— До встречи с ним я была невинна, — вот тут я не солгала.
— Даже так? — казалось, Дорогов удивился. Окинул меня заинтересованным взглядом и хмыкнул: — Если так…
Он отступил, а я быстро запахнула кимоно и выдохнула с некоторым облегчением, едва не спалившись. Я не знала, сколько протянет моя ложь, но рассказы о жене Дорогова давали маленькую надежду. Говорили, что он притащил в город наивную девушку из деревни, женился на ней, только чтобы наследника подарила, а как родила, ни разу к ней не прикоснулся, издевался, травил, бросал своим «псам» на забаву… изверг! Женщина для него либо инкубатор, либо кукла из секс-шопа. Придётся прикинуться первым, чтобы из меня не сделали вторую.
— Это твоя комната, — покачнул головой Дорогов. — До родов, если подтвердится беременность, и ребенок от моего сына, будешь жить здесь, а после… — на лице его вновь возникла зловещая усмешка, — мы вернёмся к нашему разговору.
Глава 65. Макс
Гокудо (примечание: члены якудза), похожие друг на друга, как братья и кровные родственники, выстроились клином. Все они до зубов вооружены, огнестрелами и калеными мечами, но обнажены по пояс, и на груди у каждого горела эмблема: непонятный мне иероглиф в полосатом круге, что напоминал солнце.
Федя направил меня в самую численную группировку, уточнив, что именно с ними связан Дорогов. Оставалось только выжить…
Вперед вышел приземистый колоритный японец: бритоголовый и здоровый в плечах и груди, как горилла. От одного взгляда на этого азиата у меня в жилах застывала кровь, но я пересилил себя.
— Коничивва (с японского: хорошего дня), — сказал я спокойно, сложил руки чуть ниже пупка, как учил Федя, и, опустив глаза, поклонился. Это был почти весь запас слов, но я очень надеялся, что японцы прекрасно понимают английский, раз уж держат бизнес в Лас-Вегасе.
На лице главаря не дрогнул ни один мускул. Он не склонился передо мной, а продолжал рассматривать. После его короткой команды двое из клина вышли навстречу и облапали меня на наличие оружия. Я не дурак идти на встречу с пистолетом, чтобы лишиться головы на подходе, не успев сказать и слова.
— Американец? — спросил на английском главный, когда гангстеры отступили от меня, так ничего и не найдя. Только выпустили рубашку из брюк и расстегнули пиджак. Я аккуратно поправил одежду, сдерживая и раздражение, и нервозность, забрал мобильный, который один из приспешников успел дернуть из кармана, и бросил его на место.
— Русский, — твердо сказал я. Врать нет смысла: они проверят все связи и корни. — Максимилиан Честенер, а вы…
— Обращайся Тэкео Цудзи, — и он, повернув широкие плечи, пропустил меня вперед.
Оставлять хищника за спиной — опасно, но смертельно — выразить неуважение, потому я шагнул в никуда, осознавая на что иду.
Решиться пойти ва-банк — это вам не казино на кон поставить и даже не жену. Здесь и сейчас будет известно, смогу ли я дышать в следующую минуту.
— Иди, — сухо сказал главарь, щекоча гортанным голосом мне лопатки, — разделишь с нами обед, Максимилиан Честенер, — и подал звуковой сигнал своим.
Мужчины расступились передо мной и, перестроившись, замкнули шествие позади босса. Он не кумитё (с японского: шеф) в группировке, но один из сайко-комон (с японского: старший советник), в его подчинении все бригады Токио, насколько успел ввести меня в курс дела Федя. Я запретил другу вмешиваться, достаточно жертв.
Да, идти одному в логово хищников — самоубийство, но у меня не оставалось выхода. Я знал, что Витенька на подходе, через несколько часов нагрянет к якудза с документами, и мой план рухнет. Потому сейчас остался последний шанс перехватить его и наказать Дорогова.
Только заручившись помощью более сильного врага, можно выиграть в неравном бою, но я подозревал, что все не просто так. Владимир хорошо здесь наследил, его боялись все, даже якудза не скрывали трепета перед этим мерзким человеком. Если его имя вызывало такой острый интерес у японцев, и меня даже не пристрелили на месте и позвали к столу, значит, я на правильном пути.
Келл должен подать сигнал о приближении Витьки, но до этого я обязан выиграть время, повернуть целую структуру бандитов в свою пользу.
На удивление здесь были простые столы, не приземистые, к чему готовил меня друг. К Тэкео подошла юная, лет восемнадцать-двадцать, японка и набросила на его плечи темное кимоно. Она быстро обвязала мужчину поясом и, семеня, убежала из залы.
Только тогда я последовал примеру хозяина и сел к столу.
— Итадакимас (с японского: я смиренно получаю), — сказал я, когда мне поставили тарелку рассыпчатого риса с кусочком лосося, и потянулся за палочками. Это второе слово, которое Федя строго-настрого приказал мне использовать перед обедом. Я молился, чтобы мой раскаленный мозг от переживаний из-за Поли, ничего не перепутал.
— Господин Максимилиан Честенер, — растопырив палочки, сказал Тэкео Цудзи, — ешьте.
И, хотя мне крошка в рот не лезла, я впихнул в себя кашу и рыбу, с трудом справляясь с неудобными палочками. Хорошо, что практиковался в китайских ресторанах Америки, иначе меня бы сейчас грохнули за одни корявые пальцы, из которых тонкие деревянные спицы бесконечно норовили выпасть.
Если выживу, уеду в Тибет — нервы лечить, или лучше в Сибирь — охлаждать свой жар.
Когда тарелка опустела, я все-таки забыл, что нужно сказать по окончанию трапезы, потому тянул до последней рисинки.
— Нихонсю? (с японского: саке) — предложил Тэкео и, плавно отложив в сторону палочки, промокнул тонкие губы белоснежной салфеткой. Она на фоне его кремово-шоколадной кожи, казалась ослепительно яркой.
— Да, благодарю, — я повторил его движение и осторожно положил ладони на колени. Пальцы не дрожали, но сердце мое разучилось нормально работать: тупо лупило в грудь и крошило ребра.
— Максимилиан Честенер? Что за документы ты обещал показать? — спросил Тэкео и приподнял тонкие брови над прищуренными узкими глазами. Черными, как моя душа, что отравилась местью.
Сразу к делу? Это, конечно, хорошо, но мне нужно время, больше времени. Где же Келл со своим сигналом? Дорогов должен быть рядом: когда я заходил в логово якудза, он уже направлялся сюда из аэропорта.
Потому, чтобы выиграть драгоценные минуты, я решил немного напустить дыма:
— Виктор Дорогов — сын Владимира Дорогова, переписал крупнейшее казино в Лас-Вегасе на меня, а я знаю…
Японец подал знак официанту, и нам подали роллы на подносе, керамический кувшин и две чоко.
Я сглотнул и договорил:
— …что вы присматриваете за этим бизнесом в Америке.
— Кампай! (с японского: пьем до дна!) — вдруг отрезал Тэкео и приподнял свою, наполненную официантом чашечку, на уровень глаз.
