— Достойный ответ! Сообщите мне о своем решении сегодня вечером у меня дома, хорошо? А теперь я вынужден попросить вас обоих уйти.
Найджел вышел следом за Фоксом в коридор. Прежде чем скрыться за дверью, он оглянулся.
— Я не прощаюсь.
— До свидания, старина, — отозвался инспектор Аллейн.
Фокс отпустил сторожившего квартиру констебля и повернулся к пребывавшему в замешательстве Найджелу.
— Держу пари, вы считаете, что главный инспектор перегибает палку, сэр, — начал он. — Но вы это напрасно! Таков, знаете ли, профессиональный этикет. Он к вам неравнодушен, потому и позволяет себе такую, с позволения сказать, чертовскую откровенность. Для него главное — работа. А за Гарденера не переживайте. Он — марионетка, не более того. Начнет утаивать сведения — тем хуже для него.
— Не думаю, что он к этому склонен, — возразил Найджел.
— Тем лучше. Если вы решите нам помочь, мистер Батгейт, то, уверен, вы об этом не пожалеете, а главный инспектор Аллейн будет весьма доволен.
Найджел взглянул на широкую уютную физиономию Фокса и внезапно понял, что этот человек ему по душе.
— Я очень признателен вам за участие, — сказал он. — Я был немного раздражен. Он заставил меня почувствовать себя полным ослом — а ведь я им восхищаюсь!
— В этом вы не одиноки, сэр. Что ж, мне пора. Нам не по пути, сэр?
— Мне на Честер-Террас.
— А мне в Скотленд-Ярд. Пусть злоумышленники трепещут! Всего доброго, сэр.
— Всего доброго, инспектор.
До квартиры Найджела на Честер-Террас было недалеко пешком от Джералде-роу. Он быстро зашагал, еще не до конца оправившись от отповеди Аллейна. На третьей сотне ярдов мимо него проехало такси, державшееся близко к тротуару, как будто в поисках пассажира. Найджел машинально покрутил головой и тут увидел, что в такси сидит пассажир, вернее, пассажирка. На ее лицо упал свет уличного фонаря, и он узнал Стефани Вон. Она не подала виду, что узнала его. Он проводил такси взглядом. Видимо, она что-то неверно поняла и едет в квартиру Сюрбонадье, решил он. Тем не менее таксист медленно миновал узкую улицу, повернул налево и исчез из виду.
«Чудеса!» — подумал Найджел, задумчиво бредя дальше.
— Чудеса! — произнес он вслух.
У себя дома он включил свет и, поразмыслив, решил поправить настроение посредством сочинения письма Анджеле Норт, не имеющей отношения ко всей этой истории. Будучи ревностной обожательницей главного инспектора уголовной полиции Аллейна, она могла понять чувства Найджела. Посоветует ли она ему остаться в игре? Назовет ли смешными его угрызения и нежелание «тянуть из Гарденера жилы»? Но задавать ей вопросы, не нарушая правил конфиденциальности, было нельзя. Что же ему делать, черт возьми? Лучше всего — отправиться в «Куинс» на Клайведен-плейс и поужинать. Но он не был голоден.
Аллейн, устав от него, выставил его молокососом и педантом. Боже, он ведь знает, что Феликс не убивал Артура Сюрбонадье. Почему бы тогда не спросить его самого?..
Истошно задребезжал телефон. Найджел со стоном потянулся к трубке.
— Это ты, Найджел? — спросил напряженным голосом Гарденер. — Слушай, мне необходимо с тобой увидеться. Сегодня утром я умолчал кое о чем, касающемся Кембриджа. Какой я дурак! Мы можем встретиться прямо сейчас?
— Можем, — сказал Найджел, — конечно!
— Ты ко мне или я к тебе? Хочешь поужинать у меня?
— Да, — поспешно ответил Найджел, — спасибо, Феликс.
— Смотри, не передумай. Я жду.
— Да, спасибо, Феликс, — повторил Найджел.
Он был готов кричать от счастья. Его проблема решилась сама собой. Он метнулся в ванную и тщательно умылся. Потом переменил рубашку и причесался. Желая заслужить одобрение Аллейна, он набрал номер квартиры Сюрбонадье и долго ждал ответа, но так и не дождался. Аллейн ушел. Ничего, он позвонит ему позже. Он схватил шляпу и помчался вниз, остановил такси, назвал адрес Гарденера и откинулся на спинку сиденья. Только сейчас до него дошло, какой умной была догадка Аллейна, что Гарденеру будет что поведать об особенностях поведения Артура Сюрбонадье в его бытность студентом. Постепенно Найджелом завладела мысль, еще недавно казавшаяся нелепой. Сначала он ее гнал, но мысль оказалась цепкой и заставила его заняться ею, призвав на помощь логику. И тогда его осенило.
