— В Штакен? — спросил Андреич тихо.
— Да, — ответил Игорь и взял меня за руку своими холодными пальцами: — Любовь, ты любишь мясо?
— Смотря какое, — с удивлением ответила я.
— Какое же?
— Ну… куриное филе, например. Свинину тушёную. А что?
— Фи, мадам, — скривился Игорь, и я даже присмотрелась к нему — шутит он так, что ли? Но нет, не шутил. Совершенно серьёзно добавил: — Сегодня никаких куро-свиней. А рыбу ты любишь?
— Если без косточек, то да.
— Какие косточки, как можно?! — фыркнул он. — Это же не столовка номер три.
Пожав плечами, я не стала возражать. Столовка номер сорок два была для нас с Катериной спасением в голодные времена. Там работала толстая, просто необъятная Калерия Марковна — пергидрольно-кудрявая буфетчица со злыми маленьким глазками на широком лице и с пухлыми ручищами в целлюлитных ямочках. Она безжалостно гоняла работяг и алкоголиков, а нас с сестрой отчего-то жалела и иногда кормила на халяву. Впрочем, позже я поняла, что эти редкие обеды досыта не убавляли ни хренушечки из того, что она воровала каждый день. Но Калерия и столовка для меня были неотрывно связаны. Пластиковые столы, шаткие стулья, тёплый мясной дух из кухни и жалостливый голос толстухи: «Ешьте, синички, вона синие какие…»
Калерия куда-то исчезла вместе со столовой, когда мне было восемь лет. А на том месте открыли сетевой магазин…
— Приехали, Любовь.
Андреич нагло притормозил прямо посреди улицы, высаживая нас, а потом просто уехал. Игорь же предложил мне локоть:
— Прошу. Я что-то проголодался.
Я молча пристроила шаг к его широкой ходьбе, и мы вошли под арку во внутренний дворик, где под навесами стояли столики, а в центре приятно журчал фонтанчик. Но мы там не задержались, потому что перед нами приветливо распахнули дверь в ресторан. Игорь сказал милой девушке с вычурно уложенными волосами:
— Я заказывал столик на двоих. Разумовский.
— Конечно, проходите, я вас устрою в библиотеке, — девушка жестом пригласила следовать за ней и застучала каблучками по паркету, а потом по коврам внутрь ресторана. Как интересно, теперь можно есть в библиотеке?
Но так назывался один из четырёх залов ресторана. Нас усадили за небольшой столик, накрытый настоящей накрахмаленной белоснежной скатертью, стоявший чуть обособленно за тяжёлой бархатной портьерой с кисточками. На старых фотографиях ещё бабушкиной квартиры я видела такие шторы: бордовые, пушистые, а кисточки золочёные. То ли пошлость советской моды, то ли закос под старину. Зато меню в кожаной папке смотрелось очень солидно. И цены в нём были… совсем не демократичные. Большинство четырёхзначные, а если встречались цены из трёх цифр, то начинались они цифрой больше пяти. Я даже обалдела немножечко, слушая, как Игорь заказывает бутылку розового шампанского, полезла по страничкам искать её цену и, найдя, решительно закрыла меню. Нет, я не буду смотреть, сколько это стоит. Я буду пребывать в счастливом неведенье. Иначе даже есть не смогу.
— Ты решила, что будешь заказывать? — Игорь глянул на меня с удивлением, но я покачала головой:
— Закажите за меня. Всё равно я не разбираюсь в высокой кухне.
— Осмелюсь порекомендовать уху, сегодня она особенно удалась, — обратилась ко мне официантка. — Или драники с малосольным лососем.
Игорь снова выразительно посмотрел на меня, но я никогда не любила играть в гляделки, поэтому мстительно выбрала:
— Давайте драники.
— Два раза, — кивнул он. — Потом мне карпа, только без лука, с молодым картофелем. Любовь?
— Я не хочу рыбу. Мне что-нибудь мясное.
— Филе говядины? Телятина, утиная ножка, ягнёнок, индейка?
Я прекрасно понимала, что это её работа, но официантку хотелось прибить. Игоря тоже, но в меньшей степени. Он всё же мне помог. Что же выбрать? Индейка и ягнёнок звучали как-то непривычно для моего уха, утиная ножка тоже не впечатлила.
— Телятину тогда.
— У нас есть замечательные отбивные с розмарином и сладким перцем, — пропела довольная девушка. — Все, кто пробовал, отзывались очень хорошо!
— Договорились, — кивнул Игорь. — К рыбе бокал Шабли «Le Clos», а к мясу… пусть вино выберет сомелье.
И бросил мне смеющийся взгляд. Конечно, пусть там кто-нибудь выберет, мне уже совершенно всё равно, что есть и пить.
Девушка приняла заказ и быстро ушла, а я осталась наедине с этим буржуйски настроенным олигархом. Который сцепил руки в замок и, как заправский адвокат, спросил, цепко глядя мне в глаза:
— Скажи, тебе понравилось то, что было в отеле?
— Неожиданный вопрос…
Я замялась. Не говорить же, что я только и хотела, что убраться поскорее из номера. Мужчины любят лесть. Это я знала точно на примере клиентов из кафе. Надо сказать да.
— Допустим, — осторожно ответила я.
— У меня есть квартира в центре.
Я только непонимающе смотрела на него. Поздравляю, конечно, но при чём тут я? Нас прервала официантка, принёсшая бутылку «Моета» и два бокала, хотела сервировать, но Игорь кивнул:
— Спасибо, я сам.
Оставшись снова наедине, он сказал:
— Ты поселишься там.
Именно сказал, точнее, приказал. Как интересно! Даже моего мнения не спросит? Походу, он прочёл возмущение в моём взгляде, потому что добавил:
— Ты сказала — всё, что я захочу. Помнишь ведь?
— Помню. Но не слишком ли…
— В самый раз, — отрезал он, наливая в мой бокал пузырящееся вино. — Я объясню. Согласна?
— А что мне надо будет делать? — осторожно поинтересовалась, принимая ножку изящного узкого фужера в виде цветка. Глотнула. Шампанское оказалось слаще того, что мы пили в отеле. И вкуснее.
— Ждать меня с работы и заниматься сексом.
Я хмыкнула. Прямо жена на час. Обласкать, приголубить, массажик сделать…
— Чего ты смеёшься? Я сказал что-то смешное?
Его глаза блеснули холодной сталью. Я даже поёжилась от неприятного ощущения, но быстро взяла себя в руки. Как там говорят? Назвался груздем… Я ему должна. Почему бы не попробовать? Из меня, конечно, жена та ещё выйдет, тем более на час, но это лучше, чем красная комната и кожаные наручники.
— А это… сексом… в смысле, как в отеле? Ничего больше?
— Вот что, Любовь. Я привык говорить прямо и называть вещи своими именами. Секс есть секс. Что ты хочешь услышать?
Поспешно глотнув ещё шампанского, я помотала головой:
— Ничего. Секс так секс. А на сколько?
— На сколько — чего?
— Времени.
— Пока не надоест, — он пожал плечами.
