Налеты Фау-1 на Британию закончились в сентябре, когда были захвачены их стартовые площадки в Северной Франции и Голландии. Но ученые под руководством ракетчика Вернера фон Брауна уже подступались к разработке еще более страшного оружия, первой в мире баллистической ракеты Фау-2 (V-2). Испытательный запуск состоялся в октябре 1942 года, но предстояло преодолеть еще много технических трудностей. Союзная разведка узнала об этих планах и сорвала все научно-исследовательские работы, организовав в августе атаку на строго засекреченный испытательный центр Пенемюнде на балтийском острове Узедом. Погибло несколько ведущих специалистов, а производство пришлось перенести на подземный завод Миттельверк близ Лейпцига, на юг страны. Фон Браун и его подчиненные усердно принялись за работу, и к концу августа Фау-2 были готовы.
За несколько минут до полудня 8 сентября первый боевой пуск был произведен с площадки в оккупированной Бельгии по Парижу; погибло шесть человек, тридцать шесть пострадали. Во второй половине дня из голландского Вассенара вторую ракету выпустили по Лондону. Фау-2 за каких-нибудь семь минут пролетела почти две сотни миль (320 км) и в шесть часов сорок три минуты вечера врезалась в землю на улице Стевли-роуд в районе Чизик, убив двух взрослых и трехлетнюю девочку и ранив девятнадцать человек. Взрыв разрушил одиннадцать домов, серьезно повредил еще множество и оставил воронку глубиной тридцать футов (9 м). Через несколько секунд вторая Фау-2 без взрыва приземлилась в районе Эппинг-Форест. За следующие семь месяцев нацисты выпустили по Лондону более пятисот Фау-2. И опять больше всего страдал юго-восток столицы; самый сильный обстрел района, где жили Логи, состоялся 1 ноября; под удар попала улица Этероу-стрит, расположенная чуть южнее кооперативного магазина, разрушенного Фау-1 три месяца назад. Ракеты прилетели в пять утра, когда почти все еще спали, полностью разрушили двадцать три дома и сильно повредили еще восемь. Погибли 23 человека. Налет был разрушительным, но еще страшнее оказалась атака Фау-2 25 ноября 1944 года, когда в районе Нью-Кросс в разгар дня ракета ударила в универмаг Woolworths, убив 160 человек и тяжело ранив 108.
Озаботившись возможным влиянием гитлеровского «оружия возмездия» на умонастроения общества, британское правительство поначалу старалось скрывать причины взрывов, сообщая о якобы неисправных газопроводах, но правда быстро выплыла наружу, и страдавшие от ракет лондонцы прозвали их «летающими трубами». 8 ноября немцы открыто, на весь мир, заявили о существовании этого оружия, а через два дня Черчилль сказал в парламенте, что «в последнее время» Англия подвергается ракетному обстрелу. «Нет нужды преувеличивать опасность, – успокаивал он членов парламента. – Размах и последствия обстрелов пока что незначительны. Потери и повреждения не слишком велики».
И действительно, в Лондоне от Фау-2 погибли примерно 2754 мирных жителя, а пострадали 6523, относительно немного, если учесть разрушительную силу этого оружия. Потери преуменьшались в заведомо фальшивых документах, которые британская разведка подбрасывала немцам, утверждая, что ракеты промахивались мимо своих целей миль на десять-двадцать; это возымело эффект, и ракеты перенацелили так, что многие из них упали в сельском Кенте, где причинили гораздо меньше вреда. Последняя Фау-2, выпущенная по Британии, разорвалась в городе Орпингтон 27 марта 1945 года и убила одну женщину, Айви Милличамп, последнюю гражданскую жертву действий противника на британской земле. Ранее в тот же день 134 человека погибли при втором по числу жертв налете Фау-2, когда ракета попала в многоквартирный жилой дом в восточном лондонском районе Степни.
Примерно на середину 1944 года король планировал очередную поездку за рубеж, на этот раз в Италию. Уже то, что он обдумывал такую возможность, свидетельствовало об изменении военной обстановки. Север страны – в том числе и находившаяся под властью Муссолини «Республика Сало» – пока оставался в руках немцев, но союзники уже контролировали юг. Король сказал Черчиллю, что хотел бы провести неделю в британских войсках, успехи которых оказались в тени высадки в Нормандии. Оба сходились в том, что этот визит сильно поднимет моральный дух. Более неоднозначным было желание короля посвятить один день поездки недавно освобожденному Риму. Министерство иностранных дел настороженно отнеслось к перспективе его встречи с итальянским «коллегой» Виктором Эммануилом III, которого считали запятнанным сотрудничеством с Муссолини. Энтузиазма не вызывало и возможное свидание с папой, потому что, как выразился Иден, в этой войне тот был «слишком уж нейтральным». Король прислушался к пожеланиям своих министров и исключил Рим из программы поездки.
23 июля 1944 года он улетел в Италию и одиннадцать дней передвигался по стране самолетами и автомобилями. На берегу Неаполитанского залива он занимал виллу «Эмма», где когда-то лорд Нельсон познакомился с Эммой Гамильтон, и посетил бывший королевский дворец в Казерте, где обедал в огромном зале в стиле барокко. Потом Георг вылетел на север, к линии фронта, провел две ночи в жилых автоприцепах в штаб-квартире генерала сэра Оливера Лиза с видом на город Ареццо. Как и в Северной Африке, король часто встречался с британцами и войсками союзников, и не только на формальных мероприятиях, но и в обычной, непринужденной обстановке.
Со стаканом виски в одной руке и сигаретой в другой король чувствовал себя в своей тарелке и часто засиживался за полночь, беседуя с военными. Поездка, похоже, действительно подняла моральный дух: генерал сэр Гарольд Александер, командовавший союзными силами в Италии, сказал, что был особенно рад, «потому что я приехал в тот момент, когда в войсках уже начали опасаться, что после высадки в Нормандии пресса уводит эту кампанию в тень», как записал король в дневнике
[185].
Тем временем Энтони 24 сентября сообщил родным, что стал командиром первого батальона; это был высший пост, который мог занять офицер его звания и места службы.
Я более чем польщен и, как вам, наверное, легко представить, очень-очень рад.
Это один из самых сложных постов в армии, потому что здесь ты и юрист, и врач, и начальник, и администратор, и судья, и советчик в одном лице, но работа эта самая благодарная, та, которая дает мне незаменимый опыт для жизни в будущем. Кроме этих очевидных выгод есть еще и материальные: увеличение денежного довольствия (командирского), аж на 3 шиллинга 6 пенсов в день, но, честно говоря, как раз на это мне начихать!
Война, кажется, выходит на финишную прямую, то и дело гремят победные салюты, все прониклись оптимизмом и радостью, и только и разговоров (рановато, правда!), что о планах демобилизации.
Но условия в Италии оставались суровыми. 11 октября Энтони писал:
Вчера вечером у нас прошел первый зимний дождь.
Разыгралась гроза, какой я не видел раньше и, надеюсь, больше уже не увижу, летели градины, не преувеличиваю, с ноготь большого пальца, отскакивали от земли футов на шесть, да так густо, что через щель своей маленькой палатки, которую мне выдали накануне – и слава богу! – я видел, может быть, ярда на два вперед (чуть меньше двух метров), так что о «выйти наружу» не могло быть и речи.
