Такие посещения нередко любовно записывались теми, кто общался с королевской семьей. Медсестра из шотландского графства Мидлотиан записала в дневнике, что ее «только что сфотографировали рядом с королевой, когда та зашла ко мне в столовую»; другая показала наблюдателю из Mass-Observation «фотографию мужа в форме, стоявшего рядом с королевой». Король был в своей стихии: он всегда любил много и производительно трудиться, а война давала ему возможность отдавать делу всего себя – и в таких посещениях мирных граждан, которых бомбы лишили жилья, и в поездках в войска или на военные фабрики и заводы. Он взял за правило лично вручать награды военным всех званий, чего не делал ни один из его предшественников. До войны в основном лишь офицеры получали награды из рук монарха; он распространил эту привилегию на военных всех званий и ближайших родственников тех, кто был удостоен награды, но погиб на действительной службе. Такие церемонии проводились еженедельно и, как правило, очень монотонно. Больше двух часов король, стоя на возвышении, с двумя церемониймейстерами благородного происхождения по бокам, прикалывал медали иногда трем сотням человек подряд, пожимал каждому руку и говорил несколько теплых слов. Но в этом он видел исполнение своих обязанностей.
В то же время всячески подчеркивался тот факт, что королевская семья терпит лишения вместе со всей страной: сообщали, например, что в целях экономии тепла уменьшен обогрев Виндзорского замка и Букингемского дворца. Или писали, что король не ленится лично проверять лимит расхода горячей воды в королевских ванных комнатах – пять дюймов (около 13 см) от дна каждой ванны – и пользуется при этом линейкой. Эти ограничения были, впрочем, относительны: много десятилетий спустя стало известно, что королева и другие члены ее семьи получали в двадцать раз больше талонов на одежду, чем им полагалось. С питанием тоже все было в порядке: дичь, рыба, фрукты и овощи никогда не распределялись по карточкам, а из Виндзора каждую неделю присылали по восемьдесят кроликов. О таких подробностях официальные сообщения умалчивали. «Эта война придвинула трон и народ гораздо ближе друг к другу, чем когда-либо в истории, – писал Черчилль королю в начале 1941 года. – Ваши величества теперь куда более любимы всеми классами Ваших подданных, чем принцы и принцессы прошлого».
Лондон все еще страдал от упорных бомбардировок, а король уже готовился снова обратиться к стране 23 сентября 1940 года и объявить о появлении креста и медали Георга. Монархи до него учредили множество подобных наград, чтобы отметить храбрость или героизм, но они предназначались в основном для представителей вооруженных сил; только одну – крест Виктории – могли получить и гражданские лица. В своих поездках по районам Лондона, больше других страдавшим от бомбардировок, король много раз слышал об исключительном мужестве, но очень досадовал, что не мог никого наградить из-за строгих ограничений.
Особенно ему запомнилась история назначенного на лейтенантскую должность Роберта «Джока» Дейвиса, командира расчетов 16/17 5-й инженерной роты обезвреживания бомб: 12 сентября он успешно справился с 1000-килограммовой бомбой, которая не взорвалась, упав рядом со ступенями юго-западной башни собора Святого Павла. Расчет Дэвиса продемонстрировал отличные навыки и храбрость, подняв и переправив бомбу в район Хэкни-Маршз, где уничтожил ее контролируемым взрывом, оставившим после себя воронку диаметром сто футов (30 м). Но, как и других офицеров этого рода войск, и его, и Джорджа Уайлли, сапера, обнаружившего бомбу, Военное министерство отказалось представить к кресту Виктории, потому что они «действовали не перед лицом противника».
За несколько дней до этого Логу позвонил Хардинг и пригласил в воскресенье накануне трансляции приехать на ланч в Виндзор. Они с Миртл только что вернулись домой: воздушные налеты на Южный Лондон особенно усилились, и накануне супруги уехали к друзьям, за город. Лайонел спал там в бильярдной. «Ночь прошла очень мирно и дала так нужный нам отдых», – писал он.
В воскресенье из-за проливного дождя Лог выехал пораньше и прибыл в замок в 12:40. Хардинг передал ему текст речи, который Лог нашел «весьма приличным». Потом его передали в распоряжение командора Гарольда Кемпбелла, конюшего короля, носившего старинный титул хранителя королевского гардероба; тот предложил ему шерри, и они прошли в Длинный зал дожидаться короля и королеву. Пара появилась точно в час пятнадцать; король был в форме фельдмаршала. Вместе с ними были обе принцессы в платьях приглушенно-голубого цвета. После нескольких минут светской беседы король объявил, что проголодался, и все пошли в столовую, длинным окном выходившую на Хоум-парк и Слау.
«Обедали в небольшой столовой, радостно и непринужденно, – записал Лог в дневнике. – Казалось, что, пусть ненадолго, но война отодвинулась куда-то далеко. Потом перешли обратно, немного побеседовали, и их величества удалились. Уходя, король сказал: “Лог, прошу вас пойти со мной”.
Я попрощался с королевой в длинном переходе и поблагодарил ее за приглашение на ланч. Она чудесно улыбнулась мне, и я ушел с королем. Поработали с речью: 12 1/2 минуты, 3 раза. Премьер-министр написал ее вполне прилично».
На следующий день Лог прибыл в Букингемский дворец в четыре часа пополудни, и во дворе Ласеллз показал ему воронки от бомб. Через пятнадцать минут король послал за Лайонелом, и они спустились в убежище под дворцом, откуда должна была вестись трансляция. Некоторое время приспосабливались к низким потолкам нового помещения, но Лог все-таки нашел его акустику почти превосходной. Через какое-то время спустился Вуд и сообщил, что в минуту король произносил восемьдесят слов, то есть речь продолжалась двенадцать минут. Кое-что поменяли, и, закончив, король предложил выпить чаю. Все поднялись в старую комнату для трансляций, где уже ждала королева. Чай был китайский, его пили из комнаты, откуда было видно, куда бомбы упали во дворе, и Лог только удивлялся, как мало вреда они причинили. «Жуткий шум, а разрушений почти нет», – сказала о бомбардировке королева, и, смеясь, передала слова полицейского констебля, бывшего рядового: «Чудесная бомбардировочка, мадам, если вы позволите мне так выразиться».
Без двадцати шесть они снова спустились вниз и еще раз прочли речь. Лог подумал, что все получается очень хорошо, хотя и пришлось принять меры предосторожности, потому что раздался сигнал воздушной тревоги. Когда все закончилось, по всему дворцу зазвенели звонки, в том числе и над дверью убежища, и нужно было дождаться, когда станет тихо.
Перед самым началом король рассмеялся и сказал: «Никогда бы не подумал, что придется выступать из комнаты горничных. Обязательно надо написать книгу “Откуда я выступал по радио”».
Без одной минуты шесть он уже сидел в своем кресле и ждал, что было всегда самым трудным. Ровно в шесть зажглись три красные лампы, он встал, подошел к микрофону и слегка улыбнулся.
«Чуть больше… года назад началась война, – заговорил король, чуть запнувшись перед трудным “y” в слове year. – Британцы вступили в нее с открытыми глазами, прекрасно понимая, как огромны силы, которые шли на них, но убежденные в правоте своего дела». Дальше он заговорил о том, как сильно за это время изменилось положение: «Успели пасть великие державы. Сражение, тогда настолько отдаленное, что нам слышались лишь его негромкие отзвуки, теперь у нас на пороге. Армии, готовые к вторжению, сосредоточиваются на Ла-Манше, в каких-нибудь двадцати милях от наших берегов…»
