— Я это знаю. Но вы видели, что делает Бен? Вцепляется в меня и не отпускает. Поэтому и уход не получается.
— Я посмотрю, что тут можно сделать.
— Кстати, Адам, — вмешалась Елена Гамильтон, — Джона это тоже беспокоит.
— Хорошо, мы это уладим. — Он посмотрел на Перри Персиваля. — Главное — понимать, что мы поставили хорошую серьезную пьесу.
— Пора идти фотографироваться. — Персиваль направился к двери. — А в этом платье, Элла, вы выглядите изумительно. Если, конечно, восхищение маленького актера для вас что-то значит.
— Дорогой, не слишком ли ты строг к бедному Перри? — спросила Елена, когда за ним захлопнулась дверь.
— Твой Перри глуп как пробка, в этом все дело. Он не смог бы сыграть эту роль, как бы ни пыжился, потому что рожден быть на подхвате.
— Но он видит себя в этой роли.
— Если все пойдет хорошо, Бен замечательно ее сыграет.
— Вот именно — если все пойдет хорошо. Адам, я боюсь. Он…
— Ты одета, Элла? Фотограф ждет.
— Да, дорогой, я иду. Туфли пожалуйста, Мартина.
Мартина застегнула ей туфли, открыла дверь. Элегантно приподняв юбки, мисс Гамильтон выскользнула в коридор.
Следуя за ней, Пул бросил Мартине:
— А вам надлежит быть на сцене. Возьмите макияж, зеркало и все, что может понадобиться мисс Гамильтон, чтобы поправить прическу.
Мартина поблагодарила его и принялась собирать вещи. Пул задержался у двери с пальто примадонны в руках. Она ожидала, что он пойдет впереди, но увидела, что он смотрит в зеркало. Там отражались они оба.
— Странно все это, — отрывисто произнес Пул. И сделал ей знак выходить.
3
На сцене Мартина наконец увидела всех актеров, занятых в спектакле. Их было шестеро. И она с ними уже встречалась. Вначале на стенде в фойе, а позднее в гримерной мисс Гамильтон.
Мартина в уме прикинула их амплуа. Елена Гамильтон — несомненно, героиня, Габи Гейнсфорд — инженю, Джей-Джи Дарси — наверное, резонер, Перри Персиваль — скорее всего простак, Кларк Беннингтон — отщепенец или злодей, при этом пьющий, и, наконец, Адам Пул… ему Мартина амплуа подобрать не сумела. Конечно, герой-любовник, но и что-то еще.
В создании спектакля участвовали не только актеры. Сюда, несомненно, следовало включить автора пьесы, доктора Джона Разерфорда, об эксцентрических выходках которого слагали легенды, а также помощника режиссера Клема Смита в красном пуловере и его ассистента. Ну и рабочих сцены. Эти занимались своим делом и обращали на актеров внимания не больше, чем на предметы реквизита.
Сейчас актеры под руководством Адама Пула воссоздавали мизансцены из спектакля. За их действиями с беспокойным вниманием наблюдал пожилой сутулый человек с банкой краски и кистью в руке. Его Мартина видела впервые. Кем он является в театре, было не ясно, но все посматривали на него с уважением и называли Джеко. Одет он был в комбинезон и клетчатую рубашку, из которой торчала птичья голова на длинной шее. Она слегка покачивалась, как будто ее сочленение с верхней частью позвоночника не было как следует закреплено. Его указаниям следовали осветители, рабочие сцены и даже артисты. Он говорил кому-то чуть переместиться, и сцена сразу становилась интереснее. Наконец, когда все уже было готово, в свободное пространство в середине группы, шурша юбками, вплыла Елена Гамильтон и моментально стала центральной фигурой композиции.
— Дорогой, — проговорила она, обращаясь к Адаму Пулу, — не надо вспышки, хорошо? Иначе мы будем выглядеть ужасно, а я особенно, как Третья Ведьма из «Макбета» наутро после сцены с кипящим котлом в четвертом акте.
— Если ты сможешь выдержать не шелохнувшись три секунды, — ответил он, — можно будет обойтись и без вспышки.
— Я смогу выдержать все, если ты подойдешь и поможешь.
— Хорошо, давай попробуем, — произнес он, становясь рядом. — Итак, конец первого акта.
В тот же миг Елена обратила на него взгляд, полный напряженной трагической глубины. Подошел Джеко и одернул ее юбки.
— Джеко не может удержаться, чтобы не прикоснуться ко мне. Право, как-то неловко, — произнесла она, не меняя позы и выражения лица.
Он улыбнулся и неторопливо отошел.
Адам Пул подал знак фотографу:
— Начинаем.
Группа застыла в нужных позах так, чтобы глаз зрителя остановился на двух центральных фигурах, щелкнул затвор камеры.
Все утро Мартина пыталась получить хоть какое-то представление о содержании пьесы, но не смогла. Актеры играли отрывки, выигрышные для фотографии, из чего она поняла, что основной конфликт разыгрывался между персонажами, которых играли Адам Пул и Кларк Беннингтон, причем конфликт идейный.
С одним снимком пришлось повозиться. В нем Пул и Габи Гейнсфорд стояли напротив друг друга, и требовалось, чтобы ее поза и выражение лица повторяли его. Как зеркальное отражение.
Адам Пул казался Мартине человеком вспыльчивым, но с Габи он проявлял безграничное терпение.
— Опять то же самое, Габи, — говорил он. — Вы слишком стараетесь. Джеко сотворил с вами чудо, в смысле грима, но вам не достаточно быть просто на меня похожей. Вам следует быть мной. Надо признать, — он на мгновение замялся, — иногда это у вас получалось. Но лишь иногда. Разве вы не видите, что в этот момент являетесь как бы моей второй сущностью, вступившей в противостояние. Что касается фотографирования, то тут мы можем смошенничать — сделать снимок так, что никто ничего не заметит. Но на спектакле все будет по-честному, вот почему я придаю этому такое значение. Теперь давайте все то же самое, но с текстом. Вы обхватываете голову руками, затем их опускаете, поднимаете голову и медленно встречаетесь со мной взглядом. Поехали.
Мисс Гейнсфорд придвинула лицо к его лицу, он наклонился через письменный стол и прошептал:
— Вам не нравится свое отражение?
В этот момент неожиданно взорвалась смехом мисс Гамильтон. Видимо, Перри Персиваль сказал что-то забавное.
— Елена, ради Бога, — возмутился Пул.
— Дорогой, извини, — отозвалась она и на том же самом дыхании произнесла свою реплику из роли: — «Не надо лукавить. Это ты сам, а от себя не сбежишь».
Габи Гейнсфорд попыталась как-то среагировать, но получилось настолько беспомощно, что Пул махнул рукой.
— Нет, не годится. Повторим.
Они повторяли несколько раз, и атмосфера постепенно накалялась. Был позван любезный, благожелательный Джеко поправить грим Габи, и Мартина увидела, как он промокнул на ее щеке слезу. В этот момент из заднего ряда амфитеатра донеслось рычание:
— Сестра, утешьтесь. Все должны рыдать мы над нашей закатившейся звездой-
Пул бросил взгляд в зрительный зал.
