Когда она наконец открыла, я сразу поняла, что она пила, и пила уже несколько часов подряд. Движения ее были заторможенными — словно ей пришлось предельно сосредоточиться, чтобы открыть входную дверь. Запах алкоголя, исходящий от нее, не оставлял сомнений, а одного взгляда на кухонный стол хватило, чтобы мои подозрения подтвердились. Там стояла полупустая бутылка красного вина и один бокал. А еще остатки утреннего завтрака: мюсли, молоко, кефир, бананы, изюм, пакеты от сока, грязные тарелки. В центре этого хаоса стояла пепельница, заполненная вонючими окурками.
— Ты начала курить? Или это Мартин? Не знала, что кто-то из вас курит.
Смех Биргитты прозвучал, как дребезжание надтреснутого стекла.
— Мое последнее новогоднее обещание. Начать курить. Это не так легко. Терпеть не могу сигаретный дым, но я попробовала несколько марок сигарет, и некоторые вполне можно курить. Особенно хороши французские.
Я не стала спрашивать, почему она начала курить. Все и так было ясно. Биргитта тоже ничего не объясняла. Выглядела она ужасно: грязные волосы перевязаны безвкусным пестрым шарфом (а ведь она всегда отличалась изысканным вкусом); те же джинсы и рубашка, что и при моем последнем визите, только рубашка уже вся в пятнах. Ноги без носков, с нестриженными ногтями. Ее внешний вид внушал тревогу. Я знала, что Мартин и Биргитта могли выпить стаканчик-другой за едой, но даже представить не могла, что Биргитта способна напиться в одиночестве. Она подлила вина в липкий бокал, сделала глоток и предложила мне присесть. Я стряхнула крошки со стула и осторожно присела на краешек стула. Биргитта попыталась сфокусировать взгляд, но в ее состоянии это было не так просто. Голос у нее дрожал:
— Знаю, что ты сейчас думаешь: «Я и не подозревала, что она пьет. Посреди бела дня, одна, сидит и напивается в стельку. Какая мерзость!» Но все не так, как тебе кажется, Эрика. Я держу ситуацию под контролем. Сама удивляюсь, как мне это удается. Составишь мне компанию или поставить чайник?
Мне следовало бы отказаться, но сил на это не было. Я начала наводить порядок на столе. Биргитта неохотно помогала мне. В конце концов стол был вытерт и украшен зажженными свечами. Сразу стало уютнее. Словно две старые подруги встретились вечером за бокалом вина, чтобы посплетничать. Биргитта достала сыр и печенье, и наша встреча стала еще больше похожа на сцену из сериала о жизни в большом городе. Я отпила вина, которое оказалось очень даже неплохим, и съела пару печений, прежде чем задавать вопросы.
— Сколько это уже длится? Ты же не станешь отрицать, что у тебя проблемы с алкоголем? Пьешь каждый день?
— Разумеется, нет, — почти трезвым голосом ответила Биргитта. — Нет, у меня хватает самодисциплины, чтобы посчитать бутылки. Я пью каждый второй день — сама выработала такую систему. Если выпью сегодня, то завтра не возьму в рот ни капли, и так далее. И пью только вино. Это помогает мне забыться. Забыть о моем родительском долге. Я знаю, что скажут другие. Что я алкоголичка и мне нужно лечиться. Что мало Мартину больного сына, так еще и жена — пьяница. А вот Арвиду, думаю, совершенно все равно, есть я или меня нет.
