— Что это за труппа, и какие роли вы играли?
Она рассказала, и Пул задумался.
— Я слышал об этой труппе. Довольно приличная.
— Должна признаться, моя семья небогата. Отец потерял почти все перед войной, во время кризиса. Но мне неплохо заплатили, и я поработала еще на радио. В общем, накопила достаточно, чтобы продержаться в Англии месяцев шесть. Еще подработала на корабле по пути сюда, присматривала за детьми. Все мои сбережения были в дорожных чеках, и в день прибытия их украли вместе с рекомендательными письмами. В банке заблокировали чеки и сказали, что вернут мне деньги, но не раньше чем через месяц. А пока я осталась без ничего.
— И давно вы здесь?
— Две недели.
— Где искали работу?
— В агентствах. И обошла, наверное, все лондонские театры.
— Наш оставили напоследок. Почему?
— Так получилось.
— Вы знали о нашем родстве?
— Да. Мама рассказывала.
— А то, что мы похожи, это вы сознавали?
— Я видела вас в кино и… на фотографиях. Да, некоторые обращали на это внимание.
— И наш театр вы намеренно избегали из-за меня?
— Да.
— Вы знали об этой пьесе? О роли?
Мартине все труднее становилось бороться с усталостью. Она была готова расплакаться и безотчетно провела рукой по волосам. Получился тот самый жест, которого так тщетно Пул добивался от Габи Гейнсфорд.
Осознав это, она спохватилась:
— Я это сделала ненамеренно.
— Но вы знали об этой роли, когда пришли сюда?
— Да. В очередях в агентствах наслушаешься всякого. Одна девушка, за которой я стояла в «Гарнет Маркс», сказала, что в «Вулкане» ищут девушку, похожую на вас. Но так сказала, неопределенно.
— И вы решили попытаться?
— Да. К тому времени я уже была в отчаянии.
— Полагаю, без упоминания о нашем знаменитом родстве?
— Конечно.
— И поскольку роли тут для вас не нашлось, вы устроились костюмершей?
— Да.
Он улыбнулся.
— Просто фантастика! Ну вы заслуживаете уважения, что не заявились нахально как троюродная племянница.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Теперь вопрос: что нам с этим делать?
Мартина отвернулась и стала деловито поправлять развешанные платья.
— Я понимаю, мне нужно уходить. Как-нибудь выкручусь. Вы, пожалуйста, не думайте об этом. У вас и без того забот хватает.
Он встал, тронул ее за плечо.
— Вам никуда уходить не надо. Кстати, а почему вы до сих пор в театре?
Мартина пожала плечами.
— Да вот, собиралась здесь переночевать. В артистической, где спала вчера. Ночной сторож знает.
— Вам заплатят в пятницу. Сможете дотянуть? — Мартина молчала, и его голос заметно потеплел. — Порой я бываю резок, все об этом знают, но, кажется, сейчас я не сказал ничего, что могло бы вас обидеть.
— У меня осталось два шиллинга и четыре пенса.
Пул открыл дверь и крикнул в темноту:
— Джеко!
Она услышала, как скрипнула дверь артистической, и через несколько секунд в гримерную вошел Джеко. В руке у него был планшет с незаконченным рисунком, который он показал Пулу.
— Ну как тебе костюм Елены для карнавала? Теперь остается только сшить. — Джеко посмотрел на Мартину. — Я вижу, тут понадобился мой совет. В чем дело?
Пул развел руками.
— Я собирался сейчас устроить прослушивание. Пожалуйста, обеспечь освещение, а затем сядь в первом ряду и оцени вместе со мной эту молодую актрису.
— Но уже за полночь. Это дитя измоталось, бледное, как Пьеро.
Пул посмотрел на Мартину.
— Это займет не больше десяти минут.
Она встретила его взгляд.
— Я не совсем понимаю, о чем идет речь, но чувствую себя вполне нормально.
Пул удовлетворенно кивнул.
— Тогда давай, Джеко.
Джеко взял Мартину за плечи и мягко толкнул в кресло.
— Внимание, слушайте. Я живу неподалеку отсюда в многоквартирном доме, которым владеет весьма добропорядочная французская семья. Славный дом, уверяю вас. На самом верху, в мансарде, есть комнатка, ну просто загляденье. Как в детской сказке. Плата мизерная, в пределах возможностей некой глупой девушки, которая не хочет признаваться в своих затруднениях. По моей рекомендации эту девушку туда поселят. Должен заметить, что мансарда относится к той части дома, которую арендую я, поэтому платить она будет мне в конце недели. Но я рассчитываю, что в знак благодарности девушка согласится сейчас сделать то, о чем мы ее попросим. И без всяких фокусов.
— О Боже… — Мартина обхватила лицо руками. — Это же так чудесно. Комната в мансарде, с чистой постелью.
— Отлично, Джеко, теперь ступай. — Пул посмотрел на нее. — Я хочу, чтобы вы расслабились. Не думайте ни о чем конкретном. Сегодня вы будете спать в чистой постели. Все будет хорошо.
Уютно гудел газовый обогреватель, в гримерной пахло косметикой и розами.
— Вы курите? — спросил Пул.
— Иногда.
— Тогда пожалуйста.
Мартина прикурила и с наслаждением вдохнула дым. Пул вышел в коридор и там закурил свою сигарету. Минуты через три издалека что-то крикнул Джеко, и Адам Пул вернулся в комнату.
— Пойдемте.
На сцене софиты освещали небольшой островок, где стояли стол и два стула. Вокруг висела синеватая мгла. Мартина опустилась на стул.
Адам Пул ободряюще улыбнулся.
— Сидите смирно и слушайте. Вы в холле старого дома, когда-то он был роскошный, но теперь пришел в упадок. Вы девушка незаурядная, с большими запросами. Вам тесно в этом доме. Вы мечетесь по нему, как наполненный злобой горностай в клетке. Что там до этого происходило, сейчас не важно. По другую сторону стола сидит тот, к кому вас неодолимо тянет, кто родственен вам по крови. Но главное то, что вы являетесь как бы его копией, и внешне, и внутренне. Причем копией искаженной, как в кривом зеркале. Через несколько секунд вы поднимете голову и посмотрите на него. Он сделает жест, и вы его повторите. Непроизвольно. Затем спросите: «Вам не нравится свое отражение?» В этом вопросе должна ощущаться мистическая жуть и… тоска. Посидите, подумайте об этом. А затем поднимите голову и начинайте.
На Мартину вдруг накатила такая усталость, что только стол, за которым она сидела, подперев руками голову, мешал ей соскользнуть на пол. Слова Пула входили в ее сознание как голос гипнотизера, и от этого она пришла в такое состояние, которое вымаливают у Бога актеры и которое так редко им даруется. Полное перевоплощение. Причем она была одновременно собой и той девушкой из пьесы. Она управляла ею, руководила ее действиями. И то, что она любит сидящего напротив мужчину, казалось совершенно естественным. Когда она наконец подняла лицо и посмотрела на него, а затем повторила жест, ей казалось, что она смотрит в зеркало.
