И наступил тот день, которого так ждали я и все, кто верит в пророков. Иисуса вызвали на допрос к первосвященнику Каиафе и его приспешникам. Во время допроса им не удалось сломить Иисуса, и в конце концов его передали римлянам. Только они как оккупанты имели право приговаривать к смертной казни. Так Иисус попал в руки к Пилату. Бедный Пилат, ему так и не удалось смыть кровь Иисуса со своих рук. Я хорошо его знал. Мне не раз приходилось собирать души, покинувшие тело в результате его пыток. Жестокость Пилата не имела границ, так что в конце концов сами римляне призвали его к ответу. Пилат приказал солдатам высечь Иисуса и надеть ему на голову терновый венец. Но он поступил так от страха. Его душа была напугана до смерти. Я знаю это, потому что очень трудно было поймать ее и запереть во флаконе. И скажу тебе, она стала совсем бесцветной после того, что случилось. В тот день Пилат закончил свою жизнь.
И какой это был день, Эрика! Стояла чудовищная жара. Я следил за происходящим издали, затерявшись в толпе зевак. Казалось, в тот день все утратили последние остатки доброты и сочувствия. Никто не сознавал свою ничтожность. Всеми двигало лишь желание увидеть, насколько далеко может зайти зло, если ему не препятствовать. Они словно хотели спровоцировать Высшие силы, чтобы те хоть что-то предприняли. Но если бы Высшие хотели остановить злодейство, то нашли бы способ это сделать. Например, послали бы людям какой-то знак: потоп, уничтожающий все на своем пути, или чудовищный пожар, который заставил бы людей броситься врассыпную, как стаю гиен, чтобы спрятаться в своих норах. Но Высшие силы предпочли не вмешиваться. Видимо, у них тоже был свой план. Только, в отличие от нашего, предполагал другой конец этой истории.
Я шел вместе с другими за Иисусом, который нес свой крест по улицам. Люди кричали, толкались, в воздухе стоял запах пота и злорадства. Иисус был так же бледен, как обычно, лицо и тело его заливала кровь из бесчисленных ран. И глаза тоже, ослепляя. Ступни у него были окровавлены. Воздух вибрировал от жары и духоты. Удушливо пахло кровью. Я протиснулся ближе и попытался встретиться с ним глазами, чтобы он знал: я рядом и все будет хорошо; на другом конце черной радуги есть и вино и хлеб. Я хотел, чтобы он понял: освобождение совсем близко, и я его не подведу. Я приблизился, и римский солдат велел мне какое-то время нести крест. По-моему, только он один сочувствовал Иисусу. Во всяком случае, его лицо не выражало такого экстатического злорадства, как лица других. Но внезапно он передумал и оттолкнул меня с такой силой, что я упал. Меня чуть не затоптали насмерть. Но мы успели встретиться глазами с Иисусом. Я понял, что он все знает, и мне стало легче. В тот момент моя ненависть к людям была так сильна, что я забыл, зачем спасаю их от страхов. Я демократ, но мне далеко до Иисуса. И если бы не он, я давно уже отказался бы от нашего плана.
Патрон сделал глоток из бокала. Мой бокал уже опустел наполовину. Льдинки замерли внутри, словно тоже хотели услышать продолжение. Он заговорил снова глухим голосом, и я догадалась, что самое ужасное — впереди.
— Наконец, мы достигли Голгофы. Крест поставили так, как изображено на всех картинах, только в реальности это было гораздо страшнее. Крики, когда гвозди пробили плоть. Рука, которую вывернули, чтобы прибить как следует. Сладковатый запах крови. Лай собак. Смех и крики людей, для которых эта казнь стала праздником. Человек на кресте. Только я понимал, что он чувствует. На минуту мне даже показалось, что он тоже ненавидит людей, которые, подобно стае воронья, чернели под его ногами. Вспомнив, что наш с ним договор был скреплен водой, я намочил тряпку, нацепил ее на палку и поднес к его губам. Иисус был без сознания, но его тело молило об освобождении. Я заметил неподалеку группку плачущих мужчин и женщин, и благодаря им моя ненависть к человечеству немного ослабла.
