В ответе, написанном через два дня, королева не поскупилась на похвалы Логу.
Думается, я лучше всех знаю, как много Вы помогали королю не только с его речью, но и с самой жизнью, и взглядом на жизнь.
Я всегда останусь глубоко признательной Вам за все, что Вы для него сделали. Он был прекрасным человеком и вряд ли хоть когда-нибудь думал о себе. Я так надеялась, что у него будет хотя бы несколько лет сравнительного покоя после тяжелейшего времени, прожитого столь отважно. Но ему это было не суждено. Очень надеюсь, что вскоре Вы пойдете на поправку.
В мае того же года ее дочь, ставшая королевой Елизаветой II, помня о том, как близок с ее отцом был Лог, прислала ему небольшую золотую табакерку короля, сопроводив ее письмом:
Посылаю Вам эту маленькую табакерку, которая всегда стояла у короля на столе и которую он очень любил. Не сомневаюсь, что Вам хотелось бы иметь небольшой сувенир в память о человеке, очень благодарном Вам за все, что Вы для него сделали. Табакерка находилась на его письменном столе, и я знаю, он хотел бы, чтобы она оказалась у Вас.
Очень надеюсь, что Вам уже лучше. Мне все сильнее и сильнее не хватает короля.
Искренне Ваша,
королева Елизавета
Лога восхитило это письмо, и через несколько месяцев он радостно показывал его на ежегодной встрече выпускников колледжа принца Альфреда, который он заканчивал в Аделаиде; встреча состоялась в клубе выпускников Оксфордского и Кембриджского университетов на улице Пэлл-Мэлл. Умонастроения Лога хорошо видны из его письма от 30 мая 1952 года, обнаруженного через много лет в книжном магазине в Новой Зеландии. Оно было написано некоему «дорогому другу», имени которого Лог не упоминает, но называет его «приветом из прошлого», совершенно неожиданно вышедшим с ним на связь. «Мне нужно было как следует сосредоточиться, вспоминая Ваше лицо и, по-моему, у меня это все же получилось», – начал Лог.
Вы превосходно сделали, что написали мне. В эти дни я получаю множество писем; очень трогательно, что старые друзья так тесно сплотились вокруг меня. Я и не подозревал, как их много.
Сейчас я по большей части занимаюсь консультированием. Если бы не работа, я сошел бы с ума. Очень лестно считаться первым номером в мире в своей профессии, но в моем возрасте (а мне сейчас 72 года) уже нелегко соответствовать этому званию.
Три моих сына – вот настоящая отрада. Лори, старший из них, заведует механическим цехом в Ноттингеме, Вэл сделался превосходным нейрохирургом, а двадцативосьмилетний «ребенок» теперь адвокат, и я очень счастлив, что у них все так хорошо. Любимый мной король погубил себя каторжным трудом, но, слава богу, теперь его место заняла королева, милая девочка, которая нравится всем, а ее муж станет ей настоящим помощником. Моей любимой жены не стало шесть лет назад, и с тех пор живется мне очень трудно.
В декабре того же года королева в Сандрингеме впервые выступила с рождественским обращением. «Каждый год в эти рождественские дни мой любимый отец обращался к своему народу во всех частях мира, – сказала она. – Как и он, я говорю с вами из своего дома, где мы всей семьей встречаем Рождество». Королева говорила спокойно, уверенно, без затруднений, так омрачавших жизнь ее отца, отдала дань уважения военным, все еще служившим за рубежом, поблагодарила подданных за «преданность и любовь», которые они выказывали все десять месяцев, прошедших с ее вступления на престол. «Мои отец и дед неустанно трудились во имя объединения наших народов и утверждения его [Содружества] идеалов, столь близких их сердцам, – говорила она. – Я буду стремиться продолжать их дело».
Лог не записал своих впечатлений от речи, а может быть, даже и не слушал ее. Так или иначе, услуги его больше не требовались, а здоровье подводило все чаще. Рождество он встретил c семьями своих сыновей: Валентином, его женой Энн и двухлетней дочерью Викторией, Лори и Джо с четырнадцатилетней Александрой и десятилетним Робертом, и Энтони с Элизабет, которые должны были пожениться в ноябре наступавшего года.
Вскоре после Нового года Лог заболел, и, как показало время, смертельно. Больше трех месяцев он пролежал в постели под присмотром медсестры, которую поселили тут же. И все-таки он рвался работать, иногда делая попытки принимать пациентов. Одним из них оказался Ричард Оэртон, тогда еще подросток, вместе с матерью ездивший на консультации из Девона. Он вспоминал
[211]:
Нам открыла медсестра и сразу же предупредила, что ему очень нездоровится и он нас не примет. Вдруг послышались торопливые шаги, и Лог, облаченный в пижаму и халат, чуть не отпихнул ее в сторону.
– Так… – произнес он. – Я хочу его видеть. И мать тоже…
Но сестра весьма непочтительно попыталась затолкнуть его в комнату.
Мать, казалось бы, весьма разумно, но, очевидно, не до конца поняв, в чем дело, стала говорить, что надо было заранее отменить встречу, чтобы мы не напрасно тащились из своего Девона. Я же был очень тронут; мне было грустно увидеть его таким. Оказалось, что в последний раз…
Логу становилось все хуже, и в конце концов наступила кома. Он умер 12 апреля 1953 года, меньше, чем через два месяца после своего семьдесят третьего дня рождения. Среди его бумаг нашлись два приглашения на коронацию королевы, которая должна была состояться в июне, – второе, видимо, послали потому, что по болезни он не ответил на первое. Оэртон вспоминал последнее несостоявшееся занятие с Логом, когда, включив радио, услышал в новостях: «Мистер Лаойнел Лог скончался».
Британская, австралийская и американская пресса были немногословны, потому что весьма близкие отношения Лога с королем подразумевали определенную осмотрительность и он почти не распространялся о своей работе. «Командор ордена королевы Виктории, мистер Лайонел Лог, скончавшийся вчера в возрасте семидесяти трех лет, был одним из видных специалистов в области исправления дефектов речи и очень помог королю Георгу VI в преодолении его недостатка, – отмечала Times
[212], втиснув некролог между объявлениями о кончине бывшего президента Польши и главы американской машиностроительной компании. – Долгое время он был близким королю человеком». О работе Лога автор писал скупо: «Важным элементом его метода было обучение правильному дыханию, что позволяло говорить без напряжения».
Через несколько дней начали поступать читательские письма: «Разрешите воспользоваться любезностью вашей газеты и воздать скромную дань великолепной работе мистера Лайонела Лога, – писал некто Дж. К. Уимбуш
[213]. – Я обращался к нему в 1926 году и могу засвидетельствовать, что он обладал великим терпением и безграничным состраданием к своим пациентам. В его доме на Болтон-Гарденс я был представлен покойному королю, тогда еще герцогу Йоркскому. Наверняка вместе со мной еще тысячи людей всю жизнь с благодарностью вспоминают имя Лайонела Лога».
