Мартин сел напротив меня и взял мои руки в свои.
— Эрика, мне чертовски жаль, — сказал он, и я знала, что он говорит искренне. От его сочувствия и безусловной поддержки Эйры мне даже стало немного легче. — Это совсем не похоже на Тома. Знаю, мы очень с ним разные, но я уважал его. И нам всегда было о чем поговорить. Он обожал тебя, Эрика, я тебе это уже говорил. Меня не покидало ощущение, что вы созданы друг для друга. И тут это… Измена… и ее последствия. Не понимаю, как Бог мог допустить такое.
— А ты… Как бы ты поступил на месте Тома?
Смерть Габриэллы, инцидент с Арвидом и мой разрыв с Томом сблизили нас с Мартином, и мы могли говорить откровенно. Незачем притворяться, будто все хорошо, когда мы оба понимаем: это не так.
Мартин помолчал.
— Я никогда не изменял жене, — сказал он наконец, — если ты называешь изменой сексуальный акт со всеми его составляющими: от аперитива перед едой до коньяка к кофе. Но для меня измена — это не только секс. Газеты сегодня азартно спорят: считать поцелуй изменой или нет. Я не об этом. Мысли — вот к чему следует относиться серьезно. Ведь в мыслях мы абсолютно свободны и можем делать все, что угодно. И тут я ничего не могу обещать. Красивые женщины на улице невольно притягивают взгляд. Иногда трудно отвести взгляд от слишком глубокого декольте. Но самое страшное: порой меня посещает мысль о том, что я хочу просто исчезнуть. Выйти за дверь, чтобы никогда больше не вернуться. Это желание бывает настолько сильным, словно стоишь на краю бездны, и тебя туда тянет. И ты готов сделать последний шаг, хотя знаешь, что тебя ждет смерть. Это будет пострашнее измены — просто исчезнуть, оставив жену с больным ребенком. Я стыжусь этих мыслей. Но они меня не оставляют. И я не боюсь признаться себе в этом. Может быть, только поэтому каждый вечер и возвращаюсь домой.
Эйра слушала, открыв рот. Не решаясь спросить ее, изменяла ли она мужу, я размышляла над признанием Мартина.
— Ты говоришь, что хотел бы исчезнуть… но скажи… такой вопрос я осмелилась бы задать только близкому другу. Порой ты… жалеешь, что твой младший сын вообще появился на свет?
Мартин долго не отвечал, и я уже пожалела, что спросила. Но в конце конов он повернулся ко мне.
— Многие сочли бы твой вопрос циничным и объяснили его тем, что у тебя нет собственных детей. Но я хорошо знаю тебя. И понимаю, что ты имеешь в виду. И я… — Мартин умолк, потом сбивчиво продолжил: — Есть вещи, которые нельзя забыть. Можно простить, попытаться понять. Но забыть — нет. Во всяком случае, я не могу это сделать. Если бы мог, наверное, все сложилось бы по-другому.
Биргитта вошла в кухню. Она услышала его последнюю фразу.
— Трудно забыть, что ты еще жива, Эрика. Ты должна это осознавать. Ты ведь стояла лицом к лицу со Смертью, пусть даже это был ряженый. И это тебе Мартин поручил придумать рекламу генетических анализов, а ведь это все равно что рекламировать смерть. Я тут подумала… может, тебе стоит отыскать этого безумца и пригласить его сняться в рекламе?
Биргитта явно хотела вернуться к тому, что мы обсуждали до того, как нас прервали дети. Я поняла, что не должна упускать подходящий момент.
