Тогда на подозрении у меня были, конечно, все. Но он находился с ней в его комнате, а ее собственная комната, у самой сцены, пустовала. Он легко мог, покинув ее, забежать туда, надеть перчатки Сейнта, найденные на сцене (с ними ему повезло, раньше он собирался воспользоваться собственными), удостовериться, что в коридоре пусто, и в темноте подменить на сцене патроны. Я заподозрил, что отдавленная нога — выдумка, нарочно придумал про запах — и он попался. После этого я занялся им всерьез. Он все вам выложил про дело о клевете, но только тогда, когда стало ясно, что мы все равно сами все узнаем. По его словам, статью написал Сюрбонадье, а я заподозрил в авторстве его самого. Найдя в квартире Сюрбонадье поддельные подписи, я убедился, что статья его. Вдруг Сюрбонадье шантажировал его, угрожая выдать Сейнту? Тот в два счета погубил бы его карьеру. Вдруг Сюрбонадье грозил раскрыть Стефани Вон, что я заподозрил правду об их кембриджских деньках? Все это предположения, но наводящие на размышления. Я отправил в Кембридж сотрудника, и тот отыскал старика, прислуживавшего Гарденеру и слышавшего его разговор с Сюрбонадье, обвинявшего его в написании той статьи. Гарденер был гораздо сильнее замешан в истории с наркотическими вечеринками, чем признавался вам. Что правда, так это его страсть к Стефани Вон и ненависть к Сейнту. Страсть, разгоряченная наркотиками, вдохновила его на статью. Сведения из Кембриджа поступили только прошлым вечером. Все подтвердилось.
Теперь о белилах. Они разлились после нашего ухода из гримерной. По словам мисс Вон, когда ушел Сюрбонадье, там остались только она и Трикси. Зайти туда мог один Гарденер. Все остальные неминуемо наткнулись бы на Бидлов, сначала стоявших в коридоре на углу, а потом скрывшихся у себя в гардеробной. Уходя на сцену, Гарденер оставил мисс Вон в своей комнате. Если бы убийство было делом рук Пропса, то он не подобрался бы к «звездной» комнате, Симпсон, находившийся на сцене, — тоже. Не говоря о Сейнте, потому что, воспользуйся он дверцей на авансцене, та расскрипелась бы на весь зал. А вот Гарденеру никто не мешал там побывать.
— Вы хотите сказать, — подхватил Найджел, — что он оставил ее в своей комнате, отлучился в ее, натянул перчатки, убедился, что в коридоре пусто, и шмыгнул на сцену? Тогда и испачкал перчатки белилами?
— Да.
— А письмо с угрозами?
— Оно — его первая оплошность. Он напечатал его на сцене в последнем акте для последующего использования в том случае, если потребуется подкрепить выдумку об отдавленной ноге. Но потом он, наверное, сообразил, что после убийства его скорее всего обыщут. Здесь он действовал уже по наитию, без плана, ухватившись за случайное столкновение с кем-то на сцене. Можно себе представить, как он сожалел о своем чрезмерном хитроумии: ведь уничтожить письмо прямо на сцене было нельзя. Наверное, он просто его где-то припрятал, возможно, сунул в стопку чистой писчей бумаги. После обыска он мог его забрать, пока дожидался на сцене мисс Вон. Вы говорили, что в спектакле он всегда долбил по клавише Q. Наверное, он вспомнил, что делился с вами этой подробностью, и, забирая письмо, вытер на машинке все клавиши, кроме Q. Весьма артистично, но, к счастью, Бейли, хвала ему, уже успел проверить машинку и нашел на ней уйму отпечатков Гарденера. При второй проверке их уже не было — не считая отпечатков на клавише Q. Гарденеру все сошло бы с рук, если бы Бейли не оказался таким молодцом.
— Но Стефани Вон призналась, что… — начал Найджел.
