Лог, видимо, с удовольствием беседовал с Гилберт, но в дневнике пожаловался, что на подготовку ушло несколько часов, так что в следующие выходные ему даже пришлось догонять свою переписку. «Это последнее письмо я пишу самой очаровательной девушке, чтобы сказать, как я благодарен ей за то, что она очень любезно помогала мне в четверг, и, если все получилось удачно, это целиком и полностью ее заслуга. Низко кланяюсь и благодарю Вас от всей души, мисс Гилберт».
К лету 1942 года ход войны начинал разворачиваться в благоприятную для союзников сторону. Не сомневаясь, что, стоит только поднажать в восточном направлении, чтобы оказаться в самом Каире, Роммель начал было наступление, но был остановлен Клодом Окинлеком, британским главнокомандующим на Ближнем Востоке, создавшим мощную оборонительную систему вокруг Эль-Аламейна. С других фронтов до союзников тоже доходили хорошие вести: советская Красная армия повела летнее наступление, которое в конечном счете проложило ей путь с Дона на Эльбу, а американцы начали успешно отражать атаки японцев в Азии и на Тихом океане. 17 октября Рузвельт писал королю: «Подводя итоги, я, пожалуй, могу сказать, что в августе 1942 года в общем и целом ситуация у всех нас лучше, нежели весной, и, хотя в 1943 году полной победы еще не будет, мы сейчас находимся на подъеме, тогда как страны оси уже достигли пика своей эффективности»
[133]. Президент имел все основания для оптимизма. В августе генерал-лейтенант Бернард Монтгомери был назначен главнокомандующим 8-й армией вместо Окинлека – тот утратил доверие Черчилля, не сумев развить успех после Эль-Аламейна, – и это придало новый импульс действиям союзников в Северной Африке. Монтгомери, который открыто говорил, что Роммеля давно пора «гнать в шею из Африки», изменил расстановку сил и совершал настоящие чудеса, поднимая боевой дух своей армии. «Я хочу вложить каждому в голову, что плохие времена закончились, они позади! – говорил он своим войскам. – Премьер-министр поставил перед нами задачу уничтожить силы оси в Северной Африке… Это можно сделать, и это будет сделано!»
Вскоре после своего назначения Монти, как его все называли, отразил атаку немцев, а уже 23 октября успешно контратаковал их. У союзников было 200 000 человек и 1100 танков, у стран оси – 115 000 человек и 559 танков; кроме того, из Америки в Египет спешно доставили 300 танков «шерман». Роммель, по болезни находившийся тогда в Германии, немедленно вернулся в Африку для руководства фронтом. Господство союзников было подавляющим, и 2 ноября он предупредил Гитлера о том, что армии грозит полное уничтожение. Вождь нацистов отметал все разговоры о капитуляции. «Не первый раз в истории сильная воля торжествует над большими батальонами, – на следующий день сказал Роммелю Гитлер. – Что же до ваших частей, нельзя указывать им другого пути, кроме победы или смерти». Но когда пришел приказ, Panzerarmee (танковая армия) уже начала отступать, и к полудню 4 ноября обороняться Роммелю стало нечем. Все части, оставшиеся у него, отступили в Тунис. Победа Монтгомери оказалась поворотным пунктом североафриканской кампании. Несколько преувеличивая, стали говорить, что до Эль-Аламейна союзники никогда не знали побед, а после него – поражений.
Одним из первых хорошую новость услышал Лог. Днем, в Букингемском дворце, он вместе с королем работал над речью к открытию парламента, намеченному на 12 ноября, и тут зазвонил телефон. Они переглянулись. Это было настоящее святотатство: король распорядился, чтобы в это время его беспокоили, только если вопрос был действительно неотложным.
– Должно быть, что-то важное, – заметил он, подошел к аппарату, поднял трубку и заметно разволновался.
– Да! Да! Прочтите, прочтите вслух, – произнес он, потом добавил: – Противник полностью разбит. Отлично, благодарю.
Король положил трубку и с улыбкой обернулся к Логу.
– Слышали? – спросил он, повторил новость из Эль-Аламейна и сказал: – Ну, что ж… Грандиозно.
Когда Лог вернулся домой, новость уже оказалась в газетах; продавцы обводили статьи о разгроме Роммеля красными, белыми и синими карандашами. Вечером король записал в дневнике: «Наконец победа; как это хорошо для нервов»
[134].
Союзники не сбавляли темпа: через четыре дня, утром 8 ноября, объединенные силы англичан и американцев численностью свыше 70 000 человек высадились на побережье Северо-Западной Африки по плану операции «Факел». Под руководством только что назначенного командующим генерала Дуайта Эйзенхауэра в ней участвовало три оперативных соединения, которые должны были захватить главные порты и аэропорты Марокко и Алжира; обе эти страны тогда номинально были в руках французского правительства Виши. Западное оперативное соединение шло на Касабланку, Центральное – на граничащий с Алжиром Оран, а Восточное – вглубь Алжира. Потом предполагалось дальнейшее наступление на восток, в Тунис.
Впервые союзники не реагировали на действия противника, а сами развернули крупную наступательную операцию, открывая второй фронт в Северной Африке. И успех не заставил себя ждать: Оран был занят 9 ноября, Касабланка – 10-го. В тот же день Эйзенхауэр заключил соглашение с адмиралом Франсуа Дарланом, провишистским командующим всеми французскими силами в Северной Африке, и сделал его верховным представителем Франции. Дарлан в ответ отдал приказ не оказывать сопротивление и начать сотрудничество с союзниками. Объединение сил с человеком, печально прославившимся тем, что поддерживал нацистов, было воспринято неоднозначно, однако Эйзенхауэр назвал его «временной мерой, оправданной исключительными условиями военного времени»; немцы ответили оккупацией территории Виши. Мало кто расстроился, когда через несколько недель Дарлан погиб от руки французского монархиста.
Обрадованный король отправил Черчиллю послание, в котором превозносил заслуги своего премьер-министра: «Когда я оглядываюсь на прошлое, то думаю о том, сколько часов Вы провели за тяжелейшей работой, сколько миль Вы проехали, чтобы привести это сражение к столь успешному окончанию, о том, что Вы имеете полное право торжествовать, и когда-нибудь весь наш народ будет очень признателен за все, совершенное Вами». Черчилль отвечал не менее учтиво: «Ни один министр в наши дни и, осмеливаюсь заметить, в дни прошедшие не получал большей помощи и сочувствия от короля, и это раздвинуло для нас всех горизонты надежды и, как я теперь вижу, сделало небо над нами более ясным»
[135].
В России тоже намечался перелом к лучшему. В августе 1942 года немцы начали наступление на Сталинград, и им удалось оттеснить оборонявшиеся советские войска к узкой полосе земли вдоль западного берега Волги. 19 ноября Красная армия приступила к операции «Уран» – двустороннему охвату войск противника, направленному в основном на более слабые румынские и венгерские части, прикрывавшие фланги 6-й полевой армии Германии. Они были смяты, а сами немцы отрезаны, а потом и окружены. Получив от Гитлера приказ не сдаваться, остатки 6-й армии выполняли его как могли, но в феврале 1943 года все было кончено. Обе эти битвы – под Сталинградом и под Эль-Аламейном – переломили ход войны.
