— Я согласна, — ответила я, и мы условились снова встретиться на следующей неделе, уже подготовив конкретные предложения.
Мы еще немного поболтали. Обычно Мартин приглашал меня на ланч, но сегодня извинился, сказав, что занят («придется еще и обедать с этим мерзким типом»). Это было весьма кстати. Не могла же я сказать, что у меня назначена встреча со Смертью на Центральном вокзале. Мартин поинтересовался, не случилось ли еще чего-нибудь странного после нашего с ним вчерашнего разговора. Я пробормотала, что немного почитала и рано легла спать. Хорошо, что догадалась не упоминать про телевизор, ведь Мартин наверняка спросил бы, что я смотрела. Врать я никогда не умела. В отличие от Тома. Он мог, честно глядя в глаза собеседнику, плести что угодно. Да и в супермаркете, когда предлагали бесплатные конфеты, он без зазрения совести сыпал их в карман, пока я мялась, ловя на себе недовольный взгляд девушки-промоутера.
Уже вставая, я снова взглянула на фотографии. Мартин перехватил мой взгляд.
— Не представляю, сколько я еще выдержу, Эрика, — сказал он. — С Арвидом становится все труднее справляться. Мы не можем расслабиться ни на секунду. Биргитта уже несколько лет не высыпается и потом весь день сама не своя. Она говорит, что ей уже жить не хочется. Я боюсь, как бы она не наложила на себя руки.
Я не ожидала от Мартина такого приступа откровенности. Очевидно, дома у него ситуация даже хуже, чем я предполагала. Мартин никогда не притворялся, что в семье у него все в порядке, но и не делился подробностями.
Я знала, что у Арвида с рождения были проблемы: он ни на чем не мог сосредоточиться, с трудом научился читать и писать, ничего не запоминал. Его приходилось каждый день заставлять вставать, умываться, одеваться и идти в школу. Он всегда был неуправляем, а с возрастом становился все агрессивнее. Мартин мне мало что рассказывал, но я слышала от знакомых, что как-то раз Арвид утопил кошку в бочке для сбора дождевой воды. Ее хватились только через неделю, потому что она не сидела дома, а ходила, где хотела. Бедная Биргитта, собираясь полить огород, подняла крышку бочки и, увидев там останки своей любимой кошки, испытала настоящий шок.
Мало того, выяснилось, что ее обожаемую Мим, прежде чем утопить, изощренно мучили. Подозрения сразу пали на Арвида, а он и не думал отпираться, напротив, гордился своим поступком. Родители пришли в ужас и отвели его к врачу. Мальчику назначали какое-то новое лечение, но, видимо, и оно не помогло.
При этом Арвиду удавалось безошибочно находить у матери и старшего брата Эрика слабые места, чтобы нанести болезненный удар. (Мартина это пока не касалось, но не исключено, что дело было вопросом времени). Эрик все больше замыкался в себе и, как мне кажется, мог даже сбежать из дома при первой возможности.
Ни специальное лечение, ни психологи не могли изменить Арвида. Всем было страшно даже подумать, чем все это может обернуться в будущем.
— Наверное, это звучит ужасно, — прервал Мартин мои размышления, но иногда мне кажется, что, подарив жизнь Арвиду, Биргитта пожертвовала собственной. Он растет и крепнет с каждым днем, и вместе с ним растет его злоба на всех, а она чахнет на глазах. Я знаю, он мой сын, и я люблю его, несмотря ни на что. Но Биргитту я люблю не меньше, и чувствую, что теряю ее. И Эрика тоже. Мы с ним почти не разговариваем. «Оставьте меня в покое!» — кричит он нам. И я не виню его. Все это так тяжело…
— А лекарства не помогают? — спросила я.
Мартин с помощью врачей постоянно подбирал сыну новые препараты. Он пошел даже на то, чтобы дать Арвиду успокаивающее средство, которое еще проходило тестирование. Биргитта давала мне упаковку, чтобы я расспросила об этом препарате своих знакомых. Но пока что мне ничего не удалось узнать.
