Но, в общем, держалась Миртл с похвальной бодростью. В конце января она получила телеграмму Энтони о том, что он приедет из Шотландии на запоздалые рождественские каникулы. «Забейте гуся пожирней», – напоминал он. Когда Энтони добрался до Бичгроува, вся семья поужинала австралийской ветчиной и рождественским сливовым пудингом. В короткий отпуск своего младшего сына Миртл расстаралась; почти каждый день они вместе ходили в кино, а Валентин часто заезжал к ним после работы.
Благоприятствовала даже погода: Миртл могла возиться в саду и ухаживать за домашней живностью, которой становилось все больше.
Зима у нас стоит просто сказочная, какой никогда не было, – писала она Лори. – У меня три семьи молодых кроликов, это очень необычно; от роду им всего две недели. Курам я даю сырые картофельные очистки и дробленые желуди, и на таком рационе яйца у них становятся все лучше и лучше… Как мне хочется, чтобы ты был дома и обрезал бы сухие ветки на азалии. Боюсь, в этом году цветов будет мало, но все равно любопытно будет посмотреть… У нас, дорогой, все в порядке, у твоей семьи тоже, так что не переживай. Вэл тебе очень завидует, он много работает, набирается бесценного опыта.
В том же письме Миртл рассказала Лори, что они все-таки разгадали тайну его местопребывания: «Мы только что получили твою радиограмму с описанием красивейших видов на гору Кения и Килиманджаро… Значит, это Найроби».
Тем временем Энтони готовился покинуть тихую и мирную Шотландию и впервые попробовать войну на вкус. Его путь лежал в Северную Африку. Операция «Факел» началась очень активно, но Эйзенхауэр не сумел добиться своей цели и не овладел Тунисом. Его силы застряли в открытых всем ветрам голых холмах на расстоянии одного дневного перехода от города Туниса, столицы страны. И вот, когда 8-я армия британцев пробивалась на запад от Эль-Аламейна, было решено сосредоточить гораздо большие силы, чем предполагалось вначале, для нанесения удара с запада. Британцы были представлены 5-й армией, в составе которой была 24-я гвардейская бригада, а в ней – 1-й батальон, где служил Энтони.
В ноябре прошлого, 1942 года батальон перевели в графство Эйршир, где он находился в готовности к срочному развертыванию, но пребывание в Шотландии затянулось. Наконец пришел приказ выступать: 26 февраля их быстро довезли поездом до Гурока, там погрузили на катер и доставили на «Самарию», бывший океанский лайнер, пришвартованный в трех милях от берега, в заливе Клайд. Он простоял на якоре до прилива в ночь на 1 марта и вместе еще с шестью судами отправился в рейс в сопровождении трех эсминцев и трех корветов. К вечеру 9 марта «Самария» вошла в док в Алжире намного позже, чем было запланировано: пришлось сделать большой крюк, уходя от подводных лодок. В ожидании высадки на берег англичане пережили атаку немецких истребителей, но два самолета удалось сбить. Лодками военных перевезли в город Бон, оттуда на машинах долго везли на запад, к Беджае, а оттуда – к оборонительным позициям между этим городом и Меджаз-эль-Бабом. Не успели шотландцы обосноваться, как их послали на смену Колдстримскому гвардейскому полку, который отправляли в тыл на обучение. Из шотландских гвардейцев сформировали центральный батальон бригады, ирландские гвардейцы встали слева, гренадерский гвардейский полк – справа. В основном они занимались патрулированием, но это было опасно: почти со всех сторон гвардейцев окружали минные поля, и почти каждый день их обстреливали пикирующие бомбардировщики «Юнкерс Ю-87» («Штука»).
В следующие несколько недель Энтони с другими гвардейцами участвовали в тяжелых боях, самый кровавый из которых состоялся 28 апреля, при атаке на Бу, невысокую гору восточнее реки Меджерда. Цель находилась в двух милях оттуда, среди кукурузных полей; гвардейцы получили приказ развернуться в цепь на расстоянии десяти футов друг от друга. Очень живо описал это гвардеец по фамилии Спенсер:
С момента, как мы начали, и до момента, пока нас остановили, пулеметный и минометный обстрел не прекращался…
Мы мало продвинулись вперед, а уже несли потери. Минометная мина упала прямо посреди штаба взвода № 16 и ранила четверых. Один гвардеец по фамилии Доуэрти быстро умер от ран. Это не испугало остальных: все выстроились в три шеренги, точно на параде. Капитан Стоктон, который никогда не выказывал страха и был блестящим примером для всех, погиб от минометной мины, упавшей прямо перед ним. Это была тяжелая потеря.
Вскоре жертв стало больше. «К тому времени наши ряды сильно поредели, везде лежали раненые, – продолжал Спенсер свой рассказ. – Выбыли из строя почти все сержанты, а санитар у нас был только один, гвардеец Макдональд, и он отдувался за четверых».
В числе раненых оказался и Энтони: он пострадал от осколка минометной мины. Его наскоро перевязали, предупредили, что медиков рядом нет и придется потерпеть, поместили под джип и оставили дожидаться помощи. Четыре дня он лежал без сознания.
Пока Энтони лечился в госпитале от ран, гвардейцы быстро шли вперед. 7 мая 7-я бронетанковая дивизия британцев вошла в Тунис, а 2-й армейский корпус американцев взял Бизерту, последний порт, еще остававшийся в руках противника. Через шесть дней африканские силы держав оси сдались. «Полная победа», – записал король в дневнике
[139]. В телеграмме Черчиллю он отметил, что кампания в Северной Африке имела «славное завершение», приписал ее успех «дальновидности и несгибаемой твердости премьер-министра перед лицом трудностей первых лет… Африканская кампания существенно увеличила тот долг, которым Вам обязаны и страна, и все объединенные нации»
[140]. Черчилль ответил в подобном же стиле.
После этой победы король отправился в Северную Африку, к своим частям, чтобы разделить с ними гордость за то, что они совершили. Он знал, что его присутствие не только поднимет дух британских и имперских частей 1-й и 5-й армий, но и пойдет на пользу отношениям с американцами и французами. Присутствовал здесь и личный мотив; за границей он был три года назад, посещая Британский экспедиционный корпус во Франции, и просто рвался сделать перерыв в опостылевшем расписании: работа за письменным столом, аудиенции, раздача наград и званий.
Впервые король заговорил об этом с Черчиллем в марте, когда стало ясно, что вопрос заключается не в том, победят ли союзники в Северной Африке, а в том, когда это произойдет. Черчилль согласился, а через несколько дней, за совместным обедом на Даунинг-стрит, 10, кабинет военного времени выдал королю необходимое разрешение. Планы поездки составлялись в условиях строжайшей секретности; было решено, что король будет пользоваться псевдонимом «генерал Лайон». Он с нетерпением ждал встречи со своими войсками, но сомневался, правильно ли ему уезжать из Британии в такой критический момент. Король побаивался самолетов, и поэтому не очень-то спешил в дорогу. За день до отъезда он вызвал своего поверенного и привел в порядок дела. «Думаю, сейчас лучше не оставлять ничего на волю случая», – записал он в дневнике
[141].
