Аллейн протянул ему лупу и стал терпеливо ждать, пока Найджел рассмотрит патроны один за другим.
— На всех какой-то беловатый налет, — сказал Найджел. — Налет слабый, только на одном патроне он заметнее. Похоже на краску.
— Понюхайте.
— Чувствую запах меди.
— Уберите сигарету, высморкайтесь. Ну как?
— Есть какой-то запах, что-то он мне напоминает… Но что?
— Вид и запах не совпадают.
— То есть как?
— С виду косметика, а пахнет Джейкобом Сейнтом.
— Который час? — спросил Аллейн, зевая.
— Почти два часа ночи.
— Ужас! Ненавижу такое позднее время.
— Не такое уж оно позднее.
— Для журналиста, может, и нет. Внимание, шуты приближаются!
До их слуха донеслись голоса и шаги. Показалась маленькая процессия: Дульси Димер, Говард Мелвилл, Дж. Беркли Крамер и инспектор Фокс. Мисс Дульси Димер нанесла на лицо уличную раскраску, то есть отхлестала себя по щекам алой бархоткой и нарисовала примерно под носом две алые губки. Она все еще изображала юное создание. У Дж. Беркли Крамера остались вокруг бровей следы грима № 5, на подбородке успела отрасти седая щетина. Он обмотал шею клетчатым кашне, перебросив один конец через плечо, и взирал на все вокруг с нескрываемым отвращением. Мелвилл был бледен и проявлял признаки беспокойства.
— Как вы доберетесь до дому, Дульси? — ворчливо спросил он.
— Господи, на такси! — ответила она унылым голосом.
— Я живу в Хэмпстеде, — сообщил Крамер.
— Мы крайне сожалеем обо всем происходящем и, безусловно, позаботимся о том, чтобы все вы добрались до дому, — сказал Аллейн. — Констебль, стерегущий дверь, все сделает. Проводите их, Фокс. Спокойной ночи!
— Всем спокойной ночи! — подхватил Крамер похоронным тоном. Мисс Димер бросила на Аллейна робкий и доверчивый взгляд, но получила в ответ только сдержанный поклон.
Мелвилл навел Аллейна на новую мысль.
— Минуточку, мистер Мелвилл, — окликнул он его.
Мелвилл тут же позеленел.
— Вас я ненадолго задержу, подождите меня в гардеробной, — сказал неумолимый инспектор. — Остальные свободны.
Остальные тревожно посмотрели на Мелвилла, тот проводил их жалобным взглядом и вернулся в гардеробную.
— Вы их обыскали? — спросил Аллейн Фокса.
— Мужчин — честь по чести, но к леди едва прикоснулся. На ней почти ничего нет.
— Найдется, куда засунуть перчатку?
— Перчатка — другое дело…
— Двоих я уже отпустил без обыска, вот невежественный олух! Правда, старуха Макс не в счет, а на мисс Эмерелд были одни блестки. Корсета она не носит.
— Как и Дульси, — мрачно молвил инспектор Фокс.
— Мы слишком легкомысленны, Фокс. Если вы не совсем уверены, убедите ее явиться для обыска в участок, а если уверены, то отправьте их в такси по домам и оплатите проезд.
— Слушаюсь, сэр.
— Где Гарденер?
— Ожидает вас в гримерной убитого.
— Спасибо. Вы идете, Батгейт, или вас тянет на боковую?
— Я сейчас, — сказал Найджел.
Феликс Гарденер стоял посреди комнаты, засунув руки в карманы. При их появлении он вздрогнул и засмеялся над своей нервозностью.
— Это арест? — спросил он отрывисто.
— Нет, если вы не удивите меня признательными показаниями, — ответил Аллейн радостным голосом. — Присядем.
— Признание? Боже, зачем, когда и так все ясно. Я его застрелил. Кто бы все это ни подстроил, застрелил его я. Мне никогда от этого не отмыться.
— Если вы не виноваты, мистер Гарденер, то это полная невиновность. Вы виноваты не больше, чем мистер Симпсон, положивший муляжи патронов — хотя, может, это были боевые патроны (удивленный взгляд Найджела) — в ящик стола. Вы — такой же инструмент, как револьвер или как сам Сюрбонадье, зарядивший оружие своего убийства.
— Я сам твержу себе это, но не помогает. Видел бы ты, Найджел, как он на меня посмотрел: можно было подумать, что он вес знал, долю секунды не сомневался в происшедшем и считал, что это сделал я. У него был такой удивленный вид! Сам я сначала ничего не понял. Это был шок: после выстрела мозги не работают. Я продолжал произносить свой текст. Это револьвер Билла, он говорил, что никогда не стрелял из него во фрицев. Хорошо, что он мертв и не может всего этого видеть. Он — Артур — упал, как падал всегда: обмяк и свалился. Артур хорошо играл эту роль, вы согласны? А я его не любил. Кажется, я уже это говорил. О Господи!
— Мистер Гарденер, так вы сделаете себе только хуже, — тихо проговорил Аллейн. — Возможно, самое справедливое из всех наших тоскливых клише — что время лучший доктор. Мне как полицейскому хотелось бы внести поправку: время все решает. Но, увы, так происходит не всегда. Раз я полицейский, то должен задать вам несколько вопросов.
— Хотите выяснить, не сделал ли я это нарочно?
— Хочу доказать, что не нарочно. Где вы находились в момент начала первой сцены последнего акта?
— Первая сцена последнего акта? Это когда Артур брал револьвер и заряжал его?
— Именно. Так где вы были?
— Где же я был?.. У себя в гримерной, вот где!
— Когда вы вышли на сцену?
Гарденер закрыл лицо руками, потом убрал руки и ответил с потухшим взглядом:
— Не знаю. Наверное, вскоре после того, как меня вызвали. Дайте подумать — у меня такая каша в голове… Меня вызвали, и я вышел в коридор.
— Когда это было?
— Наверное, когда остальные стояли на авансцене.
— До или после затемнения в начале этой сцены?
— Не помню. У меня вылетело из головы все, что происходило перед тем, как…
— Какая-нибудь мелочь может вернуть вам память. Когда вы вышли на сцену, там было совершенно темно?
— Кто-то наступил мне на ногу, — сказал вдруг Гарденер.
— Вам наступили на ногу — в темноте?
— Да. Мужчина.
— Где это было?
— За кулисами. Точнее сказать не могу — было темно, глаз выколи.
— Кто бы это мог быть?
Гарденер испуганно покосился на Найджела.
— Это не будет наговором?
— Ради Бога, скажи правду! — сказал Найджел.
Гарденер помолчал, потом произнес:
— Нет. Даже если у меня промелькнула какая-то мысль, то она слишком жалкая, чтобы ее использовать, от нее может быть огромный вред; вы помимо воли окажетесь под ее влиянием, я это предвижу. По - моему, за этот вечер я уже наделал достаточно бед. — Он свирепо уставился на Аллейна.
