— Нет, это мои братья! Детей пока нет.
— Маленькие какие, — удивилась Тамара Вадимовна. — Ладно, что мы тут… Кушать хотите? Или поставить чайник?
— Чайник, — хором ответили мы с Кузей, и мама усмехнулась:
— Согласие — это важно в браке.
Потом мы пили чай — вкусный, чёрный, заваренный по всем правилам русской чайной церемонии, а мальчишки, чудом попавшие целый один раз в корзину баскетбольным мячом, уплетали блинчики с творогом, постанывая от восторга. Когда чай закончился, Кузя повёл меня осматривать участок, а Тамара Вадимовна припахала моих пацанов к самому древнему ремеслу на земле — собиранию хвороста и поздней клубники. Клубника, подозреваю, нравилась им больше, чем хворост.
Дом был небольшой, компактный, но добротный. Дерево и стекло, хорошие окна, двери. Участок Кузя обустроил, поделив его на зону отдыха и огород. Для себя и для мамы. В углу у забора притулилось маленькое строеньице с трубой на крыше и крохотными окошками. Указав на него, Кузя гордо представил нас:
— Баня — Глинская, Глинская — это баня.
— О как! Очень приятно, баня, — усмехнулась я.
— Глинская, ты когда-нибудь занималась любовью в бане?
— Это любопытство или предложение?
— Конечно, предложение, за кого ты меня принимаешь? — деланно оскорбился Кузя. — Сейчас начну топить, воду нагрею, а потом попарю тебя, Глинская, от души! Веники сам делал в начале лета, есть берёзовые, дубовые, липовые…
Я прижалась к нему, прикрыв глаза. Что-то нахлынуло, и я никак не могла понять — любовь ли, нежность, грусть или тревога
— Кузьмин…
— Аюшки?
— У нас же всё будет хорошо, да?
Он развернул меня лицом к себе, посмотрел в глаза, держа за плечи, спросил:
— Юль, ты чего? Ты передумала, что ли? Мне теперь кольцо придётся сдавать?
— Да ну тебя! — я даже слегка обиделась. — Можно просто серьёзно ответить на вопрос?
— Можно. Да, Глинская, у нас будет всё хорошо. И это… Ты должна взять мою фамилию.
— Это почему это?
— А то несолидно получится. Перевес Глинских!
— Кузя, а если мы никогда не найдём папу? Ты же понимаешь, что Димка с Денисом… Ну, я их единственная родня, не считая тётки, но там мрак. Я туда даже кошку не отдам, не то что детей.
— А что тебя так беспокоит, солнце? Думаешь, я тебя заставлю сдать их в детдом?
— Нет, но… Они же тебе никто. Чужие дети…
— Они твои братья. Как они могут быть мне чужими? Всё твоё — моё, солнце.
— А всё твоё? — улыбнулась я.
— Тоже моё! — он состроил серьёзные щщи и поцеловал меня. — Пошли-ка соберём ссобоечку в баньку.
— Вино и фрукты?
— Эстетка! Водку и селёдку!
— Значит, Мартини, — заключила я.
— И виски.
— С колбаской.
— Люблю.
— Колбаску?
— Тебя, Глинская!
Мы замерли вдвоём перед баней, обнявшись, дыхание к дыханию, представляя и предвкушая то, то будет сегодня вечером, а ещё немножечко то, что будет всю оставшуюся жизнь. И странно, но я больше не боялась. С Кузей не страшно.
Когда наступил вечер, мы оставили мальчиков перед теликом с Тамарой Вадимовной и смылись в баню. Кузя натопил её на славу. Уже в предбаннике он стащил с себя футболку, расстегнул джинсы, и они упали на пол. Так сексуально, что у меня мурашки побежали вдоль позвоночника, а под дыхом поселился маленький электрический скатик. Красивое тело, красивый парень, мой и только мой…
— Стриптиз? — спросила, чтобы попытаться вернуть контроль над собой, но мне это не удалось. Кузя кивнул и стащил с меня тонкий свитерок через голову. Будто кожу снял, будто обнажил эмоции и все чувства, которые я испытывала в этот момент. Стриптиз оказался стремительным и совсем не эротичным. Словно мы не виделись долгих шесть месяцев и теперь, при встрече, жадно приникли друг к другу, наслаждаясь телами и поцелуями, обычным тактильным контактом, страстью, просто наслаждаясь одиночеством вдвоём.
Но и это длилось всего несколько минут, долгих, но прошедших. Кузя сгрёб меня в охапку и внёс в маленькую жаркую сауну:
— Вот ты и попалась, противная девчонка! Я не забыл, как ты колебалась, когда я спросил: хочешь ли ты выйти за меня!
Со смехом я вырывалась, но шансов не было — Кузя сильнее.
— Я не колебалась! Честно! Кузя! Я просто… Я не могла выговорить ни слова! От неожиданности!
— Врунишка! Тебя ждёт заслуженное наказание!
Сопротивляться было бесполезно, да я и не собиралась. Меня положили на полок, зафиксировали в положении «мордой в доски» и гнусно захохотали:
— Ты отведаешь моего веничка, девчонка!
— Ой, боюсь, боюсь! — запищала я, устраиваясь поудобнее и вытягивая руки вперёд, под голову.
— Сейчас, сейчас… — проворчал он. — Ты и не боишься совсем, да?
— Боюсь!
— Правильно! Меня надо бояться, — фыркнул он и потряс веником над моей спиной. Горячие брызги заставили вздрогнуть, а потом и вскрикнуть, когда первый шлепок коснулся моей кожи. Кузя гладил, тряс, похлопывал и массировал веником, казалось, всё тело целиком. А я, жмурясь, терпела жар и наслаждалась этой пыткой, чувствуя, как липнут к коже мокрые горячие листья, как пот выносит из тела проблемы и страхи.
Потом мы выскочили из парной, и в меня брызгали тёплой водой, казавшейся с жару ледяной. Выпив по паре глотков воды, снова вошли в душный закуток бани, и Кузя разлёгся на полке, заявив, что теперь его очередь. Он учил меня, как правильно парить, как гладить веником, как шлёпать и гонять пар. Конечно, получалось не так здорово, как у него, но мне простили отсутствие опыта.
Когда дышать стало совсем невозможно, мы вышли в душ. Мылись без мыла, просто водой, и это было самое классное ощущение — чистоты и перерождения…
И любовью мы занимались в предбаннике — просто и желанно, как будто были женаты уже много лет, как будто знали все волшебные точки друг друга, как будто по наитию и так гармонично, что аж до слёз…
А потом сидели, обнявшись, на диванчике, потягивая алкоголь, расслабленные, счастливые и готовые к любым переделкам, которые могли ждать нас в будущем. И только тогда я осмелилась сказать:
— Я люблю тебя, Андрей…
— А я думал, ты уже никогда это не скажешь, — тихонько рассмеялся он.
— Ну вот, сказала. Как мы дошли до такой жизни, а? Ведь собирались всего лишь потрахаться для здоровья!
— Ничего не знаю, я всю жизнь в тебя был влюблён.
— Что? — я повернулась к нему, едав не расплескав остатки Мартини. — Это какую ещё жизнь?