— Забавно, что ты заговорила об этом… но та встреча действительно заставила меня о многом задуматься. Том ушел от меня, а потом этот человек появился у моей двери. Ты прав, Мартин, это его ночной визит натолкнул меня на идею использовать образ смерти в нашей рекламе. И я даже задумалась об актерах, профессиональных и любителях. Поэтому мне и пришло в голову навестить Габриэллу… А потом, перебирая в памяти знакомых и знакомых знакомых, я вспомнила про одного парня, которого как-то встретила у Кари, моей однокурсницы. Его зовут Джон, он актер, мы познакомились на той вечеринке у Кари и потом пару раз вместе пили кофе. Это было очень давно, но я хорошо помню его облик: какой-то темный и светлый одновременно. Меланхоличный парень с хорошим чувством юмора, так бы я могла его описать. Он отлично подошел бы для этой роли. Я спрошу его, как он относится к тому, чтобы сыграть Смерть. И поищу его адрес в телефонной книге. Или спрошу у Кари. Разумеется, если агентство не предложит нам другую подходящую кандидатуру.
Если мой план обречен на провал, то сейчас это станет ясно. Большая часть того, что я говорила, была правдой. Ведь это Смерти пришла в голову идея для рекламного ролика. Я просто поменяла местами причину и следствие, вот и все.
Мартин долго смотрел на меня. Ему нельзя было отказать в проницательности, и я догадалась, что в моей цепочке лжи есть слабое звено. Сначала ночной визит незнакомца, назвавшегося Смертью, потом актер, идеально подходящий на эту роль… Я посмотрела Мартину в глаза невинным взглядом. «Не ешь меня, серый волк, съешь лучше моего братца, он гораздо крупнее и жирнее меня».
— Дай мне время подумать, — отозвался Мартин. — Терпеть не могу работать в выходные, хотя, вероятно, разговоры о смерти можно смело считать досугом. Я позвоню тебе в понедельник. Если нам не придет в голову ничего другого, устроим небольшую репетицию с Никке. Это не займет много времени, и у нас будет что предложить ребятам из фирмы.
Услугами Никке, фотографа и режиссера, мы пользовались, работая над рекламой презервативов. Тогда он сделал великолепную работу, которую все высоко оценили. Мартин прав, нам лучше иметь побольше козырей при переговорах, чтобы дороже себя продать. Правда, креативность Никке иногда походила на безумие, зато ему удавалось отлично передать идею на экране. Меня это даже пугало.
Биргитта сидела, кусая ногти. Один уже начал кровоточить, и она слизнула кровь. Я заметила, что все ее ногти обкусаны до мяса.
— Биргитта, а с Арвидом… вам кто-то помогает: врачи, учителя? Одним вам с ним не справиться.
— Мы и не справляемся, — безучастно кивнула Биргитта. — Нет, нам никто не помогает. То, что Арвид умственно неполноценный, очевидно, но у государства не хватает средств, чтобы помочь всем больным детям. Их передают от одной организации другой, но на деле ничего не происходит. И нам не достается ни кроны из тех налогов, которые мы всю жизнь платим в казну. Это приводит меня в бешенство. Я уже жалею, что не соглашалась получать зарплату наличными. Арвид по-прежнему ходит в обычную школу, хотя мы просили зачислить его в специальный класс. Ему выписали такие сильные лекарства, что я боюсь, как бы они ему не повредили. Но производством лекарств для детей почти никто не занимается, и в результате на них проверяют препараты, предназначенные для взрослых. Так что мы можем рассчитывать только на себя. И это чертовски тяжело.
Биргитта посмотрела на меня, и я опустила глаза. У меня в шкафу все еще лежали таблетки Арвида, которые Биргитта дала мне, чтобы я навела справки о том, как они влияют на организм ребенка.
— Ты права, — снова заговорила Эйра, — если хочешь выжить, нельзя болеть. На врачей денег не напасешься. Хотя моего мужа к врачу пинками не загонишь. Не выносит больниц. А тут еще и Роберт в истерике.
Ее прервал телефонный звонок. Мартин поднялся, вопросительно глядя на Эйру. Он, как и все, подумал, что звонит Нильс, желая узнать, когда жена вернется домой. Мартин сказал «алло» и надолго смолк, а потом начал спрашивать когда, где она и как себя чувствует. Мы замерли в ожидании нового удара. Мартин положил трубку и вернулся к столу:
