— Пошли в кино?
— А пошли! — отозвался Кузя с воодушевлением. — В какое?
— А которое поблизости, — неуверенно отозвалась я. — Какое тут есть кино?
— Гугл тебе в помощь, дитя моё, — был мне ответ.
Гугл помог чуть больше, чем нифига. Неподалёку оказался слегка реставрированный кинотеатр под прелестным названием «Художественный», и мы решили не мудрствовать лукаво, а пойти и купить билеты. На месте осмотримся и решим — надо нам это или не надо. Я очень сильно надеялась, что на сеансе в начале вечера во вторник не окажется слишком много народа. И мои ожидания оправдались.
Когда мы добежали до входа под проливным дождём, который решил начаться именно сегодня и сейчас, нам очень охотно продали билеты, удивились, что не нужен попкорн, и велели идти через боковой вход, чтобы не мешать тем двум ценителям, которые уже наслаждались новомодным блокбастером. Правда, наслаждались они в третьем ряду, а мы взяли билеты на балкон. Пробираясь туда первым, Кузя шепнул мне:
— Придётся максимально сдерживать эмоции… Звук не слишком громкий. Пока.
— Я могу молчать, как рыба об лёд! — почти обиделась я. А он фыркнул:
— Проверим! Если нас выведут, ты знаешь, кто будет виноват!
— Ой, лучше не надо, — сразу испугалась я и затормозила. Но Кузя прижал меня к стене у тяжёлой бордовой портьеры, оглянулся на экран, а потом просто-напросто толкнул в простенок. Плотная материя скрыла нас ото всех и вся, в том числе и от возможных камер, а мои губы накрыл жадный рот. С восторженной паникой я отдалась на волю партнёра, а где-то в душе то и дело замирало, когда я думала, что слышу шаги в зале или голоса рядом с нами.
Конечно, это было весьма круто: знать, что мы не одни, что в любой момент по шевелению портьеры нас могут вычислить и с позором выгнать из кино… А Кузя не давал расслабиться. Он словно хотел снова пройти всю обязательную и произвольную программу. Обстоятельно и неспешно…
Юбка задрана к бёдрам, трусики на полу, язык на клиторе…
Райское наслаждение, Баунти!
Электрический скат в животе бьёт хвостом, увлекая меня в пучину вожделения и почти бессознательного состояния. Я не оседаю на пол только потому, что Кузя держит меня за бёдра, как утопающий за соломинку.
Он входит в меня, не дав опомниться, прижимая всем телом к холодной стене, и контраст между ней и горячим членом внутри бодрит, приводит в чувство, заставляет двигаться навстречу с яростью, порождённой жаждой оргазма. Смогу ли я здесь? Какая разница! Главное — это ощущение вседозволенности, которое охватывает нас обоих, это щедро впрыснутый в кровь адреналин, это руки и губы, которые, кажется, уже не могут друг без друга…
А на экране что-то взрывалось, билось, ломалось, кто-то орал, кто-то дрался… И в этот самый момент я тоже взорвалась, когда ощутила, как Кузя входит в последнем усилии — далеко, больно, сладко, горячо… И застонала в голос, не боясь уже ничего, а если бы не застонала — умерла бы на месте от сдерживаемых эмоций.
Услышала смех:
— Я же говорил!
— Что? — спросила слабым голосом.
— Ты не можешь молча!
— Пофиг…
— Правда твоя, Глинская… Погодь, я видос запишу. Фильм будем смотреть?
— Какой фильм, Кузя? Ты совсем уже? Мы поедем ко мне, не обсуждается!
— Юльк…
Он прижался лицом к моей шее, выдохнул горячо:
— Мы же договорились…
— Да плевать, честное слово! Я хочу спать рядом с тобой! Хочу разбудить тебя и получить ещё порцию! Мы же взрослые люди, мы не собираемся жениться, так ведь?
— Так, — усмехнулся он.
— Ну и в баню условности. Я тебя знаю, ты меня знаешь, всё хорошо, правда же?
— Правда.
— Ты же надеваешь презик?
— А як жеж, — он потряс у меня перед носом снятым и завязанным в узелок резиновым изделием номер два. Я успокоенно выдохнула:
— Вот и хорошо.
— Ненасытная девчонка, — пробормотал Кузя, включая камеру. Я дёрнулась подобрать трусы с ноги, но он успел первым, отобрал их и сунул себе в карман: — Фигушки, так лучше!
— Развра-а-атник! — удивлённо протянула я, натягивая юбку на бёдра. Кузя вытянул руку с телефоном за портьеру, показывая рефери, где мы находимся, а потом снова втянул её и сказал экрану:
— Короче, чтобы не быть застуканными, я отрубаюсь, спасибо за внимание, до следующих встреч.
И потянул меня наружу:
— Пошли, блудница, я голодный. У тебя дома есть что поесть?
— Найдётся уж как-нибудь, — с замирающим от предвкушения сердцем проворчала я. — Правда, теперь опять бежать до парковки…
— Впервые, что ли? Не сахарные, не растаем!
Мы не растаяли. Более того — мы благополучно выбрались из киношки, добежали до моей машины, доехали до дома и, держась за руки, вошли в мою пустую квартиру. Муха удивлённо мяукнула, когда, заперев дверь, я начала раздеваться прямо в коридоре. Кузе пришлось пережить процедуру вынужденного стриптиза, когда я тянула его в комнату, одновременно стаскивая с его плеч свитер. Но всё неприятное всегда заканчивается, а после него начинается только хорошее, весёлое и приятное.
Как поцелуи.
Как минет.
Как долгие прелюдии.
Как обжигающий оргазм.
Как вкусный ужин.
Как сон обнявшись…
Глава 21. День варенья
21 августа, среда
Когда я проснулась утром, мне показалось, что я снова в детстве. Просто на момент ощутила такое воодушевление и умиление! Мне пять, мама готовит завтрак на кухне, и я чувствую запах яичницы-глазуньи с зелёным луком и помидорками… Сама она пьёт кофе, горький и невкусный. Кофе тоже пахнет… Это жаркий, солнечный, летний запах…
Рядом никого не было. Нет, вру. Рядом, на подушке, где спал Кузя, теперь развалилась Муха. Небось, она его и выжила, разбудив, трогая лапкой, мяукая… Коза, а не кошка.
Я встала, накинула на плечи халатик и пошла на запах.
Кузя готовил.
Боже, как это сексуально — мужчина в женском переднике с лопаточкой в руке перед плитой! Даже если яичница сейчас сгорит, пофиг! Я изнасилую его прямо на кухонном столе! Или на подоконнике — да-да, и окно открою, чтобы все соседи нас видели и слышали!
И аж покраснела, как красна девица, при такой крамольной мысли. Чему этот Кузя меня учит только, скажите пожалуйста? Разврату, содому и гоморре!
Главный развратитель моих вечеров обернулся от плиты и улыбнулся:
— Руки мыла?
— Зачем?
— Затем! Берешь в руки всякое по ночам, а потом не моешь…
