— Вы сразу поняли, что произошло?
— Пожалуй, не сразу, — ответил Гарденер. — Меня ошеломила отдача. Кажется, у меня промелькнула мысль, что в барабан попал холостой патрон.
— Вы продолжили исполнять свою роль?
— Да, — тихо ответил Гарденер, — автоматически… Потом до меня стало доходить… Но мы все равно продолжали.
— Мы?
Гарденер помялся.
— В этой сцене участвовала также мисс Вон.
Была предъявлена, к безграничному удовольствию зрителей, пара серых замшевых перчаток.
— Это ваши?
— Нет, — ответил Гарденер со смесью удивления и облегчения.
— Вы видели их раньше?
— Не припомню.
Затем Гарденер опознал анонимное письмо и рассказал, как его доставили и при чем тут «больная нога».
— Вы узнали того, кто отдавил вам ногу?
Гарденер нерешительно покосился на Аллейна.
— У меня было смутное ощущение, кто это, но потом я решил, что оно слишком нечеткое.
— Кто же это был, по вашему ощущению?
— Я обязан на это отвечать? — Он опять взглянул на Аллейна.
— Вы говорили о своем ощущении главному инспектору Аллейну?
— Да, но с оговоркой, что оно ненадежное.
— Чье имя вы назвали?
— Ничье. Инспектор Аллейн спросил, не почувствовал ли я некий запах. Я ответил утвердительно.
— Запах духов?
— Да.
— С кем он у вас ассоциировался?
— С мистером Джейкобом Сейнтом.
Филипс Филипс возмущенно вскочил. Успокоив его, коронер повернулся к Гарденеру.
— Благодарю вас, мистер Гарденер.
Настала очередь Стефани Вон. Она вела себя собранно и достойно, отвечала четко. Она подтвердила все сказанное Аллейном о белилах и сказала, что пузырек опрокинул после ухода всех остальных Сюрбонадье. Его смерть она считала самоубийством. Присяжные были исполнены сочувствия — и сомнения.
За мисс Вон проследовал весь актерский состав. Беркли Крамер убедительно сыграл убитого горем джентльмена старой школы. Джанет Эмерелд исполнила сильный актерский номер под названием «Извержение горячих чувств». В ответ на вопрос, чем объясняется вопиющее расхождение между ее показаниями, с одной стороны, и сказанным мисс Макс и режиссером — с другой, она беззастенчиво разрыдалась и заявила, что сердце ее разбито. Коронер взирал на нее холодно и назвал ее неудовлетворительной свидетельницей. Мисс Димер была, напротив, по-юношески искренней и говорила с трогательным придыханием. Ее показания категорически не относились к делу. Зато режиссер и мисс Макс проявили прямоту и благоразумие. Реквизитор выглядел и вел себя как настоящий убийца и вызвал у всех угрюмые подозрения. Трикси Бидл завела песню: «Я невинная девушка», но явно была напугана и заслужила мягкое обращение.
— Вы говорите, что хорошо знали покойного. Означает ли это очень близкие отношения?
— Полагаю, можно назвать это и так, — ответила бедняжка Трикси.
Ее отец был рассеян, уважителен и вызывал жалость. Говард Мелвилл был честен, откровенен и бесполезен. Старик Блэр давал показания с упрямым видом. Его попросили перечислить имена людей, входивших в театр через служебный вход, что он и сделал, назвав также инспектора Аллейна, Батгейта и Джейкоба Сейнта. Были ли на ком-нибудь из них те самые серые перчатки?
— Были, — подтвердил старый Блэр скучным тоном.
— На ком же?
— На мистере Сейнте.
— Мистер Джейкоб Сейнт? Вы уверены?
— Да, — сказал Блэр и ушел.
Джейкоб Сейнт показал, что является владельцем театра, что погибший приходился ему племянником и что он виделся с ним перед спектаклем. Он признал, что перчатки его, вспомнил, что оставил их за кулисами, но не припомнил, где именно. Он побывал в комнате мисс Эмерелд, но, кажется, без перчаток. Вероятно, он положил их где-то на сцене. К удивлению Найджела, напряжение между Сейнтом и Сюрбонадье упомянуто не было. Лакея Минсинга не вызывали.
Итоговое выступление коронера было довольно пространным. Он затронул возможность самоубийства, но назвал ее маловероятной. Он аккуратно подталкивал присяжных к вердикту, который они и вынесли после двадцатиминутного отсутствия: убийство, совершенное невыясненным человеком людьми.
Выйдя из суда, Найджел зашагал за Аллейном. За ним шли Джанет Эмерелд и Сейнт. Он хотел нагнать Аллейна, но его опередила мисс Эмерелд, схватившая инспектора за руку.
— Инспектор Аллейн!
Аллейн остановился и посмотрел на нее.
— Это все вы! — Она говорила тихо, но неистово. — Это вы подсказали ему так со мной обращаться. Почему меня выбрали мишенью подозрений и оскорблений? Почему так легко отделался Феликс Гарденер?
Почему он не арестован? Это он стрелял в Артура. Позор! — В ее голосе появились истерические нотки. Проходившие мимо оглядывались и даже останавливались.
— Джанет! — прикрикнул на нее Сейнт. — Вы с ума сошли? Прекратите!
Она повернулась и напустилась на Сейнта. После рыданий, от которых волосы вставали дыбом, она позволила ее увести.
Аллейн проводил ее задумчивым взглядом.
— Она не сумасшедшая, мистер Сейнт, — пробормотал он. — Не думаю, что Изумруд безумен. Скорее это злоба на грани отчаяния.
И, не замечая Найджела, он свернул за ними.
Вторую половину дня Найджел посвятил отчету о коронерском, дознании. Он был сильно озадачен количеством новых сведений. Коронер ловко прошелся по тяжбе Джейкоба Сейнта о клевете, совершенно не упомянул опьянения Сюрбонадье, зато много раз совал нос в гримерную Стефани Вон. Присяжные, проявив редкое послушание, не рвались задавать свои собственные вопросы. Старшина жюри, подобно Слоненку из сказки, казалось, готов был протрубить: «Для меня все это сложновато…» Найджел полагал, что, удалившись для короткого обсуждения, присяжные не отвергли возможность самоубийства, но не стали на ней задерживаться и решили, что все слишком сложно, поэтому ограничились решением попроще. Он чувствовал, что Аллейн доволен, и в очередной раз пересмотрел свое собственное отношение к делу.
Как теперь выяснилось, раньше он считал убийцей Сейнта. Однако у того было самое лучшее алиби. Он сидел в зале один, но Блэр клялся, что не видел, чтобы владелец «Единорога» возвращался на сцену в антрактах. Он, конечно, мог бы покинуть свою ложу, когда погас свет. В этой связи Найджела посетила любопытная идея. Предположим, Джейкоб Сейнт воспользовался темнотой, чтобы покинуть свою ложу и через дверцу авансцены попасть на подмостки. После того как этой дверцей воспользовались Стейвли и Найджел, ее заперли, но Сейнту не составило бы труда завладеть ключами от нее. Свет еще горит, Сейнт восседает в ложе, на виду у всей публики. Потом — полное затемнение. Сейнт покидает ложу, проскальзывает в дверцу, которую он мог заранее отпереть, идет прямиком к столу, сталкиваясь по пути с Гарденером, выдвигает ящики и заменяет муляжи боевыми патронами. Свет загорается — и все опять видят Сейнта в ложе «Единорога»!
