, тело словно обновилось, полегчало. Вейя, оставив челядинку прибраться, покинула баню и быстрым шагом в горницу свою поспешила, подальше от пировавших. Кругом только и мелькали блики костров, хоть Даждьбог к окоёму только спускался, обливая стены теремные багрянцем жарким.
Вейя шаг сбавила, себя одёргивая — от кого бежит? Ясно и так, что не дождётся Гремислава, и нечего надежду таить, что он позже князя может вернуться — не вернётся. А люду что? Что им не плясать, не веселиться? Это там — где-то далеко за стенами Кряжича — сеча твориться и недруг лютует, а тут — в стенах толстых — спокойно, и князь живой возвернулся. Как не пировать да из рога мёд не пить, тем, кто остался лежать в степи, тризну не справить как подобает? Горевать нельзя, нельзя духа сломленного показывать, богов и удачу от себя отворачивать.
Вейя за раздумьями и не видела, куда ступала, так и ударилась о вставшего столбом гридня, отпрянула тут же, подбирая слетевший плат с плеч, поздно понимая, что вновь на шаг скорый перешла.
— Прости, — буркнула под нос, глаз не поднимая, скорее скрыться торопилась, пока её слова бранные за то, что под ноги себе не смотрит, не догнали.
Да не тут-то было! Сильные руки плечи её сжали, задержать поспешили. Вейя и понять ничего не успела, как увлёк её в сень берёзы гридень.
Глава 9
— Пусти! — отпрянула Вейя, когда ладони широкие легли ей на спину — гридень к себе теснее притянул. Вейя вспыхнула гневом и досадой от наглости такой.
— Не торопись, — горячее дыхание висок обдало, по губам сладким хмелем мазнуло.
Вейя замерла, посмотрела на того, кто поджидал её здесь у ворот в детинец. И дыхание потеряла — обожглась о взгляд пылкий Далебора.
— Что тебе? — выдохнула.
Далебор улыбнулся едва заметно, руки спустил к локтям, ослабевая тесный плен. Он хоть и не держал, а путь пригладил, тесня Вейю к берёзе. Густая тень от его тела сильного на Вейю упала, и жаркое око теперь играло в его тёмных кудрях, окутывая мягко плечи, сейчас не скованные латами жёсткими, словно девица ласковая, обнимала золотистым облаком. Веяло от сотника мощью и горечью дубового листа. Вейя невольно втянула больше воздуха в грудь, чтобы головокружение унять. Недаром Любица ревностью изводится — статен и красив Далебор.
— К столу не торопишься, как понимаю, а я ждал, хотел посмотреть поближе, что за голубку князь у себя приютил.
— Посмотрел?
Губы в обрамлении усов да не длинной броды ухмыльнулись выразительнее.
— Смотрю, не голубка, а соколица, прилетевшая к нам с острога Годуч.
Вейя вспыхнула, захотелось как можно подальше от него отойти, от взгляда опасно поблёскивавшего — слишком душно стало рядом с ним.
— Сильно он тебя прятал. Не знал, что у воеводы Гремислава дочка такая есть, да ещё и родственница князя.
— Узнал?
— Узнал.
— Теперь дай пройти, — дёрнулась Вейя, да сотник подставил плечо, отрезая путь.
Вейя бросила на него взгляд, гневом распаляясь. В другое время, не зная, что он с княгиней любится, прячась от мужа, Вейя, наверное, так же как и все девицы детинца, разомлела бы и улыбалась. Но зная, что за спиной князя Далебор делает, речи вести не хотелось с ним, а уж улыбаться и подавно, хоть и ничего не сделал ей плохого, а всё же цеплял чем-то. А теперь Любица догадалась о том, что видела их Вейя, княгиня вольна сделать с ней что захочет. До Вейи сейчас и нет никому дела: отец неведомо где, а Годуяр... князь озадачен сейчас другим, про Вейю — родственницу свою — и забыл, верно. Если Любица узнает, что она тут с сотником толкует…
Вейя нахмурилась и бросилась в сторону, но сотник поймал, назад её дёрнул, локоть чуть сжав.
— Не торопись, Вейя, — прошептал.
Вейя задышала глубже, по сторонам огляделась, волнение всколыхнулось, к горлу подступив. Отовсюду слышался шум, да всё же далеко он был: где-то там, за стенами, гудели голоса, звенела сталь — никто не услышит, если даже закричит. И Далебор был разгорячённый ристалищем, что затеяли гридни, провожая погибших у крады[1]. Вот и глаза каре-зелёные, что так близко оказались, маревом туманным заволокло, и улыбка слабая быстро таяла на устах, твердела, как и пальцы, что вдавливались жёстче в локоть — не оторвать. Вейя вскинула подбородок, схлестываясь с взглядом Далебора в немой борьбе.
— Понравилась ты мне, Вейя, буду у князя тебя просить, — проговорил он сдавленно.
— Проси ту, которую в саду нынешней ночью брал, — вырвались слова сами собой.
Вейя резко вскинула руки, высвобождаясь. Далебор застыл, в камень превратившись, не успел осмыслить сказанное, как Вейя уже бежала от него прочь, дороги перед собой не различая.
Глупая. И надо же было такое сказать! Зачем? Внутри колотилось всё. Сквозняк, напоенный прохладой вечерней, что по теням деревьев уж собираться начал, обдавал разгорячённое лицо. Вейя не заметила, как плат потеряла, что сбился с плеча, соскользнул наземь. Спохватилась было, да уже не вернуться. Взбежала на крыльцо, задержалась, скользнув взглядом по двору, выдохнула шумно, унимая дрожь в теле. Убежала, кажется. И что этому Далебору от неё нужно стало, когда сама княгиня на него взор свой положила? Просить её станет... Вейя хмыкнула, разве не он признания жаркие шептал Любице, покрывая её кожу поцелуями?
----------------------------------------
[1] Крада у славян — это жертвенный огонь, который может быть как погребальным костром, так и пламенем на храмовом алтаре.
Глава 10
Вейя вернулась в светёлку, опять пустую — челядинки на гульбище все, то дело молодое — на глаза гридням всякая свободная да не замужняя девица спешила попасть. Вейя решила твёрдо, что не пойдёт на пиршество. Не место ей там, ловить холодный взгляд Любицы, да напряжённый — Далебора. Но чем гуще темнело за стенами, тем больше Вейя жалела, что всё же не пошла — знать хотя бы, какие разговоры происходят сейчас там. Потому Вейя отправила Миру, как только та вернулась из бани, наказав ей послушать, о чём говорят мужи.
