— Да вызовите же врача!
— Имото мусумэ, — меня подняли на ноги, насильно укутали во что-то, а я всё рвалась к Максу. — Он мёртв. Имото мусумэ…
Я закричала, вырываясь и не слушая японца, била руками и ногами, но меня практически спеленали и понесли к выходу. Выстрелы стихли, лишь раздавались одиночные. Вырываясь, я ломала ногти, пытаясь хоть голову высвободить из-под покрывала, кричала до хрипоты:
— Да вызовите же врача! Макса нужно спасти! Отпустите меня!
Но в ответ слышала каждый раз одно и то же:
— Он мёртв, имото. Я видел, что господин Честенер уже не дышал. Врач не поможет ни ему, ни кому бы то ни было здесь… Со приказал «закрыть» казино.
Взревел мотор: я понимала, что нахожусь в машине, но всё равно не оставляла попыток вырваться.
— Имото мусумэ, — терпеливо пытался вразумить меня японец, — Меня просили кое-что передать вам. Пожалуйста, выслушайте, у меня мало времени.
Он осторожно освободил мою голову, и я быстро оглянулась, желая хотя бы казино увидеть, где остался Макс, но вокруг лишь темнели сумерки.
— Со приказал убедиться, по своей ли воле вы с живёте мужем. Я понял, что это не так, и вы теперь вдова. Не волнуйтесь ни о чём, я отвезу вас к нашим адвокатам. Вы теперь свободная и богатая женщина. Империя Дорогова теперь принадлежит вам.
— Не нужно, — покачала я головой и с тоской смотрела назад. — Мне ничего не нужно. — Глотая слёзы, прошептала: — Отвезите меня обратно. Пожалуйста… Я не верю, что он умер. Он не мог…
— Имото мусумэ, — строго произнёс Тэкера. — Тигр после смерти оставляет шкуру, а человек имя. Вам придётся принять наследство и после Дорогова, и после Честенера…
— Макса? — голос мой дрогнул. — Какое наследство?
— Вам это предстоит узнать самой, — сухо кивнул Тэкера. — У его адвоката. Вы мусумэ нашего со, госпожа Дорогова. Прошу, ведите себя соответственно статусу.
Меня передёрнуло от словосочетания «госпожа Дорогова». Не хочу иметь ничего общего с чудовищем! И тут я поняла, о чём толковал Тэкео. Он называл меня сестрой!
— Пожалуйста, — прекратив вырываться, попросила я, — дай мне телефон, ани.
Тэкео тут же достал сотовый, в который я вцепилась дрожащими пальцами, но звонок в службу спасения выбил почву из-под ног. Услышав, что в казино сильный пожар, и вряд ли кто-то сумел выжить, я выронила трубку и сжалась в комок. Молча глотая слёзы, смотрела на Тэкео, как на врага. Он мог спасти его! Но вытащил только меня. Никогда не прощу.
Для японца моё прощение ничего не значило: якудза был важен лишь результат. Состояние Дорогова, его активы остались в их распоряжении. Чудовище сгинуло, сумасшедший сын чудовища погиб от моей руки, а я оказалась в ловушке. Конечно, мне никто не угрожал, но я понимала, что в очередной раз стала пешкой.
Адвокаты, к которым меня привезли, сделали вид, что женщина в окровавленных драгоценностях и покрывале на голое тело — верх изящества и элегантности. Мне же было всё равно, как я выгляжу. Всё, через что меня протащила судьба, напрочь отбило какую бы то ни было стеснительность. Покрывало всё же лучше, чем сидеть перед этими снобами голой.
— Десять миллионов долларов, — сухо сказала я, когда меня попросили подписать документы. — Эта сумма, которую Владимир Дорогов перед смертью пожертвовал на благотворительность сиротским приютам.
Адвокаты переглянулись с Тэкео и, когда тот кивнул, заулыбались. Меня не интересовало, каким образом я вхожу в наследство в момент, когда тело моего «мужа» ещё догорает в казино. Мне лишь хотелось закончить этот фарс и на крыльях отчаяния лететь обратно. Хотелось стоять на коленях у пожарища и молить дух Макса услышать меня. Ведь я так и не ответила…
Глава 75. Поля
Я уже три недели как вдова. Медовый месяц, наполненный горечью, позади. Как и похороны, соболезнования, поминки… Адвокаты, которых я уже не замечала, как и бесшумные тени, которые заменили Тэкео. Они всегда были рядом, а я лишь подчинялась. Быстро избавиться от «наследства» не получилось. Пришлось несколько раз разговаривать с полицейскими… Я вздохнула, вспоминая эти «разговоры». Адвокаты и слова не давали мне сказать, от меня требовалось лишь присутствие, а эти стервятники творили, что желали… То есть, что велел из-за океана со. Я уже тысячу раз пожалела, что обратилась к старику.
С адвокатом Макса я тоже встретилась. Оказалось, Макс не только оплатил пожизненное содержание моей матери в больнице, но и открыл на моё имя счёт. Но меня не обрадовала ни сумма с шестью нулями, ни переданный мне во владение виноградник с прибыльным заводиком по производству домашнего вина.
Деньги я тут же распределила по благотворительным фондам, которые создал для меня Тэкео. Увы, мне пришлось принять решение и заняться благотворительностью, потому что только с таким условием со разрешил забрать десять миллионов Дорогова.
— Со сказал, блюсти честь тяжелей, чем принять смерть, Имото Мусумэ, — услышала я от Тэкео, когда меня вытащили с того света.
И была согласна с ним. Мне хотелось принять смерть, но со сделал всё, чтобы я вцепилась за жизнь. После того, как через три дня после пожара в казино меня увезли в больницу с истощением, старик дал мне деньги и ответственность за чужие судьбы. Я решила немного задержаться на земле, чтобы помочь тем, кто отчаялся сильнее, чем я.
От заводика я тоже планировала избавиться, перевести в деньги, которые в будущем помогут сиротам. И сейчас, сидя в кабинете адвоката Честенера, недовольно просматривала документы.
— Почему нельзя сделать это дистанционно? — сухо уточнила я. — Неужели нужно ехать за тридевять земель только затем, чтобы поставить подпись?
— Увы, — улыбнулся Рон.
Меня не трогала ни его улыбка, ни его слова. Меня теперь вообще мало что занимало. За спиной меня называли чёрной вдовой, и я не обольщалась — мало кто говорил вслух, но всем известно, как именно умер Виктор Дорогов. Откуда? Наверняка якудза постаралась. Да, я назвалась дочерью со, произнесла слова древнего ритуала, но я всё же чужая. Им нужно иметь против меня козырь. Я же не спешила раскрывать карты, желая хоть как-то отомстить Тэкео, за то, что он и не подумал помочь умирающему в казино.
— Я не могу с вами поехать, — развёл руками Рон. — Много дел…
— Ну да, — сухо проговорила я, — а у меня времени вагон.
— Я не понимал шуток господина Честенера, не понимаю и ваших, простите, — пробормотал Рон.
Как всегда при звуке фамилии Макса сердце резанула тупая боль. Хоть какое-то чувство, я вроде ещё жива. А может мне это только кажется, а боль — это привычка. Поднялась и попрощалась с адвокатом:
— Надеюсь, больше не увидимся.
Он побелел, а я не стала уточнять, что не угрожаю расправой якудза, а лишь выражаю пожелание. Мне всё равно, что он подумает. Я стала безразличной почти ко всему: меня насильно кормили, возили, одевали и даже мыли. Я не смотрела на себя в зеркало, меня пугались люди. Пусть.
