Они переступили порог, и инспектор Аллейн впервые в жизни очутился в актерской гримерной, впервые пожал руку актеру.
Феликса Гарденера нельзя было назвать писаным красавцем, которому мужская часть зрительного зала с удовольствием отвесила бы пинков. Тем не менее он неуловимо отличался от всех прочих лицедеев. Густые волосы цвета соломы плотно облегали его голову безупречной формы, глаза, расставленные не широко и не узко, а самым льстящим для его облика образом, поражали голубизной, нос был прямой и тонкий; большой рот с забавными складочками в уголках был отрадой газетных карикатуристов. Резко очерченный подбородок подводил благоприятный итог его лицу с мягким овалом. Он был высок, обладал горделивой осанкой, но не слишком рисовался, да еще и говорил обворожительным голосом, не гулким, но звучным. Женщин к нему влекло, мужчины признавали его достойным человеком, критики — актером с выдающимися способностями.
— Очень рад, что вы к нам пожаловали, — обратился он к Аллейну. — Садитесь же! Знакомьтесь: мистер Беркли Крамер, мистер Аллейн. С Батгейтом вы уже встречались.
Амплуа Дж. Беркли Крамера были характерные роли. Он был достаточно известен зрителям, чтобы при его выходе на сцену зрители начали вспоминать его имя, но все же не до такой степени, чтобы искать его в программке. Он был полнолицым брюнетом и обладал определенным талантом. Найджел, видевший его однажды на приеме у Гарденера по случаю очередной премьеры, счел его несколько раздраженным.
— Пожалуйста, не стойте! — взмолился Гарденер и уселся за свой гримерный столик. Аллейн и Найджел опустились в кресла.
Комната была ярко освещена и тепло натоплена. На столике, под газовой горелкой с решетчатой защитой, стояло зеркало, отражавшее несчетные гримерные принадлежности. В комнате стоял сильный запах грима. Рядом с зеркалом лежали револьвер и курительная трубка. Справа висело высокое, до пола, зеркало, рядом с ним помещался умывальник. Слева красовалась коллекция костюмов, небрежно прикрытая задранной снизу простыней. Из-за стены, из комнаты, помеченной звездой, доносились женские голоса.
— Я так рад, что вы пришли вдвоем, Найджел! — заговорил Гарденер. — В последнее время тебя не поймать. Вы, журналисты, такие верткие!
— Все равно вы, актеры, превосходите нас неуловимостью, — ответил Найджел. — А по части увертливости чемпионы — полицейские. Признаться, я считаю большой своей заслугой, что привел сегодня Аллейна.
— Знаю, — кивнул Гарденер, глядя в зеркало и обрабатывая свою физиономию темной пудрой. — Я очень нервничаю. Учти, Джей-Би, мистер Аллейн — важная персона в уголовной полиции!
— Неужели? — пробасил Беркли Крамер и, немного помолчав, добавил с натужным весельем: — Я нервничаю посильнее тебя, ведь я — один из негодяев в пьесе. Мелкий-мелкий негодяй, — добавил он с нескрываемой горечью.
— Только не говорите, что вы убийца! — воскликнул Аллейн. — Вы испортите мне весь вечер!
— Не мне! — успокоил его Беркли Крамер. — По мнению режиссера, у меня эпизодическая роль. Сказать по правде, даже это — преувеличение.
Последовал фыркающий звук — Найджел узнал в нем профессиональную уловку.
— Внимание, полчаса! Внимание, полчаса! — донеслось из коридора.
— Все, ухожу, — сказал Крамер с тяжелым вздохом. — Я еще не гримировался, а ведь мой выход — первый в этой отвратительной пьесе. Тьфу! — Он величественно поднялся и картинно покинул гримерную.
— Бедняга Джей-Би страшно раздражен, — поведал Гарденер вполголоса. — Его назначали на роль Бородача, но потом ее отдали Артуру Сюрбонадье. Уверяю вас, ему есть из-за чего рвать и метать. — Он мило улыбнулся. — Согласись, Найджел, это не жизнь, а сплошное чудачество!
— Хочешь сказать, что вокруг одни чудаки? — спросил Найджел.
— Отчасти так и есть. Ведут себя по-детски — это так свойственно актерам! Чудачество — типичная актерская черта.
— Когда мы учились в Тринити-колледже, ты был настроен не так критически.
— Лучше не напоминай мне о моей постыдной юности!
— Юность! — не выдержал Аллейн. — Дети, я сейчас умру со смеху! Что же говорить мне, когда через месяц исполнится целых двадцать лет с тех пор, как я закончил Оксфорд?
— Все равно, — не унимался Найджел, — ты не убедишь меня, Феликс, что тебе разонравилось твое ремесло.
— Дело не в этом… — проворчал Феликс Гарденер.
В дверь негромко постучали, потом в щель просунулась толстая физиономия в клетчатой кепке, подвязанная платком в красных пятнах. На троицу в гримерной пахнуло перегаром, который субъект в кепке тщетно маскировал мятными леденцами.
— Привет, Артур, входи, — радушно, но без излишнего воодушевления позвал Гарденер.
— Тысяча извинений, — елейно произнесла физиономия. — Я думал, ты один, старина. Не хочу мешать.
— Брось! — сказал Гарденер. — Быстрее входи и плотнее закрой дверь, здесь жуткий сквозняк.
— Нет-нет, это так, мелочь, увидимся позже. — Лицо убралось из щели, дверь мягко затворилась.
— Это и есть Артур Сюрбонадье, — объяснил Гарденер Аллейну. — Он стянул роль у Джей-Би и воображает, что потом я стянул роль у него. В результате Джей-Би ненавидит его, а он — меня. Вот что я имел в виду, говоря об актерах.
— Вот оно что! — сообразил Найджел. — Зависть!
— А кого ненавидите вы? — спросил Аллейн с невинным видом.
— Я? Я оседлал верхушку данного дерева и могу позволить себе великодушие. Хотя, боюсь, тоже рано или поздно кого-нибудь возненавижу.
— Ты считаешь Сюрбонадье хорошим актером? — спросил Найджел.
Гарденер передернул плечами.
— Он племянник Джейкоба Сейнта.
— Понимаю… Или нет?
— У Джейкоба Сейнта шесть театров, этот — один из шести. Он отдает Сюрбонадье хорошие роли. Плохие актеры у него не играют. Следовательно, Сюрбонадье должен быть хорошим актером. Это — вся язвительность, на которую я готов. Вы знакомы с этой пьесой? — спросил он Аллейна.
— Нет, — ответил инспектор, — совершенно не знаком. Глядя на ваш грим, я старался угадать, кого вы играете: героя, вымогателя, слугу закона или всех троих сразу. Трубка у вас на столике намекает на героя, револьвер — на вымогателя, безупречный вкус фрака, который вы сейчас наденете, — на представителя моей собственной профессии. Вот мой вывод, дорогой Батгейт: мистер Гарденер — герой, прикидывающийся вооруженным бандитом, и притом сотрудник уголовной полиции.
— Слыхал?! — Найджел гордо воззрился на Гарденера. В кои-то веки Аллейн не позорил своего мундира.
— Чудесно! — одобрил Гарденер.
— Вы не собираетесь опровергнуть мое утверждение? — удивился Аллейн.
— Вы недалеки от истины. Небольшое уточнение: я использую револьвер в качестве полицейского, с трубкой в зубах грешу бандитизмом, а этот фрак вообще не для пьесы.