— Те, что мы ему давали, не помогают. Но наука не стоит на месте, и мы, наверное, испробовали еще не все средства. Правда, Биргитта боится, что эти препараты сделают из Арвида робота, но я, если честно, не думаю, что может быть хуже, чем сейчас.
То, что Мартин доверился мне как близкому другу, тронуло меня до глубины души. Я успела только кивнуть, когда в дверь постучали, и вошел Сальный Эйнар, не дождавшись приглашения. Я снова ощутила на себе его раздевающий взгляд — на этот раз он рассматривал мои бедра — и пулей выскочила из кабинета. Эйра понимающе со мной переглянулась.
Войдя в торговый центр на площади Хёторьет, я выпила чашку чая и съела бутерброд. Разговор с Мартином заставил меня о многом задуматься. Если результаты генетических исследований окажутся в открытом доступе, Смерти придется кардинально изменить свои методы. Люди будут умирать, но в большинстве случаев кончина не будет для них неожиданной. Интересно, как они будут жить, зная, что у них лет через пять или десять обнаружат опухоль, которая сведет их в могилу? Что станет с рождаемостью, если родители будут знать, что они — носители гена страшной болезни, которая перейдет к их детям? Эти мысли пугали меня, и вопросов возникало все больше.
В рыбную лавку привезли партию свежих раков и высыпали на снежную перину, насыпанную на витрине. Рак. Арвид. «Он для семьи Мартина как раковая опухоль», — вдруг пришло мне в голову, и я сама испугалась этой мысли. Но не могла не задуматься: а как поступили бы Мартин и Биргитта, узнай они о возможных отклонениях своего ребенка еще до его рождения? Ведь, сделай они генетический анализ, это могло быть известно заранее. Хватило бы у меня смелости задать этот вопрос Мартину?.. Наверное, нет. Но мысли не отпускали меня, и, после коротких переговоров с Эрикой Рациональной, я все же заказала стакан вина и выпила его маленькими глотками, чтобы успокоиться.
Я отправилась на вокзал, лавируя под дождем в потоке спешащих прохожих. Спустилась в подземный переход, который должен был вывести меня прямо к месту назначения, и ровно в два вышла из него в центре вокзала — где множество людей назначают друг другу встречи. Там было отверстие в полу, огороженное ажурной решеткой, а под ним был виден проход к пригородным поездам. Однажды какой-то парень плюнул туда, но я, как и другие стоявшие там люди, ничего ему не сказала — никому не хотелось вмешиваться.
Мой знакомый уже ждал меня. Я снова, уже в который раз, поразилась абсурдности ситуации. На нем было все то же одеяние, косу он, как обычно, держал подмышкой, но никто не обращал на него внимания. Более того, он даже о чем-то увлеченно беседовал с какой-то молодой девушкой. Глаза незнакомки были густо подведены черным, она была странно одета — во что-то невообразимое из кожи, шнуровок и цепей. Они горячо о чем-то спорили и, казалось, были хорошо знакомы. Я подошла ближе, и девушка повернулась ко мне.
— Скажи этому придурку, — даже не поздоровавшись, воскликнула она, — что он не может распоряжаться жизнями людей, как ему вздумается. Это несправедливо! Никто не вправе командовать мной, даже он! Ему наплевать на мои чувства! — С этими словами она показала Смерти неприличный жест и убежала.
Смерть подошел ко мне и обнял за плечи. Его одеяние пахло влагой и выхлопными газами.
— Эта маленькая хулиганка просто злится. Говорила, что любит меня, посвящала мне стихи, молила, чтобы я пришел за ней. И что в итоге? Испугалась! И больше даже не помышляет о том, чтобы расстаться с жизнью. Глупая девчонка! Найдет себе мужчину — и забудет обо всех своих готических глупостях.
