— Что заставило тебя выложить все мне? — спросил Найджел.
Гарденер ответил не сразу, медленно:
— Я подумал, что полиция примется копаться в прошлом Сюрбонадье и пронюхает, что я давно с ним знаком.
— Не в том дело, — сочувственно проговорил Найджел. — Ты испугался, что они взяли совсем другой след. Я прав? Ты понял, что если они не узнают, что Сюрбонадье шантажировал Сейнта, то будут подозревать… совсем другого человека. Ведь так?
— Выходит, они?..
— Нет, не думаю. Во всяком случае, теперь все встанет на место. Она же не считает тебя виновным?
— Мы оба боялись… А сегодня утром, когда она пришла… Господи, только бы ее не заподозрили!
— Теперь тебе излишне об этом тревожиться. Что касается тебя самого…
— Да, как насчет меня? — Гарденер поднял на него глаза. — Найджел, ты должен ответить мне на один вопрос. Не подозреваешь ли ты сам меня хотя бы немного, в глубине души?
— Нет, даю честное слово!
— Тогда и я клянусь честью, что ни я, ни она не виновны в смерти Сюрбонадье. Я не все могу тебе выложить, но, поверь, мы не виноваты.
— Я тебе верю, старина.
— Вот мне и полегчало, — объявил Феликс Гарденер. — Теперь можно ужинать.
Ужин был замечательный, вино тоже. Друзья болтали обо всем на свете, иногда возвращаясь к роковому делу, теперь уже без прежней опаски. Гарденер вдруг выпалил:
— Страшно подумать, какое незавидное будущее ждет семью Сайме!
— А ты не думай! Лучше подумай об «Единороге».
— Ты о постановке? Поверишь ли, он уже склоняется к тому, чтобы и дальше ставить «Крысу и Бородача»!
— Неужели?
— Представь себе! Как только нас перестанет беспокоить полиция. Я, конечно, отказался, Стефани тоже. Остальным это тоже не понравилось, но до отказа не дошло. Потом он сообразил, что приглашение на заглавные роли других актеров может отпугнуть зрителей. Вдруг в газетах появятся разгромные рецензии? В общем, на следующей неделе мы начинаем репетировать новую пьесу.
— Что будешь делать ты?
— Ждать. «Единорог» не единственная труппа. — Он скорчил усталую гримасу. — Мне говорят, что я пользуюсь популярностью и что случившееся мне будет только на руку. Сентиментальное сочувствие и нездоровое любопытство способны творить чудеса. Перейдем в гостиную.
Стоило им усесться у камина, как в дверь квартиры позвонили, и слуга Гарденера подал хозяину письмо.
— Это доставил посыльный, сэр.
Гарденер вскрыл конверт и извлек из него листок. Найджел зажег сигарету и стал прохаживаться по комнате. Его заинтересовала фотография брата Гарденера на стене. От ее разглядывания его оторвало восклицание хозяина:
— Час от часу не легче!
Феликс протягивал Найджелу лист бумаги с одним коротким абзацем, который тот прочел, не веря своим глазам:
Если вам дороги жизнь и работа, не лезьте в чужие дела, не то лишитесь того и другого. Забудьте о прошлом, иначе не отделаетесь больной ногой.
Найджел и Гарденер изумленно уставились друг на друга.
— Вот это да! — выдавил Найджел.
— Нет, каково! — простонал Гарденер.
— У тебя болит нога? — осведомился Найджел.
— Болит. Я же говорил, мне отдавили ее на сцене.
— Это сделал человек, благоухавший, как Джейкоб Сайме?
— Так мне показалось, я не совсем уверен.
— Знаешь, это не шутки, — сказал Найджел. — Надо поставить в известность Аллейна.
— Боже правый!
— Без этого все равно не обойтись. Если позволишь, я ему позвоню.
— Где ты его найдешь?
Найджел задумался. Возможно, Аллейн не одобрил бы, если бы он раскрыл, где находится детектив. Вдруг он уже ушел из квартиры Сюрбонадье? Он нашел номер в телефонной книге и набрал его.
— Возможно, его нет дома, — проговорил он вероломно, слушая безответные звонки в квартире на Гералд-роу. Ему стало совестно.
— Никого нет? — спросил Гарденер.
— Попробую позвонить в Скотленд-Ярд, — промямлил Найджел. — Только не сейчас. Давай сперва разберемся с запиской.
Следующий час они с Гарденером гадали, кто мог написать письмо. По мнению Гарденера, это не мог быть Сейнт. Найджел возражал, что тот в гневе способен на что угодно.
— Если он убийца… — начал он.
— А я не уверен, что это его рук дело. Но он может бояться, как бы я, зная что-то из того, что пронюхал о нем Сюрбонадье, не сделал именно то, что я делаю сейчас, — не выложил все начистоту.
— Он знал, что ты дружил с Сюрбонадье?
— Да, Артур нас знакомил. Потом, когда я пошел в актеры, он увидел меня в первой достойной роли и запомнил. Отчасти благодаря этому я попал в его труппу. Сейчас об этом не очень-то приятно вспоминать. Артур, помнится, был сильно этим недоволен и всем твердил, что я прошел в дамки по его семейному билету. Боже, что за грязная игра! Помнишь мои слова об актерах?
— Помню.
— Как они вели себя вчера на сцене рядом с трупом Сюрбонадье! Лицедействовали вовсю — все, кроме Стефани.
Найджел бросил на друга любопытный взгляд. Ему запомнился насмешливый комментарий Аллейна: «Восхитительный уход, не правда ли?», после того как мисс Вон покинула сцену. Помнил он и обольстительный тон, которым она потом ворковала с инспектором. Даже он, Аллейн, излишне долго не убирал руку с ее пострадавшего плечика. Добродетельно вспоминая свою Анджелу, Найджел ощущал свое превосходство.
— Что она сейчас делает? — спросил Гарденер. — Мне хотелось увидеться с ней сегодня вечером. Она обещала позвонить.
— Чем она так напугана? — выпалил Найджел. Гарденер побелел, его лицо приняло утреннее выражение.
— Как не напугаться? — выдавил он. — Она считает, что Аллейн понял, что Сюрбонадье допекал ее, угрожал ей. Вчера нетрудно было увидеть, как на самом деле обстоят дела. Она всегда это от меня скрывала. До сегодняшнего утра я не понимал, что он себе позволяет. Утром она показала мне свое плечо и призналась, что после моего ухода он ее ударил — вот свинья! Господи, если бы я только знал!
— Твое счастье, что ты был в неведении, — сказал Найджел. — А теперь он мертв, Феликс.
— Она говорила, что Аллейн видел ее синяк. Она думает, что он ее подозревает. Она очень взволнована, представляешь ее потрясение?
— Ты тоже за нее испугался?
— Да, сегодня утром. А до того я оставался эгоистичным идиотом и думал только о себе. Как они могут подозревать ее в убийстве? Это чудовищно!
— Успокойся. Я не слышал, чтобы кто-нибудь из них хотя бы намекнул на ее виновность. Повторяю, они идут по совсем другим следам. Я нарушу оказанное мне доверие, если скажу больше этого. А теперь, Феликс, мне пора идти, если ты не возражаешь. Вчера нам всем было не до сна, у тебя до сих пор сонный вид. Прими пару таблеток аспирина, выпей на сон грядущий — и прочь волнения! Спокойной ночи.
