О кремации в те годы наверняка слышали все, но главная проблема состояла в том, что крематорий в Союзе был один – в столице. Поэтому популярность сжигания тел усопших была не более чем иллюзией. По данным «Большой медицинской энциклопедии», из 30 240 умерших в Москве за 1929 год 5208 (17,25 %) были преданы огню. Из них 3432 человека (65,9 %) – так называемые административные (бездомные, выкидыши и т. п.), а 1776 человек – добровольные, из которых 1160 человек – беспартийные взрослые, 340 детей и 276 членов ВКП(б). В первые два с половиной года работы Донского крематория через его печи прошло более 9600 покойников. Эти цифры, конечно же, не позволяют говорить о массовом характере кремации, но услуги московского крематория, вне всяких сомнений, пользовались определенным спросом.
На первом этаже тогда единственного в СССР крематория располагались вестибюль, два зала ожидания, зал для прощаний и ниши для оркестра и органа, привезенного из снесенной лютеранской церкви. Были предусмотрены кафедры для служителей культа и колумбарий для размещения урн с прахом. Священникам самых разных конфессий разрешалось проводить в крематории религиозные службы.
Сжигание тел происходило в подвальном помещении, где располагались кремационные печи, морг для временного хранения трупов, дезинфекционная камера, анатомический кабинет и служебные помещения. В траурный зал гроб доставлялся при помощи лифта. Для проведения кремаций разработали ряд правил, их в обязательном порядке должны были придерживаться и сотрудники крематория, и родственники усопших. Многие из них актуальны до сих пор. Гроб, который сжигался вместе с покойником, изготавливался только из легких пород дерева (осина, ель, тополь), фанеры либо цинкового листа толщиной не более миллиметра. Крышка – из картона, отсутствовали гвозди, металлические ручки, украшения и т. п. Ручки и ножки гроба были съемными, а гвозди заменялись нагелями. Не допускалась лакировка деревянных частей, под запретом были подушки с пухом и пером, цветы и венки. Разрешалась лишь хлопчатобумажная одежда. Вместе с покойником в гроб клали огнеупорную табличку с фамилией и номером, что исключало вероятность перемешивания останков.
Тело сжигалось потоками раскаленного газа при температуре около 1000 градусов, превращаясь в пепел и мелкие, не успевшие сгореть, кости. Все это перемалывалось и высыпалось в урну, которую запаивали и выдавали родственникам под расписку примерно следующего содержания: «Даю настоящую подписку в том, что урна с пеплом сожженного в I Московском крематории будет похоронена в земле или поставлена в общественном учреждении». Хранение праха дома не допускалось, захоронить урну можно было в ячейках колумбария. К слову, в Японии измельчать кости, не сгоревшие в кремационной печи, не принято. Родственники усопшего самостоятельно проводят специальный обряд – после кремации при помощи палочек в урну вместе с пеплом помещают уцелевшие в огне фрагменты скелета.
Долгое время до и после открытия крематория в народе ходили слухи, будто сгоравшие в печи покойники шевелятся.
Долгое время до и после открытия крематория в народе ходили слухи, будто сгоравшие в кремационной печи покойники шевелятся. Вспомните, как описывал поднимавшуюся руку мертвеца Чуковский. В многочисленных публикациях в защиту «огненного погребения» авторы пытались развеять этот миф, хотя под действием высоких температур у покойников сокращаются мышцы, и тела действительно какое-то время могут буквально извиваться внутри печи. Зрелище явно не для слабонервных, но следует признать, что ничем не хуже созерцания посмертных изменений погребенного в земле трупа. Разница лишь в том, что в печи крематория все происходит гораздо быстрее, чем в зарытом на глубине двух метров гробу.
Преподаватель патологической анатомии Лондонского университета Уильям Эдвин Данн Девис в вышедшей в 1963 году книге «Химия смерти» писал, что на стадии сгорания кожи и волос «происходит тепловая коагуляция мышечных белков, в результате чего мышцы могут медленно сокращаться. Бедра расходятся, и ноги постепенно сгибаются. Существует популярное мнение, что в начале кремации тепло заставляет тело с такой силой согнуться вперед, что оно принимает сидячее положение, открывая крышку гроба, однако лично этого никто не видел».
В 1942 году на территориях Ижорского и кирпичного заводов, в Ленинграде, были оборудованы временные крематории для сжигания тел горожан и солдат, погибших во время блокады. Работавшая в те годы на заводе Анна Петрова вспоминала: «Я сама видела, как у цеха стояли в очереди и ожидали разгрузки грузовики с трупами солдат, которых везли с передовой… Было это на термическом участке механического цеха. Рядом с печами лежали кучей полушубки и шапки, стояли сапоги, снятые с трупов. Зрелище, которое мы наблюдали в глазок печи, было ужасным: трупы корчились в огне, толкая друг друга. Казалось, мы заглядываем в ад».
Безусловно, сжигание останков в военные годы было вынужденной мерой, а организация кремации вполне соответствовала установившимся тяжелым условиям. Так или иначе, проблема с огромным количеством незахороненных трупов была решена. С февраля по май включительно в печах Ижорского завода было кремировано 5524 трупа. В том же 1942 году в импровизированном крематории кирпичного завода № 1 сожгли более 100 тысяч тел.
Донской крематорий проработал до начала 70-х годов, пока в Балашихе не построили новое здание для проведения «огненных похорон». Еще в течение десяти лет в помещениях первого московского крематория совершались так называемые фальшивые кремации – в траурном зале проходило прощание, после чего тело усопшего отправляли в Николо-Архангельский крематорий, который ныне считается одним из крупнейших в Европе.
В начале 80-х Донской крематорий окончательно закрыл свои двери. За время его работы огню были преданы не только тела простых граждан, но и почетных членов партии, крупных чиновников и знаменитостей: от Кирова, Куйбышева и Орджоникидзе до Маяковского, Горького, Чкалова, архитектора Осипова, спроектировавшего крематорий, и даже жертв сталинских репрессий. Количество последних исчислялось тысячами и все они, что называется, проходили вне очереди. Уже в 90-х здание бывшего крематория вновь перестроили под церковь, первые богослужения в которой прошли в 1998 году.
К концу 80-х годов в СССР появились новые крематории: два в Москве, по одному в Минске и Свердловске. В 2000-х были построены крематории в Ростове, Владивостоке, Новосибирске, Челябинске, Волгограде и других городах, в 2017-м – в Нижним Новгороде. Обсуждается необходимость строительства крематориев в других крупных российских городах, нередко вызывающая резкий протест со стороны священников. Ко всему прочему вокруг кремации до сих пор ходят самые разные слухи, ведь леденящие кровь рассказы о двигающихся покойниках никуда не исчезли, а с годами количество подобных легенд только увеличилось.
Наверняка вы слышали о работниках крематория, которые, перед тем как бесцеремонно затолкать мертвеца в печь, раздевают труп (одежду, конечно же, сдают в ближайший комиссионный магазин), снимают с него драгоценности, удаляют золотые зубы, а гробы вновь пускают в дело. Конечно, нельзя исключать того, что кто-то из сотрудников крематория может положить глаз на ценные предметы и снимет с руки покойника дорогие часы или кольцо, но такое едва ли возможно, поскольку после прощания гроб больше не открывают, а сразу загружают в печь. Иногда прямо на глазах у родственников усопшего. Все оставшиеся после кремации металлические предметы тщательным образом описываются. В минском крематории, например, изъятые драгоценные металлы сдают на переработку.
