Ещё поднимаясь по трапу, я почувствовала головокружение, а когда зашла в салон — тошноту и бурление в желудке. Замечательно! Не хватало устроить представление для Молчанова и незнакомых мужчин.
Внутри по левому борту стоял длинный диванчик, похожий на шестиместное сиденье в метро, только мягкий и с разноцветными подушками. Я никогда не видела такой конструкции салона. На одном конце дивана уже развалилась блогерша Жанна. В руке она держала банку пива, а на узком прямоугольном столике перед ней лежала дамская сумочка внушительных размеров. Не исключено, что там тоже банки с пивом. Или литровая бутылка «Финляндии».
Мария Борисовна привычным жестом вытащила из багажного отсека подушку в белой наволочке и шерстяной плед, а потом прилегла на свободном конце дивана, укрывшись до шеи и уютно поджав ноги. Похоже, она чувствовала себя как дома и планировала заснуть ещё до взлёта. Она выглядела утомлённой, как будто плохо высыпалась несколько ночей подряд. Я от души ей посочувствовала. Неужели юридическая работа в «Стальимпорт» настолько изматывает, что не остаётся времени на отдых? Из уважения и симпатии я старалась не рассматривать её слишком пристально, но она была мне интересна, и я не могла не сравнивать её с Кириллом. Несмотря на разницу в возрасте, они были очень похожи. А если Кирилл прибавит килограмм пятнадцать, сбреет холёную бородку и сделает лицо попроще, то сходство станет разительным.
Мы с Викой заняли два отдельных кресла по правому борту. Они были развёрнуты друг к другу, как в автобусе, а между ними стоял круглый столик. Вика благородно уступила мне сиденье по ходу движения, а сама села спиной к носу самолёта. Мне показалось странным, что кто-то должен лететь боком, а кто-то — спиной. А кто-то вообще лёжа. Намного безопаснее, когда все сидят пристёгнутыми в стандартных креслах, а не как попало. Это же самолёт, а не дачные посиделки на садовой мебели. Один резкий толчок — и мы все посыпемся друг на друга.
Мимо нас вглубь салона прошли мужчины. Я обернулась — там начинались обычные ряды кресел — как в бизнес-классе. Может, мне пересесть к ним? Говорят, в хвосте самые безопасные места.
А где стюардессы?
Я поискала ремень безопасности и с трудом вытащила его из щели между сиденьем и спинкой. Судя по его виду, им никто никогда не пользовался. Вика даже не подумала пристёгиваться. Если она свалится, то упадёт прямо на меня.
Тошнота стала невыносимой, пальцы рук и ног заледенели. Меня начало знобить.
Мне нужен пакетик.
Где тут туалет?
Из кабины пилотов вышел Молчанов. Фуражки на нём не было, кителя тоже. Рукава белоснежной рубашки были подвёрнуты и обнажали крепкие руки. На плечах блестели погоны с золотыми полосками. Он одним плавным движением захлопнул входную дверь, а потом заглянул к нам. Сказал, не повышая голос:
— Всем доброй ночи. Жанна, Вика, пристегнитесь. Правила простые: курить нельзя, пить нельзя. Вставать с места тоже нельзя, пока надпись не погаснет, — не глядя, он ткнул указательным пальцем вверх — на световое табло.
— А пиво? — испуганно спросила Жанна. — Пиво пить можно?
— Тебе можно.
— Спасибо, Павел Петрович!
— После взлёта вас проведает Саша. Если что нужно — попросите у него. Дома будем часа через два. Желаю приятного полёта.
Он посмотрел на меня. От его взгляда мне стало ещё хуже. Я услышала, как клацнули зубы. Пальцы впились в скользкие от пота подлокотники.
— Что с тобой? — спросил он.
— Н-ничего, всё в порядке.
— Пойдём со мной.
— Куда?!
— Пойдём-пойдём, — он наклонился и расстегнул мой ремень.
Я увидела близко его ухо — чистое и аккуратное. Ни лишних волосков, ни мясистой мочки, ни лопоухости. Мне нравились такие мужские уши, я бы могла поцеловать…
Что за бред?!
Приступ тошноты заставил меня согнуться:
— Меня сейчас вырвет, — предупредила я.
— Надо лимон пососать, — предложила Жанна.
— Не надо ничего сосать, — ответил Молчанов и подхватил меня под локоть.
Мы прошли прямиком в кабину пилотов. Он усадил меня на откидной стульчик позади кресла командира и пристегнул к стене тугим Х-образным ремнём. А потом ещё одним — поперёк талии.
От страха у меня прошла тошнота, но поплыло перед глазами. Ничего. Если я упаду в обморок в этом экстравагантном самолёте, то всё равно останусь пристёгнутой к стене. Довольно удобно. И безопасно для остальных пассажиров.
Молчанов вложил мне в руку бутылку с холодной водой и протянул маленькую голубую таблетку:
— Выпей.
— А что это?
— Смертельный яд. Подействует через двадцать секунд.
Я взяла дрожащими пальцами таблетку, положила в рот и запила водой. Молчанов, внимательно за мной наблюдавший, удовлетворённо кивнул и сел в кресло командира. Надел наушники и отвернулся от меня.
Двадцать…
Девятнадцать…
Восемнадцать…
— Ты что, считаешь?
Откуда он узнал?!
— Нет, конечно! Зачем вам убивать какую-то Диану?
— Может, затем, что ты не Диана?
13. Допрос
Очередная шуточка про моё имя! Про мой чудесный рабочий псевдоним. Я хмыкнула и осмотрелась.
В кабине было намного теснее, чем мне представлялось. В узком пространстве между креслами командира и второго пилота виднелись стальные рычаги, помеченные цифрами «1» и «2», за ними — рукоятки с надписями на английском языке. На передней консоли горели разноцветные дисплеи и пилотажные приборы, назначения которых я не знала. Десятки тумблеров, индикаторов, экранчиков и кнопок мерцали в сумраке кабины. С трудом я опознала авиагоризонт и брутальную ручку выпуска-уборки шасси — я видела их в кино. Их часто показывали крупным планом в фильмах о крушении самолётов.
Меня передёрнуло.
Несмотря ни на что, здесь было не так страшно, как в салоне. Там я ощущала себя беспомощной рыбкой в консервной банке, а тут — пассажиром большой надежной машины. «Водители» вели себя уверенно и спокойно: разговаривали тихими голосами, перещёлкивали тумблеры, перебрасывались короткими английскими фразами с диспетчером.
Меня умиротворяла и расслабляла эта будничная размеренная деятельность. Всегда приятно наблюдать, как другие работают, пока ты отдыхаешь.
Стоп! Или это голубая таблетка меня расслабляла?
Самолёт мягко тронулся. Мы прокатились вдоль перрона и повернули на взлётную полосу. Мерно гудели авиационные двигатели, в теле отдавались толчки от бетонных стыков. Я оттянула ремень и привстала со стульчика, глядя, как белые стрелки разметки исчезают под носом «боинга». Из кабины наблюдать за движением было интереснее, чем из салона. Молчанов выехал на полосу, притормозил и запросил у диспетчера разрешение на взлёт. Затем сказал «Сенкью» и двинул рычаги от себя.