– Какого такого возраста? – Фыркнула я. «Неужели, он ничего не видит?». – Мне скоро семнадцать!
– Это просто совет. – Улыбнулся он. Это была одна из тех обворожительных улыбок, которые нужно выписывать безнадежным больным и выдавать строго по рецепту. – Совет старшего товарища.
Я отдёрнула юбку и отвернулась к окну.
«Товарищ он мне, блин!» До чего же обидно! Я закусила губу, чтобы не разреветься, и всю дорогу уговаривала себя не хлюпать носом, чтобы он не догадался, что мне хочется плакать. От натуги начало саднить в горле, а в глазах застыли предательские слёзы.
– Не злись, – тихо сказал Макс.
Я не ответила.
Всё смотрела искоса на его сильные мужские руки, лежащие на руле, и думала о том, что он высадит сейчас меня у дома, а сам поедет обратно и будет обнимать этими руками ту идиотку из «Фламинго».
И мне приходилось стискивать челюсти, чтобы не допустить слёз. И стискивать так сильно, что искры летели из глаз.
Машина остановилась у нашего дома, и я пулей вылетела из неё и помчалась к двери. Он дождался, когда я войду внутрь, и только тогда уехал.
– Что-то случилось, Карина? – Спросила мама.
– Ничего! – Я промчалась мимо неё и взбежала вверх по лестнице.
Упала на кровать в своей комнате и стала колотить руками подушку, а потом разревелась.
Они вернулись домой через час, и я была удивлена, когда услышала их голоса. Мама была чрезвычайно мила с Радовым и ничем не выдавала своего осуждения. Всё-таки, это не её сын бросил учёбу. Она велела им разогреть ужин и отправилась спать, а я прокралась на цыпочках в коридор и убедилась, что они вернулись насовсем и останутся у нас ночевать.
Не знаю, что это значило, но я радовалась, как сумасшедшая тому, что они не остались там, в кафе, с этими девушками. Мне было спокойно от того, что Макс предпочёл гулянке ночёвку в нашем доме.
Я оставила дверь в свою комнату открытой – мало ли. И полночи ждала его. Но, разумеется, он не пришёл.
Наверное, поэтому я с досады и злости на следующий день облила их девчонок водой с балкона.
Дело было так: эти две швабры, с которыми парни вчера отдыхали во «Фламинго», припёрлись к нам в дом ближе к вечеру. Вовка велел им ждать, а сам побежал звонить Максу и одеколониться. Эти расфуфыренные метёлки встали аккурат под моими окнами и стали обсуждать Радова: какой он красавчик, как смотрел на одну из них, как жаль, что он так рано засобирался домой и прочее.
Ну, я и не выдержала.
Да ещё и кувшин, полный воды, из которого я обычно поливала цветы, как назло, оказался рядом. Будто сам в руку попросился. И всё. Я взяла его и выплеснула на них сверху все три литра.
Шуму поднялось! Визгу! Эти мокрые курицы забегали, заголосили. Мой братец тоже психанул: ворвался ко мне в комнату, замахал руками, стал обзывать. Родители прибежали.
– Да я просто цветы поливала. – Пожала плечами я. – Откуда я могла знать, что Вовкины тёлки будут под окнами пастись?
– Придурочная! – Бросил Вовка и побежал утешать подружек.
А я улыбнулась, и мама, скорее всего, всё поняла. Но ругать не стала.
А вечером, когда мой брат переодевался, готовясь на очередную свиданку, на пороге моей комнаты появился Макс.
– Зачем ты это сделала? – Его плечи ссутулились.
– Что именно? – Вздёрнула носик я.
– Ты знаешь. – Тихо произнёс он.
Вошёл и закрыл за собой дверь. Моё сердце забилось оглушительно громко. Так, будто собиралось выпрыгнуть из груди.
Я сделала шаг, облизала губы и посмотрела на него снизу вверх.
– Зачем? – Строго повторил Макс.
– А зачем тебе такие, как они? – Я подошла ещё ближе и замерла. Внимательно вгляделась в его пронзительные карие глаза. – Зачем тебе эти дешёвые курицы, когда есть я? – «Неужели, он не видел, как сильно я любила его? Неужели, не видел, что мне больше никто не был нужен?» Я медленно подняла руку и коснулась пальцами его щеки. Он была колючей в том месте, где пробивалась чёрная щетина. – Я ведь люблю тебя. – Прошептали мои губы.
«Я что, реально сказала это вслух?»
Глаза Макса потемнели, в них засверкали молнии.
Он провёл языком по губам, немного подался вперёд, наклонился к моему лицу… а затем вдруг резко перехватил мою руку. Его пальцы сжались, черты лица заострились, стали жёсткими, неприступными.
– Никогда больше не говори так. – Холодно сказал он, выпрямляясь. Отбросил от себя мою руку и покачал головой. – Малолетки меня не интересуют, ясно?
Развернулся и, точно ошпаренный, вылетел из моей комнаты прочь.
Вот теперь моё сердце не билось точно.
Я покачнулась, приложила ладонь к груди, но ничего не почувствовала. Пусто. Словно ничего там и не было.
Глава 34
«Кого ты видишь каждый раз, когда закрываешь глаза? Кого ты видишь?» – стучало у меня в висках.
Что это? О чём он хотел сказать?!
«Кого?..»
Да. Всякий раз, когда я ложилась спать и смыкала веки, передо мной вставал его образ. Всякий раз, когда я держала Яна за руку, я прикидывала, каково было бы вот так держать ладонь Максима и идти с ним рядом по улице. Всякий раз, когда бывший парень меня целовал, я думала о том, что было бы, будь мы всё ещё вместе с Радовым? У меня по-прежнему замирало бы сердце, когда его губы касались бы моих губ?
Только одна беда: когда я думала о прошлом, я ощущала его как отголоски своей старой боли. Словно бы это прошлое было застарелыми ранами на моём теле: «О, болит, – значит, к дождю». Но что, если, вспоминая Радова, я чувствовала не боль, а… любовь? Что, если это она всё время жила во мне, заставляя так сильно сжиматься сердце от воспоминаний? Что, если она… всё ещё жива?
Вот о чём я подумала, когда он взял меня за руку и задал этот вопрос. Я поняла, что никуда она не девалась. Эта любовь всегда была со мной. Я носила её в себе все эти годы…
Я не знала, что чувствую, когда убегала от него – и тогда, и сейчас.
А когда он спросил меня, кого я вижу, когда закрываю глаза, я осознала, что… любовь убить нельзя. Попытаться убить её – это как убить себя. Невозможно. Даже если тебе удастся похоронить чувства где-то глубоко в своей душе, всё равно найдётся кто-то смелый или глупый, кто однажды ковырнёт твою рану, да так, что всё потаённое вдруг обнаружится под слоями лет, мыслей и тяжких переживаний и прорвётся наружу с такой невероятной силой, что прежняя боль только умножится.
– Вижу, ты тоже не в восторге от платья. – Поникла Наташа, когда я ворвалась в помещение салона и помчалась прямиком в примерочную, даже не глянув на себя в зеркало.
– Зато оно так мило развевается при ходьбе. – Хмыкнула Нина. – Гляди, пёрышки так и летят по ветру!
