Дверь за моей спиной приоткрылась, и я увидела отражение Николая, который обрадовался:
— О, хозяйканама пришла! Походу, свидание удалось?
— Это точно вопрос? — проворчала я, скидывая кроссовки.
— Нет, это уже утверждение, — ответил Николай странным тоном, подошёл, поколупал шов на плечике: — Битая будешь!
— И даже примерно представляю, кем именно.
Стало не по себе, как будто Николай застал меня с Игорем в недвусмысленной позе. А жилец придвинулся ближе:
— У тебя всё в порядке, Люба? Ты сама на себя не похожа.
— А ты так давно меня знаешь, — огрызнулась, уворачиваясь от его руки. — Слушай, я тебе пельменей купила.
— Да я и сам мог купить. И осталось от вчерашнего пира.
— Ну… Всё-таки. Кину в морозилку, пусть лежат.
— Давай, я кину.
Николай отобрал у меня магазинный пакет и пошёл на кухню. Оттуда раздался голос:
— Я оливье сделал и в холодильник поставил. Будешь?
— Не, не буду.
Я сразу отперла дверь в комнату сестры и стащила со шкафа сумку. Подумав, пошарила и достала вторую, поменьше. Так, для Аришки пару пижамок, колготки, кофточки… Что ей там ещё надо в больнице? Закрыла глаза. Подумала. На выход надо костюмчик, тот, розовенький со вставками из джинсы и кружавчиков! Обязательно надо, чтобы Аришка точно вернулась здоровой! Для Катюхи уже вещи сложены, лучшие из повседневных, она давно начала собираться. А вот мне надо что повычурнее. Надеюсь, сестрёнка меня простит.
Сложив вещи в сумки, я сгребла туда же и косметику. Игорь привык к ухоженным девушкам, придётся три недели насиловать себя депиляциями, увлажняющими кремами и тушью с тенями… А Катерине я потом куплю. Когда с долгами рассчитаюсь.
С двумя баулами я вышла из комнаты уже в своих любимых джинсах и простой майке. Николай сервировал стол. Оглянувшись на меня — на явление природы — удивлённо поднял брови:
— Ты съезжаешь? А, нет, это же твоя квартира!
— Мне надо уехать на… хм-хм три недели, — ответила я, не глядя на мужчину. — Надеюсь, ты не обнесёшь квартиру за это время.
— Опаньки! А когда ты хм-хм уходишь? — дурашливо оживился Николай. — Я договорюсь про газель, чтобы кровать не забыть!
— А ухожу я хм-хм прямо сейчас, — я выпрямилась и, с улыбкой глядя ему прямо в глаза, принялась доставать пластиковые коробочки для еды: — Кровать в газель не влезет. Ладно, я серьёзно. У меня твой паспорт записан, стрясу, если что, с твоей жены. Номер телефона я тебе дала, остаёмся на связи.
— Ты со своими в Германию? — спросил Николай, тоже посерьёзнев. Я покачала головой:
— Нет, они сами в понедельник улетают. А мне надо… Ну, в общем, это не важно. Если что, звони.
— Обязательно позвоню, — с каким-то садистским выражение в голосе пообещал жилец. — Ты есть-то будешь?
— Не буду, — из чистой вредности ответила я. — Побежала.
— Давай я тебя подвезу.
— Не надо, я сама, спасибо.
Загрузив в пакет коробочки с едой, вздохнула:
— Не хочется оставлять тебя одного, но придётся. Не устраивай пьяные вечеринки, матом прошу. Ну, и кровать… Пусть хоть она останется.
Николай с улыбкой подошёл — совсем близко — и приобнял:
— Да не волнуйся ты, я большой мальчик, не пропаду. А ты звони, если надо будет выручать.
— Коля…
Я прикрыла глаза. Нет, я не хочу думать о том, что он сейчас меня поцелует. Я вообще не хочу думать о Николае, как о мужчине. Во всяком случае, пока. Прислонилась лбом к его плечу и попросила:
— Держи за нас фигу, ладно?
— Буду держать две, — усмехнулся он и легко чмокнул меня в макушку.
Маршрутка на Автово подошла быстрее автобуса. Протрясшись в ней сорок минут, я вышла у больницы и побежала к отделению, перекладывая из руки в руку тяжёлую сумку. Допёрла всё до палаты и увидела там только Аришку. Мелкая лежала под капельницей и, как всегда, играла в телефон. Увидев меня, завопила:
— Тётя Юба!
— Тш-ш-ш, чего ты кричишь? — засмеялась я, скидывая сумки под умывальник. — А где мама?
— Кусять, — обстоятельно сообщили мне. Ага, в столовку пошла. Я присела к племяшке на кровать и обняла, стараясь не задеть систему :
— А я привезла твой любимый салатик!
Глазки Аришки загорелись:
— С гаёськом?
— С горошком, солнце моё, с горошком! Хочешь?
— Хацю-ю-ю!
— Сейчас я тебе на тарелочку… Тут тарелка хоть есть?
Я беспомощно обернулась, и в этот момент вошла сестра с двумя тарелками, от которых даже пар не шёл. Больничная еда, что вы хотите… Увидев меня, Катька расплылась в улыбке до ушей:
— Лю-ю-юбка!
Потом насторожилась:
— Сегодня же суббота, почему ты не на работе?
— Потом объясню, — отмахнулась я. — Дай… чего там у тебя? Тарелка есть? Я ребёнку оливьешку принесла.
— Только ребёнку? — чуть ли не облизнулась Катька и резво сгребла всё больничное в одну тарелку. — Накладывай!
— И тебе. Котлет сделала, салат, и суп сварила. Да, шмотки тоже принесла. Потом некогда будет.
Аришка, получив свою порцию оливье, принялась таскать пальчиками горошек, а Катя присела к сумкам, расстегнула молнию на большой, начала копаться.
— Там Аришино и твоё, — объяснила я, присев на кровать.
— А это? — сестра открыла маленькую сумку и потянула тонкую ночнушку с кружевами. Я поспешно добавила:
— Это для меня!
— Ты чё, мать? Ты берега попутала?! — возмутилась Катерина, глянув на меня непонимающе. — Это же мои вещи! И косметику мою потырила?
— Тебе жалко, что ли? Надо мне!
— Не поняла… — медленно протянула сестра. — А ну… Пошли, поговорим за дверь! Ариша, зайка, кушай осторожно!
Катя вытащила меня в предбанничек и твёрдой рукой прижала к стене:
— Отвечай, зачем тебе моё шмотьё!
— Кать, я тебе всё расскажу, но потом, ладно?
Её взгляд заострился, ощупал моё лицо на предмет любой мимики, потом Катя нахмурилась и отчего-то жалобно спросила:
— Люб, ты же ни во что не вляпалась, скажи?
— Ни во что, не волнуйся!
Я обняла сестру за плечи и добавила мягко:
— Сейчас надо волноваться за Аришку. Вы поедете в Германию, сделают операцию, всё будет хорошо…
— Да за Аришку я привыкла уже, — проворчала Катюха, обхватив меня руками за талию. — А кто за тебя будет волноваться?
— Да за меня поздно, — со смешком возразила я.