— Эврика! — прошептал он. — Конечно! Каким же слепцом и болваном я был!
Завершение мысли было обескураживающим:
«Бедняга Феликс…»
Тем временем квартира Сюрбонадье погрузилась в полный мрак.
— Если ты не возражаешь, Найджел, — начал Гарденер, — я намерен прямо сейчас облепить душу. Хочу очистить воздух. Я налил тебе выпить. Садись.
Найджел видел, что он уже меньше нервничает, лучше держит себя в руках, похож на человека, принявшего решение и радующегося этому.
— Значит, так. Когда ты приходил утром, я был сам не свой. Не спал ночь и пребывал в ужасном состоянии: мысль, что это я убил Артура Сюрбонадье, сменилась страхом, что твой друг Аллейн подозревает, что я сделал это намеренно. Ты не представляешь, какой это кошмар! Наверное, по-настоящему виновный человек не испытывает такой паники. Мне казалось, что мне не удастся доказать свою невиновность и что, несмотря на все твои слова, они подозревают именно меня…
— Напрасно тебе так казалось.
— Надеюсь. Но тогда у меня были только такие мысли. В голове был полный кавардак, а когда ты стал спрашивать о том деле по обвинению в клевете и о том, знался ли я с Сюрбонадье в Кембридже, я подумал: «Его прислали с этими вопросами. Аллейн решил, что Найджелу я все выложу как на духу». Ты даже не догадываешься, как мне было худо! Нет, не перебивай! В общем, я тебе солгал: сказал, что в те времена мы с Артуром не были знакомы. Это неправда: на самом деле я был с ним хорошо знаком, хотя недолго, пока не разобрался, какой это неприятный человек. Я был моложе его и, наверное, даже дурнее большинства юнцов. Когда он пригласил меня на вечеринку с героином, я решил, что это очень смело, мне захотелось рискнуть…
— Боже правый! — простонал Найджел.
— Вот именно. Я побывал там всего раз. Невероятная гадость! Я набрался не так сильно, как остальные, и подействовало на меня не очень. Наверное, у меня оказалась высокая сопротивляемость. Наутро я почувствовал себя болван болваном и решил, что больше туда ни ногой. Навестил Сюрбонадье и все ему выложил. Не хотелось ходить вокруг да около. Он еще не проспался и был слезлив. Принялся со мной откровенничать, наплел с три короба про своего дядю и… и про Стефани Вон.
Гарденер перевел дух и продолжил:
— Я ктому времени уже видел ее на сцене, в «Отелло». Если я скажу, что уже тогда в нее влюбился, ты можешь счесть это помпезностью, но это правда. Сюрбонадье стал распространяться об их дружбе, и я его возненавидел. Потом он сказал, что его дядя собирается давать ей заглавные роли в спектаклях и что он дядю ненавидит и знает про него много всякого, в частности, про замешанность Сейнта в торговле наркотиками. И про его любовниц наплел. Стефани казалась воплощением невинности, и меня стало мутить от одной мысли, что и она… Говорю же, я был возмутительно молод. Сейнт показался мне олицетворением зла. Кошмар какой-то! В психологии я не силен. Наверное, сыграл свою роль героин. Мы оба были хороши! Когда Сюрбонадье завел заплетающимся языком речь о том, что при желании он может загнать дядюшку в угол, я стал его на это подбивать. Он сказал, что Сейнт отказывается оплачивать его счета, но он столько знает, что сможет его заставить. Он обмолвился о возможности написать статью, и эта мысль показалась мне дельной. Потом я вспомнил, зачем пришел, и попытался ему объяснить, что больше не стану посещать его вечеринки, но он как будто не обращал внимания на мои слова, так был поглощен идеей о статье. Я ушел и с тех пор его сторонился. Когда вышла статья, я сообразил, что это его рук дело. Однажды при встрече он попытался что-то из меня вытянуть. Я коротко ответил, что меня ему опасаться нечего. До этой минуты я ни с кем об этом не говорил.