Сгустились сумерки, и я понял, что наступил решающий момент. Я должен был сделать то, что должен, не вызывая подозрений. Кровожадной толпе тоже наскучило зрелище мучений. Я подошел к кресту. Иисус висел неподвижно, уронив голову на грудь. Никто не обратил на меня внимания. Люди уже разбились на группы и болтали между собой о своем, обмениваясь сплетнями и строя планы на вечер. Я достал глиняный сосуд — да, в то время я использовал глину, распахнул одеяние и сделал глубокий вдох. Это заняло долю секунды. Сосуд наполнился душой Иисуса, белой, как первый снег. Странно было видеть этот цвет в стране, где от солнца все стало коричневым. Ослепительно белая, душа спокойно лежала в сосуде. Я заткнул его пробкой и сунул в карман. Вскоре после этого один из солдат ткнул Иисуса копьем в бок и объявил, что тот мертв. Это сообщение не произвело никакого впечатления ни на кого, кроме членов его семьи, друзей и учеников, которые застенали еще громче.
Я поспешил прочь, не в силах больше наблюдать этот чудовищный спектакль. В другой ситуации я поговорил бы с Высшими силами и спросил, зачем им понадобилась эта мучительная пытка, но побоялся раскрыть наш план. Я отправился к другу, обещавшему приютить меня на ночь. Лежал и размышлял. Друг пришел позже, мы разделили ужин с ним и его женой, обсуждая случившееся. Он рассказал, что в городе ходят слухи, будто земля дрожала и камни сыпались с гор. Друга привела в отчаяние чудовищная казнь Иисуса, и он боялся, что все это бросит тень на их народ на многие годы вперед. «Расскажи, как это происходило, — попросил меня он. — Объясни, почему нам доставляет такое удовольствие убивать невинных людей, но мы так легко закрываем глаза на преступления и даже сочувствуем преступникам. Откуда в нас это зло? Кто вложил его в наши души? Кто управляет им?» Он слышал о существовании Дьявола, но не верил, что она обладает такой властью над людьми. Я не знал, что ему ответить. Мы легли спать, но сон не принес нам покоя. Мысли теснились в голове до утра.
Не помню, чем я занимался весь следующий день. Вероятно, бродил по улицам, смотрел, как люди собираются в группки, обсуждая вчерашние события. Кто-то сказал, что Пилату приснился пророческий сон, кто-то — что слышал, как распятые на крестах говорили друг с другом, третий утверждал, что видел, как черные птицы вились вокруг Иисуса, и это указывает на его причастность к темным силам. Четвертый был благодарен римлянам за то, что они в кои-то веки сделали для страны что-то полезное, пятому казалось, что он встретил Иисуса живым на улице. Многие задавались тем же вопросом, что и мой друг: как это могло произойти? Но ни у кого не было ответа.
Наступил третий день. Мы с Иисусом заранее выбрали это магическое число — три. Оно подходило как нельзя лучше: люди еще не успели бы успокоиться и забыть о том, что случилось. Я взял с собой хлеб, воду, вино, масло и целебные мази. Иисуса отнесли в пещеру. Мне удалось незаметно пробраться туда, но у самого входа я внезапно увидел двух женщин. Они плакали, стенали и взывали к своему Учителю. Я не знал, как пройти мимо них незаметно. К тому же вход в пещеру прикрывал огромный камень, и я понятия не имел, смогу ли отодвинуть его в одиночку. Женщины собрали цветы и начали сооружать перед входом импровизированный алтарь. Они опустились на колени, продолжая причитать. Это было так человечно, так гуманно и так красиво, что я обрел часть утраченной мною веры в людей. И внезапно я понял, что именно они помогут мне. Я чувствовал, что им можно доверять. Подойдя к женщинам, я коснулся плеча одной из них.