— В чем она призналась? Что побывала в квартире Сюрбонадье и попыталась забрать поддельную бумагу, которую, как она знала, он хранил в своей коробке. Что я застал ее там и что она решила, что убедила меня, будто явилась за своими письмами. Что я ее обнимал, что я его худший враг… — Аллейн вдруг замолчал.
В затянувшейся паузе Найджел устремил на друга вопрошающий взгляд.
— А несчастный реквизитор? — спросил он наконец.
— Пропса я никогда не подозревал. Виновный никогда не обличал бы Сюрбонадье так, как это делал он. К тому же бедняге просто не хватило бы ума, чтобы такое сотворить. Он всего-навсего умудрился узнать Гарденера в потемках. Задел его и навел на мысль об отдавленной ноге — такое возможно. Так или иначе, Пропс был готов выгораживать человека, убившего обидчика его девушки. Но, прочитав сообщение об аресте Сейнта, он написал мне записку. Еще он позвонил Гарденеру и, видимо, сказал, что что-то знает. Гарденер предложил встретиться в театре, куда Пропс посоветовал проникнуть через окно в тупике Симонс. Гарденер, накинув манто, обвел вокруг пальца нашего Уилкинза. Переодевание — банальный вымысел авторов детективов, но на то и актерский талант Гарденера. Он мог пойти на этот риск. Вы наведались к нему как раз в тот момент, когда он сталкивал бедного реквизитора в петлю.
Найджел в ужасе внимал подробностям второго убийства.
— Сменщик Уилкинза увидел возвращение пожилого джентльмена в манто и не узнал его. Сегодня утром в квартире проводится обыск. Мы надеемся обнаружить улики изменения внешности. По-моему, в случае Феликса Гарденера присущее большинству убийц самомнение приняло гипертрофированные размеры. Убийство реквизитора было роковой ошибкой, но, с другой стороны, куда ему было деваться? Болван Пропс наверняка заявил ему, что не допустит суда и осуждения невиновного человека. Раз так, от Пропса нужно было избавиться. Избранный способ был неплох. Если бы вы не явились к нему и не выяснили, что он отсутствует, если бы старый слуга не подслушал давным-давно разговор между Гарденером и Сюрбонадье, если бы не следы грима на перчатках, то он мог бы выйти сухим из воды. Мы тоже хороши… Я бы не стал принимать поздравления за раскрытие этого преступления.
— Почему вы так стремились меня прогнать?
— Дорогой мой, вы же с ним были друзьями, его беспокоило, что вы успели подслушать у него в квартире. Короче говоря, он убийца — вот главная причина.
— Неубедительно, Аллейн.
— Просто вам не хочется, чтобы я вас убедил. Знаю, как вы удручены. Вы были сильно к нему привязаны? Отвечайте — сильно?
— Привязанностью это не назовешь, но дружбой, пожалуй, да.
— Где вы были в момент его ареста?
— Стоял под платформой осветителей.
— Тогда вы должны были видеть, как он спускался и как попытался меня лягнуть. Такой же удар он нанес Пропсу, отправляя его в петлю. Видели вы и…
— Да-да, его лицо.
— Своим поведением он буквально подписал себе приговор — на такое я даже не рассчитывал. Отправляя его на лестницу, я знал, что он разыграет ужас при обнаружении самоубийцы. Полагая, что он, возможно, заметит подмену — это же был попросту мешок с грузом, — я собирался посмотреть на его реакцию. Такого полного саморазоблачения я не ждал.
— То есть как?
— Он даже не удосужился толком посмотреть! Увидел нечто скребущее по брезенту сверху и решил, что это ноги трупа. В его мозгу осталась яркая картина — раскачивающееся тело, и, взбудораженный, он даже не стал уточнять, что там висит, потому что это было для него излишне. Он бесподобно разыграл ужас от нежданной находки — мертвого Пропса! Невиновный присмотрелся бы и сразу обнаружил, что на веревке болтается тяжелый мешок.