Я не знала, что на это ответить. Биргитта продолжала:
— В моем роду все не прочь выпить. Надо только соблюдать правило: делай что хочешь, но так, чтобы никто ничего не заметил. Ты первая, кто заметил. — Она отпила из бокала. — Сегодня у меня были причины напиться. Бессонная ночь за докладом о викингах, потом пришлось работать, несмотря на выходные. Слава богу, Мартин увел Арвида на прогулку, иначе не знаю, как бы я со всем этим справилась. А Арвид ко всему прочему еще и заболел. У него температура и насморк, и я не могла отправить его в школу в таком состоянии. И все было хорошо, пока он не спросил, нельзя ли ему сесть на улице и устроить блошиный рынок. Я наводила порядок в подвале и достала несколько вещей, которые собиралась отнести в секонд-хенд, поэтому разрешила ему. Меня должна была насторожить эта просьба, но я просто валилась с ног от усталости. Мы с Арвидом оттащили садовый стол к дороге и разложили там вещи. Арвид достал коробку для денег, а я вернулась домой. Сперва я приглядывала за ним, но все шло нормально. Он спокойно сидел на стуле, время от времени оборачивался и махал мне, и у него было много покупателей. Люди останавливались и болтали с ним, даже что-то покупали. И я успокоилась. Села за работу и сделала несколько эскизов. Но внезапно почувствовала такую усталость, что все поплыло перед глазами. Я уснула прямо за столом и проспала довольно долго. Когда проснулась и посмотрела на часы, оказалось, что прошел целый час. Я вскочила в панике, подумав об Арвиде, и выглянула в окно. Я испытала неимоверное облегчение, увидев, что он спокойно сидит на улице. Его окружали люди, и меня удивил такой спрос на старые горшки. И тут я увидела, как кто-то сунул в карман что-то знакомое, такую коробочку… Я бросилась на улицу. Эрика, я бросилась на улицу босиком. Едва я появилась в дверях, люди тут же начали расходиться. И когда я подбежала к столу… — Биргитта зарыдала. Слезы хлынули у нее из глаз, лицо покраснело. — Он продал все мои драгоценности, Эрика. Пока я спала, он прокрался в спальню и взял мою шкатулку с драгоценностями. Выложи их на стол и продал. За настоящие деньги, как он сказал. Люди платили за них всего по двадцать крон. За мои старинные фамильные украшения. Бриллиантовое колье от бабушки. Мое любимое кольцо с рубином… — Она всхлипнула, но заставила себя продолжать: — Ты думаешь сейчас о том же, о чем подумала я. Как люди могли так поступить? Ведь купить за бесценок украшения у умственно отсталого ребенка — все равно что их украсть. Никто из прохожих не позвонил в дверь, не спросил, все ли у нас в порядке. Когда подворачивается шанс что-то получить на халяву, пусть даже нечестным путем, разве кто-то остановится? Скажи мне, Эрика.
— О, Биргитта… — Я вскочила и обняла ее. Я всегда восхищалась старинными украшениями Биргитты, которые достались ей от предков-аристократов. Мысль о том, что они навсегда утрачены, привела меня в отчаяние. Никогда больше ей не увидеть свое обручальное кольцо или мамин крестик филигранной работы. — Он все продал?
— Почти все. Самые дорогие вещи. Люди знали, что выбрать. А Арвид, как всегда, был сама невинность. Сказал, будто я говорила, что плохо иметь слишком много вещей и что он оказал мне услугу, не разбудив меня, да еще и денег заработал. Двести двадцать крон или что-то около того. У него было такое безмятежное выражение лица, Эрика, что… — Биргитта замолчала, вытирая слезы. — Я ударила его. Залепила ему пощечину. Настоящую. Я никогда не била своих детей, даже когда они совершали ужасные поступки. Но тут на меня словно что-то нашло. Я не смогла удержаться.
Мой бокал опустел, и Биргитта налила еще. Мне было безумно жаль ее. Рука у меня дрожала, когда я поднимала бокал.
— Я понимаю тебя, Биргитта. Все мы люди.
Биргитта покачала головой.
— Все? Едва ли, Эрика. Что, если узнают, что я пью? А Арвид с невинным видом заявит, что я бью его? У него, кстати, тогда началась истерика. Он убежал в свою комнату, упал на кровать и начал орать. А я… Я заперла его там. Через какое-то время он начал колотить в дверь и вопить. Я заткнула уши. Не хотела это слышать. Включила пылесос, посудомоечную машину, радио. Так продолжалось, пока я наконец не решилась выключить все. В доме было тихо. Я прокралась в его комнату и увидела, что он заснул. Арвид спит до сих пор, только поэтому мы с тобой можем выпить спокойно. Давай, за встречу!
